3
Каждую весну судакские ребята ходят на Капсель «топтать» камбалу и ловить на камнях крабов. Камнями называют здесь плоское дно у берега, устланное большими плитами, густо поросшими грубыми от старости водорослями. Кем были уложены эти плиты, никто не помнит. Между плитами встречаются песчаные пятачки.
В конце апреля — начале мая крабы выползают на эти плиты метать икру. Крабы огромные, в два сложенных вместе кулака. С ними надо быть осторожными. Впервые увидев краба среди водорослей, Юра схватил его и сейчас же был наказан. Краб впился клешнями в его пальцы, да как, до крови! Клешню с трудом разжали даже после того, как ее отломили от туловища краба. Местные опытные ребята пускались на хитрость: на правую руку надевали перчатку не до конца, а так, чтобы перчаточные пальцы свисали. Краб хватает конец перчатки клешнями, а тут-то его и вытаскивают.
Вода холодная, зубы сразу начинают стучать. А уйти жаль. Крабов много. В первый день ловли — это было еще при советской власти, когда можно было идти на море еще затемно, — Степа наловил шестьдесят три краба, Сергей — пятьдесят пять, Манас — пятьдесят, а Юра — тридцать шесть штук!
Если бы кто со стороны посмотрел на мальчиков! Тело синее, дрожат, кожа в пупырышках. Погреются у костра из бурьяна и топляка, собранного на берегу, и опять за ловлю.
Камбалу «топчут» везде, где мелко. Двигаешься по дну короткими шажками, пока не наступишь на островатые шипы плоской рыбы. Тогда ставь другую ногу рядом с первой, осторожно просунь между ступнями острогу и — раз! Потом иди «топчи» в другом месте, пока опять не наткнешься на рыбину. Камбала будто нарочно собирается на песчаных пятачках. Только старайся не наступить на морского кота. Манас один раз наступил, и тот как долбанет его хвостом-ножом выше пятки! Потом долго не заживало.
Пошли за крабами и теперь, при немцах. Но только поднялись по дороге к Алчаку, чтобы спуститься на Капсель, как навстречу разъезд — трое черных гусар. Остановили, спросили, почему так рано идут, еще темно. Мальчики объяснили — ловить крабов.
— Цурюк!
Все просили, и Юра просил, но немецкий фельдфебель знал только два слова: «Цурюк!», «Ферботен!»
Юра очень огорчился. Берданку отобрали. Теперь даже камбалу запрещают «топтать». А ему так хотелось порадовать маму и Ганну свежей рыбой. Главное, Оксану надо подкормить. Она стала совсем тоненькая и какая-то прозрачная. Мама говорит, что ей не хватает мяса, а откуда его взять — без берданки и зайца не убьешь. Все труднее доставать продукты, а цены такие, что мама чуть не плачет, а Ганна ругается всеми украинскими ругательствами, какие только существуют.
Неслышно ступая постолами по каменистой тропинке, Юра возвращался с Капселя на дачу. Солнце еще не вышло из-за гор, только вершины их были освещены. Проходя мимо тарапана, он услышал приглушенный голос. Кто бы это мог быть?
Юра подкрался, прислушался. Мужской голос… Эх, берданки нет! Вдруг ему почудился голос Ганны. Что случилось? Он, не раздумывая, рванул половинку дверей тарапана на себя, и она со скрипом распахнулась. Две фигуры, сидевшие там на низких бочонках, вскочили. В полутьме Юра различил Ганну в бушлате. А рядом с ней какой-то незнакомый мужчина, в сапогах, кепке, пиджаке.
— Чего тебя принесло сюда, парень? — смущенно вполголоса сказал человек.
И Юра сразу узнал его: так это же Гриша-матрос!
— Дядя Гриша! — обрадованно воскликнул Юра.
— Тише, тише ты, не ори! И дверь прикрой… — сказал Гриша и приложил палец, к губам. — Ну, раз пришел, то садись, рабочегвардеец, и молчок… Смотри! Меня здесь не было, ты меня не видел и не слышал. И ребятам не проговорись. Тайна! И вопросов не задавай!
Все уселись на бочонки. Десятки вопросов к Грише вертелись на языке у Юры, но он молчал.
— Так я все поняла, Гриша, — чуть слышно сказала Ганна. — Будет сделано, постараюсь уж. И Семену скажи, чтоб не беспокоился… А ты про Алушту хотел рассказать, — напомнила она.
Матрос недовольно посмотрел на Юру, свернул цигарку. Он курил жадно, короткими, торопливыми затяжками.
— Лады, пусть хлопец и про такое знает!..
И он бурно вздохнул и заговорил, будто с самим собой, будто Ганны и Юры не было здесь.
— Гады! Заманили советское правительство Крыма, поубивали наших товарищей комиссаров… — Он бросил окурок, придавил его сапогом и яростно повторил: — Гады! Когда немцы вломились в Крым и двинулись вглубь, решено было большую часть совнаркомовцев с важными документами спасать, отправить в Советскую Россию. А каким путем им ехать? Дороги в Россию за хребтом уже перехватили немцы. И через Украину не проедешь… Решили ехать береговой дорогой, через Ялту, Алушту, Судак и Феодосию, в Керчь. А там переправиться на Северный Кавказ, где советские войска. Путь вроде надежный, от немцев свободный. Но ночью на двадцать первое апреля в Алуште власть захватили повылезавшие из нор курултаевцы и офицеры. Председателя и членов Алуштинского ревкома и командиров Красной гвардии арестовали… Так, значит…
Матрос с силой стукнул кулаком по стоявшему рядом бочонку и густым шепотом — будто шмель гудит — продолжал:
— А той же ночью из-под немецкого носа выскользнули народные комиссары. Поехали из Симферополя в Ялту горной дорогой, через Ай-Петри, чтобы оттуда податься на Алушту.
— Так ведь в Алушту нельзя было! — перебила Ганна.
— А кто знал? Приехали в Ялту. В городе советская власть. Позвонили в Алушту, как, мол, там, у вас. Отвечают — полный порядок. Оказывается, офицер заманивал… Ну, вперед пустили автомобиль с разведчиками. Дорога в горах знаешь какая: развернуться на шоссе не всегда можно, справа, слева — лес, обрывы, скалы… Но вроде все спокойно. А невдалеке от Алушты, у деревни Биюк-Ламбат, смотрят — лежит поперек дороги бревно. За поворотом тоже бревно. «Сдавайтесь!» — кричат сверху и как брызнут пулеметной очередью. Ну, братва так и посыпалась с автомобиля, залегла вдоль шоссе. А из леса на них татарская контра!
— А они бы их гранатами, гранатами! — не выдержал Юра.
— Так с обеих сторон офицеры и курултаевцы сидят за каменюками. Куда подашься? Все это потом рассказал нам дружок мой. Он один из разведки сумел раненый рвануть в лес и припустил назад, к двум автомобилям, в которых народные комиссары ехали. Куда там! Тем автомобилям тоже путь сзади и спереди преградили. Стрельба идет, гранаты рвутся… Захватила белогвардейская сволочь наше крымское правительство, навалились скопом. Ведь наших человек двенадцать в тех машинах ехало, не боле…
Гриша наморщил лоб и уставился на Юру, будто только сейчас его увидел.