несколько минут назад рыдала в объятиях одного из сотрудников.
— Я живу только ради сына, — сказала она. — Его не было со мной семь ужасных, ужасных месяцев, он сбежал, скрылся куда-то. Но вот я наконец нашла его и хочу, чтобы он вернулся домой. Вместе со мной!
Хорт вздохнул:
— Миссис Дэйнол, Линкири сейчас не в себе, у него крайне опасная форма сумасшествия. Если вы внимательно прочли табличку на дверях, то, должно быть, уже знаете, что это правительственный госпиталь. Он убил девушку.
— Значит, она того заслуживала.
— Она ухаживала за ним в течение семи месяцев, миссис Дэйнол.
— Не иначе, она соблазнила его.
— Оба они вели активную половую жизнь, причем по обоюдному согласию.
На лице миссис Дэйнол мелькнула гримаска ужаса:
— Это мой сын сказал вам такое?
— Это было зафиксировано в полицейском рапорте. Свидетельские показания жильцов снизу.
— Навет.
— У правительственных структур на этой планете очень ограничен бюджет, миссис Дэйнол. Большинство людей вынуждено жить в квартирах, где личные отношения невозможно сохранить в тайне.
При мысли о несчастных бедняках, ютящихся в правительственных кварталах этой погруженной в вечную ночь столицы на сумрачной планете-колонии, миссис Дэйнол передернулась — не иначе, от отвращения.
— О Господи, как я мечтаю улететь отсюда и никогда, никогда не возвращаться, — проговорила она.
— Да, одним выстрелом вы убили бы двух зайцев, — ответил Хорт. — Ваш сын также ненавидит эту планету.
Вернее, ненавидит то, с чем ему пришлось столкнуться здесь.
— Я понимаю. Эти монстры-дикари — да и городские тоже мало чем отличаются от дикарей.
Хорт мог лишь подивиться этой оригинальной демократии — похоже, по сравнению с собой дамочка считала всех людей низшими созданиями, а следовательно, в ее глазах все были равны.
— Как бы то ни было, пока Линкири должен оставаться в больнице, мы попробуем вылечить его.
— Поверьте, я не меньше вашего желаю его излечения.
Пускай он снова станет милым, любящим мальчиком, которым был когда-то — я поверить не могу, что он действительно убил ее!
— Убийство произошло на глазах у семнадцати свидетелей. Двое из них госпитализированы — после того как попытались оттащить его от трупа. Его виновность в ее смерти не вызывает сомнений.
— Но зачем?! — взволнованно воскликнула она, грудь ее заходила от бурной страсти — подобный всплеск эмоций удивил даже Хорта, которому не раз приходилось сталкиваться с эксгибиционистками. — Почему он убил ее?
— Дело в том, миссис Дэйнол, что, если не принимать в расчет цвет ее волос и несколько лет разницы в возрасте, эта девушка была точной вашей копией.
Миссис Дэйнол моментально напряглась:
— Боже мой, доктор, да вы шутите!
— По прибытии сюда Линк находился в полной прострации, единственное, в чем он был твердо уверен, так это в том, что убил он именно вас.
— Это ужасно. Отвратительно.
— Порой он плачет и извиняется перед кем-то, говорит, что больше никогда так не поступит. Однако чаще всего он лишь хихикает, довольно язвительно, будто одержал победу в какой-то очень важной для него игре, которая раньше заканчивалась неизменным поражением.
— Так, значит, вот что теперь выдается за психологию на этой Богом проклятой планетке!
— Да, и не только на этой «планетке», но и на самом Капитолии, миссис Дэйнол. Как я уже говорил, степень я получил именно там. Если желаете, можете проверить. — «Дьявольщина, — подумал про себя он, — с чего я вдруг оправдываюсь перед этой бабой?» — Мы сочли, что, если ваш сын увидит вас целой и невредимой, это поспособствует его выздоровлению.
— А ведь он и в самом деле пытался задушить меня!
— Судя по вашему рассказу, да. Также вы заявили, что хотите забрать его домой. Вы продолжаете настаивать на этом решении?
— Я хочу, чтобы его побыстрее вылечили, хочу, чтобы он поскорее вернулся! С тех пор как умер его отец, у меня никого не осталось, я люблю его больше всех на свете!
«Да нет, похоже, себя вы любите больше, — чуть не съязвил Хорт, но сдержался. — Вот черт, я, похоже, начинаю судить ближнего».
Прозвенел зуммер, и Хорт, порадовавшись про себя неожиданной передышке, нажал на кнопку, открывающую дверь. Через порог шагнул Грэм, главный санитар. Он выглядел обеспокоенным.
— В это время я обычно вывожу Линкири в туалет, — начал он как всегда с середины. — Все обыскал, нет его в комнате. Перевернули вверх дном весь госпиталь. Нет его.
Как нет?! — Миссис Дэйнол судорожно втянула воз дух.
— Это его мать, — объяснил Хорт.
Грэм продолжал рассказывать:
— Он вскарабкался на потолок и пролез в вентиляционную систему. Мы понятия не имели, что он настолько силен.
— Да уж, замечательная больница!
— Миссис Дэйнол, — раздраженно произнес Хорт, — как больница этот госпиталь — чудо техники, один из самых лучших. Только вот при строительстве как-то не учли, что в будущем он также будет выполнять тюремные функции. Можете подать в суд на правительство. — «Дьявол, снова защищаюсь. А сучка все тычет и тычет в меня своей грудью. Кажется, я начинаю понимать Линкири». — Миссис Дэйнол, пожалуйста, подождите нас здесь.
— Сейчас, как же.
— Тогда поезжайте домой. Обещаю, мы будем держать вас в курсе. Как только что-нибудь станет известно, мы вам сообщим.
Она яростно сверкнула глазами.
Он устало кивнул.
— Что ж, как знаете. — И опустил в карман пульт управления дверью. Выйдя из комнаты, он нажал кнопку, и дверь захлопнулась прямо перед носом у миссис Дэйнол, попытавшейся было последовать за ним. Заперев ее в кабинете, Хорт испытал какое-то нездоровое удовлетворение.
— Да я бы и сам ее задушил, — поведал он Грэму. Тот с миссис Дэйнол еще знаком не был и поэтому на грубость доктора отреагировал несколько встревоженно. — Шутка.
Убийцей я становиться не собираюсь. Ну и куда паренек подевался?
Грэм не знал, поэтому они отправились обыскивать окрестности.
Линкири беспомощно жался у ограждающего правительственные постройки забора — сотни миль тяжелой стали защищали цивилизацию от дикой планеты. Вечерний ветерок уже колыхал густую траву, катая по равнине зеленые волны — отсюда-то и пошло название планеты, Пампасы.
Солнце зависло на расстоянии двух пальцев от горизонта, Линкири был как на ладони в этой открытой местности. Со всех сторон его окружала опасность: полицейские наверняка уже ищут его, тогда как за ближайшим холмом, должно быть, притаились ваки — каждый заплутавший ребенок неизбежно становился жертвой ваков, они подкарауливали маленьких детей и ели их на ужин.
«Но я-то не ребенок», — подумал он.
Он посмотрел на свои руки. Они были большие, сильные — и в то же самое время такие нежные, мягкие, чувствительные, руки художника.
— Ты прирожденный художник, — вновь услышал он голос Зэд.
— Я? — переспросил