Ты выглядел ошеломленным. Я встретилась с тобой глазами, затем едва заметно покачала головой. Не в моем духе было советовать сдержанность, однако поколение моей матери увлекалось скороварками. После инцидента, ставшего в нашей семье мифическим, когда нам пришлось щеткой соскребать с потолка матах, я еще в раннем детстве поняла: когда из-под свистка начинает вырываться пар, самое худшее, что вы можете сделать, — это открыть крышку.
— Ладно, — строго сказал ты, убирая свою оптику в футляр. — Ты высказался.
Так же внезапно, как взорвался, Кевин словно сдулся, снова стал самодовольным, лишенным воображения десятиклассником, готовящимся к очередному, скучному школьному дню. Я видела, как Кевин отгораживается от твоих оскорбленных чувств, кои, как я полагаю, тоже были ему не интересны. Минут пять никто ничего не говорил, и постепенно мы снова притворились, что все нормально, словно никакого взрыва Кевина и не было. Так вежливые люди делают вид, будто не слышали очень громкого пука. Однако запах остался, если не газов, то кордита.
Хотя я уже спешила, мне пришлось дважды прощаться с Селией. Я наклонилась, взъерошила ее волосы, смахнула последнюю корочку с нижних ресниц, напомнила, какие учебники она должна сегодня взять в школу, а потом крепко-крепко обняла ее. Правда, собрав свои вещи, я заметила, что она так и стоит там, где я ее оставила, потрясенная, разведя ручки, словно испачканные сухой грязью. Я подхватила ее под мышки, подняла, хотя ей было уже почти восемь и от ее тяжести у меня болела спина. Она обвила ногами мою талию, прижалась личиком к моей шее.
— Я буду скучать по тебе!
Я сказала, что тоже буду скучать, хотя в тот момент не представляла, как сильно.
Вероятно, ты нервничал из-за неоправданного взрыва Кевина и нуждался в тихой гавани. Твой поцелуй впервые был не легким поцелуем в щеку, а страстным поцелуем в губы. (Спасибо, Франклин. Я столько раз переживала тот момент, что воспоминания выцвели и истерлись, как горячо любимые джинсы.) Что касается моих сомнений, нравится ли детям смотреть, как целуются их родители, один взгляд на лицо Кевина положил им конец. Не нравится.
— Кевин у тебя сегодня индивидуальные стрельбы в спортивном зале, — напомнила я ему, желая восстановить нашу нормальность, пока застегивала плащ. — Не забудь свое снаряжение.
— Не забуду.
— И еще подумай, как хочешь провести свой день рождения. Осталось всего три дня, а шестнадцатилетние — важная веха, ты так не думаешь?
— В некотором смысле, — сказал он уклончиво. — Не замечала, как в одно мгновение веха превращается в надгробный камень?
— Как насчет воскресенья?
— Возможно, я буду занят.
Как же трудно быть с ним вежливой, но приходилось. Я не целовала Кевина — подростки это не любят,
— поэтому я легко провела тыльной стороной ладони по его лбу и удивилась, какой он влажный и холодный.
— У тебя испарина. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Как никогда, — сказал Кевин.
Я уже выходила из дома, когда он крикнул:
— А ты не хочешь попрощаться с Селией еще разок?
— Очень смешно, — сказала я, не оборачиваясь, и закрыла за собой дверь. Я думала, он просто смеется надо мной. Задним числом я понимаю, что он давал мне очень разумный совет, к которому следовало прислушаться.
Понятия не имею, как это проснуться с таким ужасным решением. Когда я пытаюсь это представить, то вижу, как мечусь на подушке и бормочу: «Пораскинув мозгами, я, пожалуй, откажусь от этого» или, по крайней мере, «к черту, я сделаю это завтра». И завтра, и завтра. Принимая во внимание, что ужасы, которые нам нравится называть «невообразимыми», на самом деле вообразимы, и множество детей фантазирует, как они отомстят за тысячи разных пакостей. И дело даже не в сырых планах, разрывающих нашего сына, а в поразительной способности перехода от плана к действию.
Мучительно копаясь в памяти, я нашла в своей жизни лишь одну аналогию и то с огромной натяжкой: путешествия в дальние страны, против которых я восставала всей душой. Я успокаивалась, разбивая длительную, тяжелую поездку на мельчайшие составляющие части. Вместо того чтобы отправиться на два месяца в кишащий ворьем Марокко, я могла бы просто поднять телефонную трубку. Это не так трудно. Но пришлось бы разговаривать с подхалимом на другом конце линии. Поэтому я заказывала билет, находя убежище в милосердно теоретической природе авиарейсов на такие отдаленные даты, что они не казались реальными. И вот по почте прибывает билет: план вступает в фазу выполнения. Я отправляюсь покупать книги по истории Северной Африки, а потом набираюсь смелости и начинаю паковать вещи. Сложные задачи, разделенные на части, преодолимы. После того как я заставляю себя сесть в такси, а потом в самолет, пути назад уже нет. Большие деяния — это множество мелких дел, выполняемых одно за другим. Должно быть, так было и с Кевином: заказал «криптониты», украл бланки, уложил цепи в рюкзак одну за другой. Позаботься о компонентах, и целое прояснится, как по волшебству.
На тот четверг — еще обычный старый четверг — у меня была намечена куча дел; мы спешили уложиться в сроки, установленные типографией. Однако в редкие свободные минуты я думала о странном утреннем взрыве Кевина. В той резкой обличительной речи явно отсутствовали неопределенности, обычно свойственные подросткам. Он не горбился. Держался прямо, говорил, не кривя губы. Я, конечно, переживала из-за того, что он так злобно обидел своего отца, но юноша, сделавший те резкие, необдуманные заявления, очень сильно отличался от мальчика, с которым я жила бок о бок. Я понадеялась, что мы обязательно поговорим, когда душевное состояние этого незнакомого сына станет более приемлемым — невероятная перспектива, которую я предвкушаю до сих пор.
Около 6.15 вечера за дверью моего кабинета поднялся шум, заговорщическое совещание персонала, истолкованное мною как обсуждение слухов перед концом рабочего дня. Как раз в тот момент, когда я смирилась с мыслью, что придется одной работать допоздна, Роуз — видимо, выбранный народом гонец — осторожно постучалась в мою дверь.
— Ева, — мрачно сказала она. — Ваш сын учится в Г ладстон-Хай, не так ли?
Я уже погрузилась в Интернет.
«Жертвы массового убийства в Гладстон-Хай».
Сколько учащихся пострадало и кто именно, а также виновный не назывались. Никаких подробностей. Новости были раздражающе короткими. «Охрана» наткнулась на «место кровавой бойни» в школьном спортзале, куда «сейчас пытается проникнуть полиция». Я разволновалась, хотя ничего не поняла.