язык их и поведанные в них истории так или иначе присутствуют во всем, что я пишу, и во всем, что я есть».
Последний летописец «Книги Мормона», Морони, отзывается о самом писании как о подведении итогов предыдущих хроник. С самого начала и до конца читателя не оставляет впечатление, что история, рассказанная в «Книге Мормона», тщательнейшим образом составлена, вымерена и ужата до предела, чтобы полностью исследовать эволюцию моральных и духовных ценностей человечества. В результате было создано нечто наподобие книжных «американских горок»: нации существуют в мире, праведности и процветании, затем их охватывает гордыня, они впадают в грех, начинают разрушать все и вся и, только заново открыв для себя законы праведности, восстают из пепла. Каждый эпизод очень краток и направлен на освещение чего- то одного, здесь ведется речь не о человеке, а о жизни, которую он прожил. Даже самые важные персонажи весьма абстрактны, их жизни служат лишь мотивом для создания панорамы истины.
Как фантастический роман «Хроники Вортинга» преследуют ту же цель. Ранние истории были ужаты до такого состояния, что некоторые, это, в частности, относится к циклу «Лес Вод», практически исчезли. «Ферма Вортинга» и «Постоялый Двор Вортинга», первые два рассказа из данного цикла, были включены в главу под названием «Ферма Вортинга»; их внутренняя структура настолько изменилась, что они уже не воспринимаются как отдельные повествования. В романе больший упор делается на засуху, нежели на глаза и проклятие Вортинга. И только «Медник» сохранился практически в первозданном виде. Версия рассказа, содержащаяся в этой книге, была впервые опубликована в журнале «Вечность НФ» в 1980 году; поскольку «Медник» неоднократно перерабатывался, сейчас он обладает более целостной структурой, нежели «Ферма Вортинга» и «Постоялый Двор Вортинга». Этот рассказ вобрал в себя все основные черты творчества Карда, как, впрочем, и повесть «Игра Эндера», появившаяся в 1977 году. Основная проблема, поднятая в рассказе, состоит в том, что индивид, обладающий каким-то весьма специфическим талантом-даром, должен нести ответственность за благополучие общества, неспособного даже понять природу своего спасителя. Практически все персонажи Карда так или иначе соответствуют данному типажу: Ланик Муэллер из «Планеты по имени Предательство», Анссет из «Повелителя песен», Пэйшнс в романе «Вирмы», Пастырь в рассказе «Королевское мясо».
И конечно, нельзя не упомянуть основных двух героев Карда — Эндера Виггина из цикла «Игра Эндера» и «Голос Тех, Кого Нет» и Элвина Миллера-младшего из серии «Истории Элвина-Создателя». Однако в отличие от остальных работ «Медник» весьма трагичен. Спаситель принесен в жертву, что влечет за собой еще больше смертей и страданий, которые только в далеком будущем смогут переродиться в великую надежду. Джон Медник — один из христианских персонажей Карда, хотя и не самый удачный. Его функции ограничены, сжаты, но тем не менее важны. Может быть, именно поэтому «Хроники Вортинга» практически целиком сохранили его историю, тогда как от «Фермы Вортинга» и «Постоялого Двора Вортинга» практически ничего не осталось.
В главе с соответствующим названием «Зимние сказки» Кард воссоздает канву истории Джона Медника. Девочка Сала извлекла это сказание из воспоминаний Юстиции, дальнего потомка Язона Вортинга и, по сюжету романа, полубогини. Повествование во многом лишилось описательной силы, но только потому, что должно было соответствовать словарному запасу и строю речи маленькой девочки, которая сама не уверена в точности переложения истории.
В то же самое время Сала дает весьма интересные намеки на то, как следует толковать рассказ. Джон Медник убит потому, говорит она, что людям Вортинга «не нужен был бог, который не мог уберечь их от всех напастей на свете». Смысл написания Кардом «Медника» становится значительно яснее, когда история излагается устами ребенка. Ужатие рассказа до нескольких абзацев подчеркивает христианскую суть страданий и смерти — точно так же Морони в «Книге Мормона», сокращая ранние хроники, выводит на первый план трансформацию духа. Как отдельное произведение этот рассказ исполнен чувств, проникнут идеями альтруизма и человечности, но, становясь частью большего повествования, эта история приобретает одновременно и более узкий, и более широкий смысл, как это парадоксально ни звучит. Она теряет силу отдельного законченного рассказа, зато становится ключом к морали всего произведения.
Однако публикация в данном издании «Фермы Вортинга», «Постоялого Двора Вортинга» и «Медника» преследует несколько иные цели, нежели простое восполнение недосказанного когда-то Кардом. Эти рассказы призваны продемонстрировать многослойность произведений Карда. Как эпизоды отдельного романа «Хроники Вортинга» они подчеркивают умение писателя подчинить себе сюжет и заставить повествование служить каким-то конкретным целям. Здесь же можно заметить тень «Книги Мормона», ведь рассказы эти являются, по существу, оригинальными документами, вплетенными Кардом в паутину миров Вортинга. Иной взгляд на вещи, особое прочувствование на призвания и цели, алмазная огранка персонажей и, самое важное, акцент на морали ответственности — все это демонстрирует, насколько близко мировоззрение Карда к мировоззрению творцов «Книги Мормона». Рассказ захватывает сам по себе, однако притягательность его кроется не только в сюжете, но и в самой — реальной или выдуманной — сути повествования. В руках Карда история становится силой, персонажи обретают особую значимость, и таким образом рассказчик достигает уровня поэта-проповедника, неся Истину посредством иллюзии вымысла.
Тысяча Дубов, Калифорния
январь 1989 г.