Около 6.15 вечера за дверью моего кабинета поднялся шум, заговорщическое совещание персонала, истолкованное мною как обсуждение слухов перед концом рабочего дня. Как раз в тот момент, когда я смирилась с мыслью, что придется одной работать допоздна, Роуз — видимо, выбранный народом гонец — осторожно постучалась в мою дверь.
— Ева, — мрачно сказала она. — Ваш сын учится в Г ладстон-Хай, не так ли?
Я уже погрузилась в Интернет.
«Жертвы массового убийства в Гладстон-Хай».
Сколько учащихся пострадало и кто именно, а также виновный не назывались. Никаких подробностей. Новости были раздражающе короткими. «Охрана» наткнулась на «место кровавой бойни» в школьном спортзале, куда «сейчас пытается проникнуть полиция». Я разволновалась, хотя ничего не поняла.
Я немедленно позвонила тебе на сотовый и выругалась, когда он оказался отключенным. Дорожа комфортом и одиночеством, ты часто отключал телефон, когда рыскал по Нью-Джерси в поисках коров необходимой окраски. Я понимала твое нежелание разговаривать с представителями «Крафта» или с твоими знакомыми болельщиками, но ты мог бы сделать исключение для меня. Иначе какой смысл в этих чертовых телефонах? — злилась я. Я позвонила домой, но нарвалась на автоответчик. Был чудесный весенний вечер. Несомненно, Роберт вывел Селию на задний двор поиграть. Кевин не снял трубку, и это меня встревожило, но я лихорадочно убеждала себя, что он слоняется где- то с Ленни Пугом, с которым почему-то стал проводить еще больше времени после слушаний по Пагорски. Возможно, не так легко заменить рабски послушного приятеля.
Я схватила плащ и решила поехать прямо в школу. Когда я выходила, мои коллеги уже смотрели на меня с благоговением, достающимся тем, кто пусть мимолетно, но ощутимо связан с новостями.
Пока мы следим, как я бегом спускаюсь в гараж, плюхаюсь в свою «луну» и вылетаю из города, правда, только для того, чтобы застрять в пробке на Вест-Сайд-хайвей, давай кое-что проясним. Я действительно думала, что в колыбели Кевин визжал от неудержимой ярости, а не от голода. Я свято верила, что, издеваясь над «грязным» лицом нашей официантки, он прекрасно понимал, как обижает ее, и что он изуродовал географические карты на стенах моего кабинета по злому умыслу, а не из-за ложно направленных творческих способностей. Я все еще была убеждена, что он систематически соблазнял Виолетту содрать корки с лица и рук и что он гадил в памперсы до шести лет не потому, что был травмирован или растерян или отставал в развитии, а потому, что вел полномасштабную войну со своей матерью. Я думала, что он уничтожал игрушки и книжки, которые я так усердно мастерила, потому что они были для него символами его собственной неблагодарности, а не сентиментальными игрушками, и я была уверена, что он втайне научился читать и писать, дабы абсолютно лишить меня ощущения материнской полезности. Моя уверенность в том, что именно он разболтал переднее колесо велосипеда Трента Корли, была непоколебимой. Я не питала никаких иллюзий по поводу того, как гусеницы попали в рюкзак Селии, или того, что она по собственной воле забралась на наш белый дуб на высоту в двадцать футов. Не ей пришло в голову смешать на ленч вазелин и карри, и вовсе не она придумывала игры в «похищение» и «Вильгельма Телля». Я была абсолютно уверена: что бы ни прошептал Кевин на ухо назовем-ее - Элис на школьном балу в восьмом классе, он не восхищался ее платьем. И как бы моющее средство ни попало в левый глаз Селии, я ни на секунду не сомневалась, что ее брат выступил не только в роли благородного спасителя. Я считала его мастурбации с распахнутой дверью намеренным сексуальным насилием над его матерью, а не неконтролируемым буйством подростковых гормонов. Хоть я и сказала Мэри, что Лоре придется утереться, я вполне допускала, что наш сын обзывал хрупкую, недокормленную девочку жирной. Для меня не было тайной, как «Список людей, которых нужно убрать» оказался в шкафчике Мигеля Эспинозы, и, полностью принимая на себя ответственность за распространение вируса в собственной фирме, я считаю коллекционирование компьютерных вирусов отвратительным и дебильным хобби. Я твердо убеждена: Викки Пагорски подверглась показательному судилищу по личному предательскому плану Кевина Качадуряна. Хотя я признаю, что ошибалась насчет ответственности нашего сына за стрельбу камнями в приближающиеся машины на шоссе 9W, и всего десять дней тому назад считала исчезновение любимой фотографии из Амстердама еще одним проявлением беспримерной озлобленности своего сына, как я и говорила, я всегда верила в худшее. Однако даже мой неестественный материнский цинизм имеет свои границы. Когда Роуз сообщила мне, что в школе Кевина произошло жестокое нападение и, вероятно, несколько учащихся убито, я испугалась за него. Ни на секунду мне не пришло в голову, что преступник — наш сын.
Как известно, показания свидетелей беспорядочны, особенно сразу после событий. На месте преступления царит дезинформация. Только когда все уляжется, хаос сменится порядком. Нажатием нескольких клавиш я в любой момент могу получить бесчисленные версии действий нашего сына в тот день в примерном хронологическом порядке. Несколько обрывков истории были мне известны, уже когда я повернула «луну» с включенным приемником на школьную парковку, но у меня, как и у Кевина, впереди еще долгие годы умозрительных заключений и совершенствования оправданий.
Школьная администрация не всегда относится к своим официальным бланкам как к ключам к королевству, и я сомневаюсь, что их надежно запирают. Как бы то ни было, Кевин уделил достаточно внимания курсу английского Даны Рокко, чтобы усвоить канцелярский стиль. Точно так же, как вы не используете сленг в статье для школьной газеты, вы не играете в нигилистские игры с трехбуквенными словами, когда печатаете текст на официальном бланке. Например, послание, полученное Грир Улановой и посланное с таким запасом, чтобы его могла доставить вовремя даже нерасторопная почта Найака, отличается той же достоверностью, что и образ Рона Ховарда, созданный Кевином для тебя, и образ застенчивой, растерянной жертвы, посвященный Алану Стрикланду.
«Дорогая Грир!
Педагогический состав школы Гладстон-Хай гордится всеми учащимися, использующими свои замечательные таланты на благо общества. Однако некоторые студенты, отличившиеся в каких-либо видах искусства или внесшие наиболее выдающийся вклад в формирование динамичной образовательной среды, неизменно привлекают наше внимание. Мы рады отметить наградой эти необычайные успехи в конце школьного года.