class="p1">– Что тебя терзает? Чувство вины? Или ты думал, что тебя не найдут, и потрясен арестом?
Антонид задавал вопросы быстро и четко.
Ничего не ответив, Ферк опустил взгляд. Он думал о том, что не вынесет пыток.
По приказу Антонида в комнату вошли два старых солдата. Вели себя они спокойно и невозмутимо, словно их ожидало знакомое, привычное дело.
– Мне надо, чтобы он назвал имена, – сказал палачам Антонид. Повернувшись к Ферку, военный советник взял его за подбородок, поднял голову и еще раз посмотрел торговцу в глаза. – Если эти двое начнут, остановить их будет очень трудно. Они любят свое дело. Ты хочешь что-нибудь сказать?
– Республика стоит жизни, – ответил Ферк, не отводя взгляда.
– Республика мертва, но я рад встретить человека, верящего в идеалы. Что ж, посмотрим, насколько крепка твоя вера, – сказал Антонид, улыбаясь.
Когда первая железная игла коснулась его пальца, Ферк попытался отдернуть привязанную руку.
Антонид недолго наблюдал за работой палачей. Он не выдержал мучительных стонов, хруста костей, криков боли и, морщась от тошноты, подкатившей к горлу, поспешил наверх, на свежий ночной воздух.
Все существо несчастного торговца переполнилось ужасной и мучительной болью. Ферк не думал, что это будет так страшно и унизительно. Повернув голову к одному из истязателей, он постарался рассмотреть черты его лица, но увидел лишь расплывающееся белое пятно. Разбитые окровавленные губы не слушались, и он с трудом простонал:
– Если любите Рим, убейте меня. Убейте быстрее.
Палачи переглянулись и, немного помедлив, снова взялись за дело.
Бывшие пленники сидели на песке, дрожа от холода, и ждали, когда появится солнце и согреет их. Прополоскав лохмотья в морской воде, римляне вместе с грязью смыли отчаяние многомесячного заточения в вонючей камере, но сушить одежду пришлось на своем теле.
Рассвет наступил быстро. Люди зачарованно следили за тем, как встает солнце. Очень долго, с того дня, как погиб «Ястреб», у них не было возможности наблюдать это великолепное зрелище. При свете солнца римляне увидели, что находятся на узкой песчаной косе, тянувшейся вдоль незнакомого берега. На сколько хватало глаз, его покрывал густой кустарник. Примерно в полумиле от их местонахождения в стене зарослей Пракс обнаружил широкий проход, выводящий на дорогу, – перед рассветом он отправился разведать местность. Бывшие узники понятия не имели, где их высадил капитан пиратского судна, но похоже было, что неподалеку живут люди. Для пиратов важно, чтобы пленники, заплатившие выкуп, возвратились домой. Значит, эта дорога выведет их к какому-нибудь жилищу. Пракс считал, что они находятся на северном побережье Африки. Он заметил несколько знакомых деревьев, да и птицы, летавшие над головами, на родине не водились.
– Где-то недалеко римское поселение, – уверенно сказал Гадитик. – Вдоль берега их сотни, и мы не первые узники, которых здесь высаживают. Наверняка сюда заходят торговые корабли. Еще до конца лета мы попадем в Рим.
– Я не поеду, – заявил Юлий. – Не хочу возвращаться в лохмотьях и без денег. Я выполню то, что обещал капитану.
– А что ты можешь? Даже будь у тебя корабль и люди, потребуются месяцы, чтобы найти одного капитана из сотен, – возразил центурион.
– Я слышал, как эти негодяи называли его Цельсом. Есть с чего начать поиски.
Гадитик вздохнул:
– Послушай, Юлий. Я не меньше тебя хочу поквитаться с ублюдком, но это просто немыслимо. У нас нет ни оружия, ни денег, чтобы набрать команду.
Юлий твердо посмотрел на центуриона:
– Значит, добудем золото и снаряжение, потом наберем команду, найдем корабль и отправимся на охоту. Станем действовать в такой последовательности.
– Добудем?.. – спросил Гадитик, пристально глядя Юлию в глаза.
– Что ж, я сделаю это один, хотя потребуется чуть больше времени. Но если вы останетесь, то у меня есть план, как забрать наши деньги и с честью вернуться в Рим. Я не хочу ползти к родному порогу как побитая собака.
– Мне эта мысль тоже не по нраву, – согласился центурион. – После уплаты выкупа моя семья обречена на нищету… Жена будет счастлива, когда я вернусь, но потом придется влачить жалкое существование. Я согласен выслушать твои соображения. Вреда не будет, если мы обсудим твой план.
Юлий взял его руку, крепко пожал, затем повернулся к остальным:
– Ну а вы? Вернетесь домой, как обиженные дети, или готовы потратить несколько месяцев и обрести то, что потеряли?
– У них в сундуках не только наши деньги, – размышлял вслух Пелита. – Они постоянно держат на корабле добытое золото и серебро. Значит, и казна легиона еще там.
– Это собственность легиона! – твердо заявил Гадитик. К нему вернулся командный голос. – Нет, парни. Я не вор. На серебре легиона стоит печать Рима. Оно пойдет тем, кто за него служил.
Все одобрительно закивали.
– Вы рассуждаете так, словно золото перед вами, – подал голос Светоний. – Оно на корабле, плывущем далеко в море, а мы – голодные оборванцы, затерянные на чужбине!
– Ты прав, – ответил Юлий. – Лучше пойдем по дороге. Она достаточно широкая – значит где-то недалеко деревня. Поговорим о деле, когда снова почувствуем себя римлянами, сбреем бороды и поедим по-человечески.
Все двинулись за Юлием к проходу в кустарнике, оставив Светония на берегу с открытым ртом. Через несколько секунд он захлопнул его и рысцой побежал догонять товарищей.
Пока Антонид рассматривал обезображенный труп, некогда бывший Ферком, палачи безмолвно стояли у него за спиной.
Брезгливо морщась, их начальник смотрел на обуглившиеся ступни и радовался, что сумел немного поспать, пока мучители занимались подозреваемым.
– Он ничего не сказал? – переспросил Антонид, удивленно покачав головой. – Клянусь Юпитером, чего вы с ним только ни делали… Как человек может вынести такое?
– Возможно, он ничего не знал, – угрюмо произнес один из палачей.
Антонид помолчал.
– Возможно. Для большей уверенности надо было привести сюда его дочерей.
Казалось, страшные увечья, нанесенные Ферку, гипнотизируют Антонида; он близко наклонился к телу, рассматривая каждый ожог, каждую рану, и негромко посвистывал сквозь зубы.
– Поразительно. Не думал, что в нем столько мужества. Он даже не пытался назвать вымышленные имена?
– Нет, господин. Он не сказал ни слова.
За спиной Антонида солдаты обменялись выразительными взглядами. Спустя секунду их лица снова стали безразличными и непроницаемыми.
Варрон Эмилан, радостно улыбаясь, пригласил оборванных офицеров в свой дом.
Уже пятнадцать лет минуло с тех пор, как он вышел в отставку, но Варрон не забыл жизнь в легионе и готов был помочь молодым людям, которых пираты высадили на пустынный берег. Они напоминали ему о большом мире, существующем где-то далеко и не имеющем никакого отношения к здешней спокойной, размеренной жизни.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, друзья, – приговаривал он,