Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наблюдая за Никки, она заметила, что он все время держится рядом с Гарри Партриджем, порой буквально мешается под ногами. Гарри, словно магнит, притягивал Никки. Даже и сейчас, на лодке, он пристроился рядом с Гарри, прижался к нему, и Гарри, судя по всему, не против такой близости. Гарри обхватил Никки за плечи, и они как бы слились воедино.
Джессике было это приятно. Частично чувства Никки объяснялись тем, что Гарри в его глазах — а иначе и быть не могло, подумала она, — был прямой противоположностью злоумышленникам, этой банде, по чьей милости они пережили такие ужасы, — Мигелю, Баудельо, Густаво, Рамону.., и другим — известным и неизвестным.., ну и, конечно, Висенте и Сокорро.
Но было тут и еще кое-что. Инстинкт никогда не обманывал Никки. В свое время Джессика любила ведь Гарри — да в известном смысле любила и сейчас, — особенно когда к любви прибавилась благодарность. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ее сын разделял это чувство.
Сейчас Никки, казалось, спал, притулившись к Партриджу. Осторожно переложив мальчика, Партридж пересел к Джессике. Фернандес, заметив это, тоже пересел, чтобы не нарушилось равновесие в лодке.
Как и Джессика, Партридж думал о прошлом… Даже за то короткое время, пока они были вместе, он увидел, что она не изменилась. Все, что так восхищало его в ней — смекалка, воля, тепло, ум и изобретательность, — все эти качества по-прежнему присутствовали. Партридж чувствовал, что, побудь он с Джессикой подольше, — и старая любовь оживет. Будоражила мысль — вот только этого никогда не будет.
Джессика повернулась к нему лицом, как бы прочтя его мысли. Он еще с тех далеких дней помнил, что так часто бывало.
— Тебе случалось терять надежду, пока ты была там? — спросил он.
— Временами я была близка к этому, хотя совсем никогда не теряла, — ответила Джессика. И улыбнулась:
— Конечно, если бы я знала, что ты взялся нас спасать, я бы чувствовала себя иначе.
— Мы же все-таки одна команда, — сказал он. — И Кроуф — часть ее. Он пережил ад, как и ты. Вы оба будете очень нужны друг другу дома.
Она поняла и подтекст: Партридж вернулся в ее жизнь лишь ненадолго, он скоро исчезнет из нее опять.
— Эта мысль греет меня, Гарри. А что ты станешь делать? Он передернул плечами:
— По-прежнему буду заниматься репортажами. Где-нибудь ведь непременно будет идти война. Войны все время идут.
— А между войнами?
Есть вопросы, на которые нет ответа. Партридж переключил разговор на другое:
— Славный у тебя Никки — такого мальчика и я бы хотел иметь.
“И вполне мог бы, — подумала Джессика. — Много лет назад у нас мог бы быть общий ребенок…”
Партридж невольно подумал о Джемме и их неродившемся сыне.
Он услышал, как Джессика вздохнула:
— Ох, Гарри!
Оба молчали, слушая рокот моторов и плеск волны за кормой. Затем Джессика протянула руку и сжала его пальцы.
— Спасибо, Гарри, — сказала она. — Спасибо за все — за прошлое, за настоящее.., дорогая моя любовь.
Глава 17
Мигель трижды выстрелил в воздух, разрывая тишину: это самый быстрый способ поднять тревогу.
Всего минуту назад он обнаружил трупы Сокорро и Висенте. Было 3.15 ночи и, хотя Мигель этого не знал, прошло ровно сорок минут с тех пор, как лодка с Партриджем и остальными отплыла от причала Нуэва-Эсперансы.
Ярость Мигеля была дикой и неуемной. Он схватил стул, на котором сидел охранник в сарае, и швырнул его о стену, — стул разлетелся на куски. С какой радостью он убил бы кистенем и потом разрубил бы на части всех, кто повинен в том, что пленники бежали.
К сожалению, двое из них были уже мертвы. И Мигель сознавал, что вина в известной мере лежит и на нем.
Он, конечно же, недостаточно следил за дисциплиной. Сейчас, когда было уже поздно, он ясно это понял. С тех пор как они сюда прибыли, он поубавил бдительности. Ночью поручал другим оберегать пленников, в то время как должен был следить за этим сам.
Причиной была его слабость к Сокорро. Он еще в Хакенсаке воспылал к ней — и до похищения, и после. Даже сейчас он вспоминал, с какой усмешечкой в день их отъезда она сказала ему про катетеры, вставленные узникам на время пути:
“Это такие трубки, которые вставляют мужикам в член, а бабам в дырку. Enriendes?”[90]
Да, он понимал. Понимал он и то, что она дразнит его, как дразнила других в Хакенсаке — к примеру, в ту ночь, когда вдруг вздумала переспать с Карлосом, так что Рафаэль, которому она до того отказала, все слышал и чуть на стенку не лез от ревности.
Но в ту пору у Мигеля были другие заботы и обязанности, и он сурово подавлял в себе всякие мысли о Сокорро.
А в Нуэва-Эсперансе дело обстояло иначе. Дни тянулись тут медленно, как и ночи, и Сокорро, уступив его домогательствам, открыла ему дверь в рай.
С тех пор они много времени проводили вместе, иногда и днем, а ночью — всегда, и она оказалась самой изощренной и совершенной любовницей, какую он когда-либо знал. Под конец он стал ее рабом и, словно наркоман, живущий от укола до укола, не думал ни о чем другом.
И теперь он за это расплачивался.
Сегодня ночью, ублаготворенный, как никогда, он заснул глубоким сном. Затем, минут двадцать назад, проснулся с намерением снова овладеть Сокорро, но, к своему огорчению, не обнаружил ее рядом. Какое-то время ждал ее. И поскольку она не возвращалась, вышел посмотреть, где она, прихватив с собой пистолет-автомат, с которым никогда не расставался.
То, что он увидел, сразу вернуло его в мрачный мир реальности. Мигель с горечью подумал, что, по всей вероятности, заплатит за это жизнью, когда “Сендеро луминосо” узнает про исчезновение пленников, особенно если не удастся их вновь захватить. Значит, главное — захватить их, любой ценой!
Сейчас, разбуженные его выстрелами, из домов выскочили охранники во главе с Густаво.
— Maldita escoria, — заорал он на них, — imbeciles inservibles! Роr su estupidez… Nunca vigilar! Solo dormir у tomar! Sin cuidar!.. los presos de mierda se escaparon.[91]
Выбрав в качестве мишени Густаво, Мигель накинулся на него:
— Ах ты, чертов идиот! Паршивый пес, и тот сумел бы лучше поставить дело! Пока ты дрых, сюда явились люди, и ты стал их пособником! Тотчас выясни, откуда они пришли и как ушли. Должны же остаться следы!
Густаво вернулся через несколько минут.
— Они ушли по реке! — объявил он. — И несколько лодок исчезли, а другие затонули!
Мигель в ярости кинулся к причалу. То, что он там обнаружил, довело его ярость до кипения. Тем не менее он понимал, что, если не остынет и не возьмет себя в руки, ему не удастся спасти дело. И усилием воли он заставил себя спокойно подумать.
— Нужно выбрать две наилучшие лодки из тех, что еще на плаву, с двумя моторами каждая, — сказал он Густаво по-испански. — И чтоб они были готовы не через десять минут, а сейчас! Возьми всех! И чтоб работали быстро, быстро, быстро! Потом всем собраться на причале с оружием и быть готовыми к отплытию.
Взвесив все возможности, он решил, что люди, вызволившие пленников, прибыли, безусловно, по воздуху — это самый скорый и наиболее подходящий вид транспорта. Следовательно, покидать страну они будут так же, и едва ли они успеют это сделать.
“Освободители” могут воспользоваться любой из этих площадок, поэтому Мигель решил послать одну лодку с вооруженными людьми к ближайшей площадке, а вторую — в Сион. Сам он решил сесть в лодку, направлявшуюся в Сион…
А тем временем две наполовину затонувшие лодки подтащили к берегу и стали вычерпывать воду. К группе “Сендеро” присоединились жители деревни. Все они знали, что, если руководство “Сендеро луминосо” разозлится на деревню, все население ее будет уничтожено. Подобное уже случалось.
Как ни спешили работавшие, они не смогли выехать в срок, намеченный Мигелем. Но за несколько минут до 4 часов утра обе лодки уже двигались по течению на северо-запад, подгоняемые запущенными на всю мощь моторами. Лодка Мигеля была более быстроходной и, после того как они отчалили от Нуэва-Эсперансы, скоро ушла вперед. У руля сидел Густаво.
Мигель, поглаживая “беретту”, которую он прихватил в дополнение к своему пистолету-автомату, снова почувствовал, как его захлестывает ярость. Он ведь так и не знал, кто освободил заложников. Но когда он их поймает и привезет назад — а он надеялся, что сумеет захватить их живыми, — уж он устроит им пытки — медленные и страшные.
Глава 18
Когда самолет “Чиенн-II” поднялся в воздух из аэропорта Лимы с первым проблеском зари, Кроуфорду Слоуну вспомнились слова из далекого прошлого: “Возьму я крылья утра и полечу в морскую даль…”
Вчера, в воскресенье, они “взяли крылья утра” и полетели не к морю, а в глубину суши, но полет этот ничего не дал. Сегодня они снова направлялись в глубь суши — в джунгли.
- Большая свобода Ивана Д. - Дмитрий Добродеев - Современная проза
- Радио наобум. Правда жизни - Павел Сергеев - Современная проза
- Carus,или Тот, кто дорог своим друзьям - Паскаль Киньяр - Современная проза
- Сын - Филипп Майер - Современная проза
- Аллергия Александра Петровича - Зуфар Гареев - Современная проза