Иллюзия жизни, с горечью подумал Иштван. Он сорвал блестящую бумагу со свертка. В руках у него оказался тинталитовый лом, который он приобрел в магазине строительных материалов. С мрачным выражением лица Иштван подошел к ближайшему черному цветку и со всей силы обрушил на него лом. Цветок подпрыгнул и вместе с вазой грохнулся об пол. Ваза разлетелась на кусочки, но цветок остался невредим. Юноша в ярости принялся бить по нему тяжелой палкой - нежный цветок только подпрыгивал под его ударами, как мячик. От этих неистовых сотрясений дом зазвенел еще сильнее и тревожнее. Иштван лупил по цветку, пока не обессилел. Наконец он остановился, чтобы перевести дух.
И в этот момент словно что-то изменилось вокруг. В ушах у него сильно загудело, в груди заныло. Пустой дом показался вдруг опасным, и Иштван испытал приступ неожиданного страха. В глазах потемнело; из этой темноты навстречу ему, сменяя друг друга, ринулись образы - один страшнее другого. Все его детские страхи, которые он давно преодолел, сейчас обрели плоть, материализовались, чтобы обрушиться на него и уничтожить. Когда-то он боялся страшную старуху на одной ноге - сейчас она скакала, гналась за ним по черному непролазному лесу. Не раз он видел в углу своей спальни огромное узловатое дерево - сейчас оно тянуло к нему свои длинные ветви и цепкие корни и хватало за ноги, чтобы утянуть, подмять под себя. Он стоял посреди пустынной ночной улицы и слушал чьи-то медленные тяжелые шаги, которые неотвратимо приближались, и некому было защитить его от них. Он задыхался без воздуха в темной воде, в которую нырял и нырял с высокой скособоченной вышки, стоящей в море, - где-то далеко за чернеющими дюнами, в сумерках, один-одинешенек...
Иштван потерял представление о времени, о месте, в котором находился, - он присутствовал в своих кошмарах, одновременно во всех, и страх уже почти убил его.
- Мама! - беззвучно закричал он, корчась на полу, и старуха на одной ноге радостно затряслась, протягивая к нему свои скрюченные руки:
- У тебя нет матери, противный, непослушный мальчишка! Никто не спасет тебя, ублюдок!
В его ускользающем сознании, на самом краю, мелькнула мысль о чем-то далеком и хорошем. Какой-то светлый луч пробился сквозь пелену кошмаров, и Иштван вспомнил - отец...
- Твой отец умер! - захохотала противная старуха.
- Отец! - позвал Иштван.
- Я здесь... сынок... рядом с тобой, - услышал он задыхающийся голос. - Открой глаза!
...Иштван лежал на полу, рядом с опрокинутым черным цветком. Он приподнялся, оглядываясь. Дом тихо позвякивал, рояль по-прежнему играл грустную знакомую мелодию. Он встал и подобрал тинталитовый лом. В голове сразу зашумело.
- Аи, - сказал Иштван, - ты ждешь меня?
Он пошел по дому, круша на ходу черные цветы. Теперь он мог сопротивляться кошмарам, всплывающим в его сознании. Ему стоило только вспомнить хромую рыжую кошку, не ловившую мышей, сильные руки отца, море, желтый песок, красивую женщину, откидывающую назад длинные мокрые волосы, девочку в парке, которая застенчиво улыбалась, когда он подбегал и протягивал ей мороженое, первый полет на гидроплане, белый гриб, не замеченный отцом и найденный им самим, - все то далекое, щемящее, не имеющее названия, - солнце, греющее нас всю жизнь...
Огромный черный цветок возвышался посреди зала, как грозный великан. Теперь его чудные ветви казались Иштвану злыми щупальцами дерева из кошмара, а пульсирующая внутри каждой веточки жизненная сила - ядом.
- Мерзкое порождение природы... - сказал Иштван цветку, останавливаясь прямо перед ним и сжимая в руках свое бесполезное оружие. - Неблагодарное, отвратительное животное... - Цветок перестал атаковать Иштвана образами и слушал молча. - За что ты погубил Лема и моего отца? Почему чужие люди значат для тебя больше, чем те, что заботились о тебе? - Цветок молчал. Иштван физически ощущал равнодушие, исходящее от него. - Ответь же что-нибудь, скотина! - закричал он в ярости и принялся наносить Аи удары ломом. Он сыпал проклятиями, оскорблениями, - цветок неколебимо стоял, как крепость, решившая ни за что не сдаваться.
Обессиленный, Иштван выронил лом и опустился на пол. Он не хотел плакать перед врагом, но слезы предательски покатились у него из глаз. Опустив голову, он вспомнил, как впервые увидел цветок: Лем держал Иштвана за руку и с гордостью рассказывал ему, как он вез Аи с Даррада. Он вспомнил то, что столько раз видел: опережая Иштвана, Лем почти вбегает в зал и замирает перед своим питомцем, и на его лице - выражение настоящего счастья. Лем поливает цветок. Лем собирает черные отростки с пола. Лем расставляет цветы в вазы. Месяц за месяцем, год за годом... Иштван плачет, потому что видит перед собой и другую картину: постаревший, не похожий на себя Лем распахивает окно на восемнадцатом этаже их офиса и, закрыв глаза, бросается вниз... Иштван с отцом увидели в экстренных новостях то, что осталось от человека, так любившего бездушный черный цветок с чужой планеты, и отец, вне себя от горя, разбил телевизор...
Иштван больше не мог оставаться в этом доме. Он вытер слезы и поднял голову. Цветок изменил цвет. Он стал красным, как кровь Лема на тротуаре. Его ветви вдруг затрепетали и сложились в большой бутон. Иштван понял, о чем думал сейчас Аи: перед ним встало доверчивое лицо Лема, его бесконечно добрые глаза, смущенная улыбка...
Цветок задрожал и вмиг рассыпался на тысячи красных осколков. Большая груда красного хлама лежала теперь на месте только что живого, загадочного создания. Иштван постоял, обессиленно опустив руки, и побрел к выходу. По всему дому лежали жалкие красноватые кучки - следы запоздалого, никому не нужного раскаяния.
Глава третья
Лотис
1.
Всё утро Арина крутилась, как белка в колесе. У нее было восемь посетителей: семеро по-настоящему больных и один мужичок со сглазом. Она очень устала снимать неизвестную, странную порчу, прилетевшую к нему по ветру. Когда все ушли, она без сил опустилась на скамью. Это был третий случай за неделю, и все трое рассказывали примерно одно и то же. Их все куда-то манило, звало. Но голосов они не слышали, ничего особенного не видели, и только одна мысль стучала в голове: скорее, скорее... Когда приступ кончался, все трое с трудом приходили в себя, с удивлением рассматривали окружавшие их предметы, не узнавали родных.
Случаи были тяжелые. Арина даже не была уверена, помогла ли она им, так как сразу не проверишь и нужно было ждать повторения. Чем больше мокошь размышляла над этим, тем сильнее у нее болела голова.
Она взяла из колыбельки Зоиньку и вышла на улицу. Резкий ветер гулял по деревне, собирался дождь, и улицы обезлюдели. Какая-то баба остановилась посреди дороги, удивленно на нее уставившись. Это было неприятно. Арина строго взглянула на нее и прошествовала мимо. Зоя проснулась и начала плакать. Арина не понимала, что с ней такое случилось сегодня, - внучка просто заходилась от крика. Все больше хмурясь, Арина прибавляла шаг. Когда она вошла в темный, почти обнаженный лес, дождь уже лил, как из ведра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});