Добавил Тиберн.
— Да, сэр. — Ответила она. Ей пришлось повернуться, чтобы увидеть меня, потому что я сидела практически у нее за спиной. Она посмотрела на меня со стороны окна. — Так как вам удалось избавиться от него?
— Вы нам сказали, что ваше разбитое сердце помогло ему, но это не мой случай. Ему нечего было использовать против меня. Он не мог предложить мне то, чего бы уже не было в моей жизни. Полагаю, если у вас нет потребностей, которые он может удовлетворить, вы в безопасности.
— У всех есть желания и потребности, маршал. — Заметил Тиберн.
— Думаю, моя самая острая потребность сейчас — это возможность больше времени проводить одной. В моей жизни так много замечательных людей, что когда Ранкин предложил мне себя в качестве любовника, это скорее оттолкнуло меня, чем привлекло.
Далтон рассмеялась.
— Вы его явно задели. Он считает себя просто подарком для женщин.
— Не только для женщин. — Произнес Эдуард.
Я уставилась на него.
— Я чего-то знаю? — Я улыбнулась, потому что Эдуард был одним из самых уверенных в своей гетеросексуальности людей среди всех, кого я знала.
— Он запудрил мозги Натэниэлу, Анита. Это значит, что он предложил ему что-то, чего Натэниэл хочет или в чем нуждается.
— Оу. — Сказала я и нахмурилась. Он был прав. Я так и не спросила Натэниэла, что именно предложил ему Ранкин, но это должно было быть нечто большее, чем просто еще один любовник. Что же это могло быть? Натэниэл пытался предлагать мне разновидности секса, которые меня не особо привлекали, но моя сексуальная жизнь меня устраивала, а его, судя по всему, нет. Черт. Если у меня все же будет перерыв между расследованием убийства и охотой на монстров, нам с ним предстоит серьезный разговор.
— Прости за то, что сказал об этом. — Произнес Эдуард. Я посмотрела на него. — Мы сейчас не можем позволить себе сосредоточиться на проблемах в личной жизни.
— Ты сам начал.
— Я уже сказал, что мне жаль.
— Дамы и господа. — Вмешался Тиберн. — Вернемся к насущным проблемам. У нас тут старший детектив с двадцатилетней карьерой успешного копа, которая с большой вероятностью строилась на его парапсихической способности манипулировать сознанием подозреваемых.
— Если мы принимаем как факт, что он психопрактик, то все его завершенные дела под вопросом. — Сказал Эдуард.
— К сожалению, да.
— Я знаю, что Натэниэл не замешан в похищении, как и в том, что мы только что видели на месте преступления, но Ранкин очень старался вытащить из него признание. Натэниэла не так-то легко обдурить — гораздо сложнее, чем обычного человека, и даже среднестатистического оборотня. Если Ранкин воздействовал на обычных людей, то они могли признаться в чем угодно.
— Не думаю, что все настолько плохо. — Сказала Далтон. — Мне кажется, чтобы это сработало, подозреваемый должен быть заинтересован в отношениях с мужчинами. Как вы и сказали, маршал, ему бы пришлось предложить им то, чего они желают или в чем нуждаются. Не думаю, что для большинства преступников романтика или секс имеют такое большое значение.
— Справедливо, но все-таки этот момент нужно уточнять в каждом отдельно взятом случае. Адвокаты бы просто слетели с катушек. — Сказала я. Бернардо чуть подвинулся, будто пытаясь скорректировать мое положение у себя на коленях, пока я обнимала его за шею. Это была очень романтичная поза, ну или как минимум дружеская. Она абсолютно не располагала к полицейской работе. Если бы он хоть что-то сказал, мне бы не было так неловко.
— Начался бы полный бардак. — Согласился Тиберн.
— Это также подорвало бы программу внедрения практиков в полицию, потому что я была одним из первых офицеров, которые официально получили должность психопрактика. Учитывая ситуацию, власти нашли бы повод повернуть это против всех нас.
— Значит, это наш маленький секрет. — Сказала я.
— Да. — Ответила она.
— Все будет нормально. — Сказал Бернардо. — Если только Ранкин не связан со смертью Беттины и похищением Денни.
Я развернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, и оказалась слишком близко к нему. При таком раскладе поцелуй смотрелся логичнее разговора.
— Ты серьезно считаешь, что он замешан? — Спросила я.
Он кивнул.
— Я видел запись на ютубе, где он орет, что Натэниэл, Мика и другие твои ребята имеют отношение к этому делу. Зачем ему говорить что-то настолько бессмысленное, если не для того, чтобы перевесить вину на кого-то другого?
— Мне казалось, что вы просто симпатичный качок. Не ожидала от вас таких выводов. — Сказала Далтон, глядя своими большими карими глазами в сторону Бернардо.
Он посмотрел на нее, и его лицо оставалось чертовски серьезным, как будто он вообще забыл про флирт, хотя я знала, что это не так. Он флиртовал как дышал, но сейчас его голос был холодным и твердым, почти как у Эдуарда.
— Вы флиртуете со мной только потому, что у вас проблемы в личной жизни, или вы хотите отвлечь нас от того факта, что ваш нынешний бойфренд замешан в убийстве и похищении двух женщин?
— Бернардо… — Начала я, но он посмотрел на меня и я замолкла, потому что он был очень серьезен и зол — об этом говорил даже язык его тела. Лицом он мог ничего не выдать, но его напряженность говорила сама за себя.
— Вы пытаетесь отвлечь нас от мысли, что Ранкин может быть вовлечен в это дело, офицер Далтон? — Спросил Эдуард.
— Нет! В смысле, я не знаю, вовлечен он или нет, но я не защищаю и не прикрываю его. — Она недружелюбно уставилась на Бернардо, но не так, как я бы на него посмотрела на ее месте. — Прошу прощения за то, что флиртовала. Я пыталась разрядить обстановку, чтобы почувствовать, что все в порядке. Последние два года моей жизни были сплошной ложью, и я не знаю, как мне с этим быть.
— Ранкин не может быть в этом замешан. — Сказал Тиберн.
— Почему вы так в этом уверены? — Спросил Эдуард.
Бернардо добавил:
— Вы не можете знать этого наверняка.
— Я уже видел тела вроде этого раньше. Ранкину на тот момент было лет десять.
Мы все уставились на него, хотя большинству из нас закрывала обзор спинка сиденья. Бернардо опешил — его руки вокруг меня в какой-то момент сжались так сильно, что это было почти больно. Если бы он тут же не ослабил хватку, я бы его одернула. Далтон не была так огорошена — наверняка Тиберн уже рассказал ей об этом.
— Где именно и когда? — Спросил Эдуард.
— Двадцать лет назад, здесь.
— И вы говорите нам об этом только сейчас? — Спросил Бернардо. Он был зол.