– Тебе нельзя, – сказала она мягко. – Пока нельзя. Тебя ждут в другом месте.
– Но я не хочу! – возразила Лили и почувствовала, как вместе с этими словами на нее навалилась усталость. – Не хочу никуда уходить, и потом… мама…
– Ты не можешь остаться с нами, – повторила женщина и посмотрела на нее в упор своими синими глазами. – Ты должна вернуться, Лили. Ради нас… Ради себя…
Лили почувствовала, что кивает.
– А вы?.. Вы тоже пойдете со мной? – спросила она, но женщина только грустно улыбнулась и покачала головой.
– Возвращайся, – повторила она еще раз, и Лили снова услышала далекий голос, который звучал теперь гораздо отчетливее. Тем временем мужчина на лошади посадил женщину на седло впереди себя. Они поцеловались, потом мужчина тронул поводья, и они поскакали прочь. Вскоре их силуэты растворились в золотом сиянии за концом тропы – в том самом невечернем свете, с которым Лили так хотелось слиться. Она больше не видела ни мужчины, ни женщины, но слышала эхо их голосов, повторявших одни и те же слова:
– Возвращайся, Лили! Возвращайся!..
Потом до нее долетел голос матери, которая тоже просила ее вернуться, а еще мгновение спустя она услышала, как кто-то другой произнес совсем рядом:
– Вернись! Вернись ко мне, Лили!
Но ей все еще хотелось остаться в этом теплом и светлом саду, где было так спокойно и так приятно пахло цветами и молодой листвой, да и повернуться спиной к далекому сиянию и идти от него было куда труднее, чем к нему. Кроме того, Лили ужасно устала, а обратный путь был так долог, так непрост…
И все-таки она развернулась и сделала первый шаг.
* * *
Боб просидел с Лиллибет весь день. Все это время он не выпускал ее руки, разговаривал с ней, просил вернуться и говорил о своей любви. За окнами давно стемнело, когда Лили вдруг негромко застонала и пошевелилась, и Роберт тут же вызвал звонком дежурную сестру.
Кроме него, в палате находились Генрик и Маргарет, которые приехали несколько часов назад. Маргарет тихо плакала, отец крепился, но на его суровом лице застыло выражение отчаяния. Они почти ничего не говорили – только молились, потому что спасти Лили могло лишь чудо. Об этом-то чуде они и просили Бога, а Роберт то повторял за ними слова молитв, то снова принимался звать Лиллибет:
– Возвращайся! Пожалуйста! Я люблю тебя!
И вот она пошевелилась еще раз, открыла глаза и окинула их плавающим расфокусированным взглядом. Потом веки ее снова опустились, но Роберт мгновенно понял: что-то изменилось. Лили вернулась, как он и хотел!
В палату вбежала сестра, за ней, торопливо шагая, вошел врач. Они стали осматривать Лили, но прежде чем они закончили, она еще раз открыла глаза и удивленно посмотрела на Боба. Она никак не могла сообразить, откуда он взялся, ведь только что она разговаривала с матерью и с незнакомой парой верхом на коне… И папа тоже здесь… Да что происходит?!
– Мне нужно в больницу, – чуть слышно прошептала Лили. – У Люси начались роды… – Она снова посмотрела на Боба, и тот улыбнулся и погладил ее по щеке.
– Кто такая Люси, милая? – спросил он.
– Я не знаю… – По щеке Лиллибет скатилась одинокая слезинка. Она была очень рада видеть Роберта.
– Все будет в порядке, Лили. Мы здесь, рядом с тобой – и я, и твой отец, и Маргарет. Мы очень ждали тебя, и ты вернулась. Теперь все будет хорошо!
– Да-да… – прошептала Лили все еще немного растерянно и снова закрыла глаза, и хотя это было уже не беспамятство, а самый обыкновенный сон, бороться с ним она оказалась не в силах. Ей ужасно хотелось рассказать Роберту о матери, о незнакомой черноволосой женщине и ее спутнике, но Лили слишком устала. Спала она, впрочем, не больше двадцати минут, а когда проснулась, увидела отца.
– Прости меня, папа, – проговорила она чуть слышно.
– Все хорошо, родная моя, – ответил Генрик и добавил несколько фраз по-немецки. Его губы дрожали и прыгали от облегчения и радости, а Роберт и Маргарет смотрели друг на друга и плакали.
– Нам тебя очень не хватало, – добавил он, после того как Генрик закончил говорить. – Спасибо, что вернулась к нам!..
В ответ Лили улыбнулась и несильно сжала его пальцы.
– Сначала я не хотела, но они велели, – ответила она, и Роберт не стал допытываться, кто такие «они». Вместо этого он сказал:
– Я рад, что ты их послушалась. Я очень ждал тебя, Лили, – ждал всю жизнь и наконец нашел. Я люблю тебя!..
Он хотел сказать ей это еще в Нью-Йорке, но не решился, зато сейчас произнес нужные слова отчетливо и громко, нисколько не боясь, что их услышит кто-то посторонний. Про себя Роберт уже решил, что никогда больше не расстанется с Лили и не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое.
– Я тоже ждала тебя… – прошептала Лили в ответ. – Но тебе понадобилось слишком много времени.
– Прости… – Роберт слабо улыбнулся. – Я постараюсь, э-э… постараюсь сделать все, чтобы мы больше не расставались.
Лили закрыла глаза и в очередной раз провалилась в сон, а Роберт, Генрик и Маргарет вышли в коридор, чтобы она могла отдохнуть спокойно.
В коридоре отец Лили взял Роберта за плечо. Лицо у него оставалось суровым, но во взгляде смешались тревога и надежда. Они чуть не потеряли Лили – два часа назад у нее упало давление и пульс, начали отказывать почки и легкие, но потом основные функции организма внезапно восстановились.
– Ты любишь мою дочь? – без обиняков спросил Генрик, и Роберт не стал увиливать.
– Да, сэр. Я искал ее всю жизнь. Она очень сильная. Сильная и цельная. – «Как и ее отец», – хотел он добавить, но сдержался, а Маргарет улыбнулась.
– И она поедет с тобой в Нью-Йорк? – снова спросил он.
– Лили хотела вернуться домой, к вам… – Роберт очень старался, чтобы эти слова не прозвучали как упрек. – Она никогда не говорила, что хотела бы остаться в Нью-Йорке, – добавил он, и Генрик кивнул. – Лили – аманитка, и для нее это очень важно. Я сам привезу ее домой после выписки. Думаю, чтобы поправиться окончательно, ей лучше быть в знакомой обстановке, среди родных.
– А ты будешь ее навещать?
– Если она захочет. И если вы позволите.
– Думаю, она захочет. А мое позволение ты только что получил. Ты хороший человек, Роберт Белладжо… – Генрик немного помолчал. – Ну а потом?.. Когда Лили выздоровеет? Ты увезешь ее к себе в Нью-Йорк?
– Только если она сама захочет, – повторил Роберт. Он считал, что этот вопрос может решить лишь сама Лиллибет, и больше никто.