поглощать завтрак.
— Ну вот видишь, вкусно же?
Она не ответила.
— Я надеюсь, ты обдумала мое предложение. Если ты согласишься, я прямо сейчас велю снять с тебя цепь, привести в порядок и вернуть обратно в спальню.
Катя закинула в себя кусок тоста целиком, залпом выпила стакан сока и спросила в ответ, доедая глазунью:
— И что будет потом?
— Как что? Мы приступим к зачатию.
— Прямо так сразу?
— Не вижу причин тянуть. Потребуется еще целых девять месяцев прежде, чем мы сможем приступить к новому зачатию.
— Ты что, хочешь из меня свиноматку сделать?
— Я сделаю из тебя все, что потребуется, — он ехидно улыбнулся.
Упрямая проигнорировала его слова. Пусть наслаждается своим тщеславием. Она доела все, что ей принесли, поставила поднос на пол, взяла салфетку, протерла рот и спокойно ответила:
— Нет.
— Что нет?
— Я не согласна. Спасибо за завтрак.
— Ах так! — в ярости выкрикнул он и отшвырнул поднос в сторону. Тарелки с грохотом разлетелись на осколки. — Ты еще пожалеешь, тварь!
Он замахнулся для удара, но девушка тут же ответила:
— Ну давай, бей. Ты же можешь бить только тех, кто слабее тебя! — Пенек остановился, а Катя продолжала. — Ты даже зассал сразиться с Дядькой! Сам вызвал его на бой, имея явное преимущество, и зассал! Сколько силой тебя ни наделяй, ты так и будешь мелким ссыкливым неудачником!
Стас некоторое время постоял так, задрав руку. Затем успокоился, посмотрел на девушку взглядом, полным ненависти. Хотя Катя отчетливо различала в нем другую эмоцию: обиду. Обиду за то, что она оказалась права и зацепила его за живое. Обиду за то, что эта правда, словно кислота, сейчас разъедала его душу и разум, и он ничего не мог с этим поделать. От этой мысли Упрямой неожиданно стало очень смешно. Голая, грязная и прикованная цепью тут она, а униженным неудачником все равно остается Пенек.
Она рассмеялась. Искренне. Может быть, в этом смехе было и немного истерики, но лишь самую малость.
— Заткнись! — закричал он.
Катя его проигнорировала. Стас разозлился еще больше. Он скорчил гримасу, резко залез к себе в карман, достал оттуда небольшой пульт и в ярости надавил на кнопку. Упрямую тут же поразило сильнейшим разрядом тока через ошейник.
— Заткнись! — снова выкрикнул Пенек, продолжая яростно давить на кнопку, и тыча пультом девушке в лицо.
Разряд в горло оказался очень сильным. Все тело трясло, и мысли тут же растворились. Стало тяжело дышать.
— Ты будешь моей! — пробивались через дикую боль его крики. — Сейчас, через месяц, или через год! Я буду держать тебя тут столько, сколько потребуется, тупая тварь!
Запахло чем-то паленым. Катя начала терять сознание. В последнее мгновение Стас убрал палец с кнопки, и девушка свалилась лицом в бетонный пол, не в силах пошевелиться.
— Лежи отдыхай. Думай. Я приду через две недели, — он вышел из комнаты вместе с охраной и захлопнул дверь.
Упрямая, кряхтя, доползла до матраса. Мышцы продолжали сокращаться. Минут через пять дверь открылась, и внутрь залетело ржавое стальное ведро.
— Как пользоваться разберешься! — раздался голос Шторма через охранника через щель.
После этих событий заточение превратилось в день сурка в аду. Раз в сутки дверь открывалась, и через зазор внутрь заталкивали поднос, на котором была только вареная гречка с дольками мяса птицекрыс, кусок черствого хлеба со вкусом земли и вода. Через пару часов внутрь входил болванчик, забирал пустой поднос, и в этот момент, чтобы девушка ничего не могла сделать, на цепь подавалось электричество. Катя даже начала толкать поднос к самой двери, чтобы время забора посуды было как можно короче.
Несмотря на то, что в этом подвале (если, конечно, это был именно подвал) не имелось ничего, кроме голого бетона, внутри было довольно жарко и душно. По всей видимости, лето решило наступить на полную катушку, с максимально высокой температурой. Поэтому из-за вечной жары начиналась головная боль и тошнота. Когда приносили еду, Катя просто не могла ее есть, потому что пища очень быстро просилась обратно. Но болванчикам, контролируемым Стасом, было пофигу, поэтому ровно через два часа они забирали поднос со всем, что там осталось, разумеется, не забыв включить электричество.
Катя постоянно думала о вариантах побега, но ей не приходило в голову ничего, особенно учитывая, что эта голова постоянно болела. Очень часто она и вовсе теряла сознание от ударов током и, когда приходила в себя, несколько часов вообще не могла вспомнить, что происходит. Да и вариантов, собственно, никаких. У камеры заключения не было ни окон, ни вентиляции, цепь и замок настолько толстые и прочные, что как-то вырвать их или снять невозможно. Да и даже если бы она смогла вырваться из камеры, за ее пределами в таком состоянии из самого центра Цитадели она бы просто не смогла далеко уйти.
Как девушка ни старалась держаться, постепенно она приходила к пониманию, что вариант только один: соглашаться.
Следующий визит Пенькова произошел неожиданно. Катя в очередной раз вырубилась, когда ее окатили ледяной водой. На фоне уже привычной жары это был настолько резкий контраст, что она даже завизжала.
— Ну что, моя телочка уже готова? — вместо приветствия сказал он.
— Твоя телочка — это… — говорить было тяжело. — Твоя телочка — это твоя мамаша.
Стас, не подавая эмоций, нажал на кнопку пульта. Из-за мокрого тела и пола вокруг разряд оказался намного ощутимее.
— Как тебе? — спросил он, отпустив кнопку. — Прикольно? Считай, это будет новый уровень ощущений. А то ты, я смотрю, уже привыкать начинаешь.
— Зачем ты это делаешь? — Катя пыталась отдышаться. — Просто убей меня…
— Я тебе рассказывал, зачем я это делаю. У тебя до сих пор есть выбор.
— Ты можешь сделать себе целый гарем… Да ты его уже сделал. Зачем тебе