Анна ждала его у входа и не проявила никакой радости, когда он с улыбкой протянул ей повод. Вернувшись домой, Филип попытался развеселить Анну, но, сославшись на недомогание, она легла поспать.
Сидя у окна, рыцарь смотрел на нее. Он не знал, спит ли Анна или просто затаилась, размышляя о близости расставания. И, разумеется, она страдает оттого, что он так настойчиво торопит с отъездом. Впереди только то, что разведет их навсегда. Но разве и его душа не разрывалась от мысли, что чудо больше не повторится? Однако поступить иначе он не мог. Осознание неисполненного долга терзало его, как тяжелая болезнь.
Филип достал со дна сундука завернутый в пожелтевший лоскут парусины плоский футляр. Открыв его, он извлек послание. Оно помялось и истерлось по краям свитка, на нем виднелись пятна от соленой воды и даже следы крови. Печать кое-где раскрошилась. Он присмотрелся к ней – и замер, пораженный.
Печать подсекал легкий, едва различимый надрез, словно письмо уже вскрывали. Надрез был таким тонким, что заметить его можно было, лишь пристально вглядевшись. На лбу Филипа выступила испарина. Вверенное ему, тайному гонцу, послание было кем-то прочитано. Но кем? И когда? Он никогда не расставался с ним, если не считать… Майсгрейв вспомнил события в большом зале Уорвик-Кастла, когда передал футляр Анне. Маркиз Монтегю тогда так жаждал узнать, что содержится в письме… Неужели Анна могла уступить ему? Это исключено. Тогда кто же? Она сама? Женское любопытство…
Он растормошил Анну, взял ее за плечи и повернул лицом к себе.
– Анна, мне необходимо это знать. Письмо короля попало к тебе в Уорвик-Кастле. Ты вскрывала его?
– Оставь меня. Что за чушь? Я хочу спать.
– Нет, ответь, неужели ты осмелилась прочесть тайное послание короля Англии?
В его голосе зазвучал металл. Такой поступок не имел оправдания. Филип почувствовал, как в нем закипает гнев. Эта девушка слишком легкомысленна и своенравна, она готова ради каприза преступить закон и честь! Он с силой тряхнул ее за плечи.
– Говори же!
Анна уперлась ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но он лишь сильнее сжал ее плечи. Девушка вскрикнула.
– Мне больно!
Он сразу отпустил ее.
– Прости, родная… Но скажи…
– Оставь меня в покое. Ничего я не вскрывала!
Он сразу поверил. Он хотел верить. Ведь и в самом деле – на их пути было столько передряг, и мало ли как могла образоваться эта волосяная трещинка на печати.
– А теперь уходи, – глухо проговорила Анна.
Он чувствовал себя виноватым и поэтому молча покорился.
Когда Филип ушел, Анна зарылась лицом в подушку, содрогаясь от плача.
«Он был готов убить меня из-за этого письма! А я даже не могла сказать, что в нем едва ли не его смертный приговор. Отец зарубил бы его в приступе гнева. И, вскрыв печать, я спасла его от участи, уготованной ему королем, которому он так предан!»
Она задыхалась от горечи, от обиды, оттого, что он остается так верен своей вассальной клятве, что даже любовь не в состоянии заставить его поколебать ее.
Когда девушка наконец спустилась вниз, то застала Филипа сидящим на крыльце под деревом айвы. На коленях у него спал белый кот хозяйки. Рыцарь поднялся навстречу Анне.
– Какой красавец, не правда ли? – Он улыбался ей и ласково почесывал кота за ухом.
Она только вздохнула и, задумчиво прикоснувшись к пушистой спине животного, печально сказала:
– Давай прогуляемся. Я хочу проститься с Бордо.
Звонили к вечерне. На оранжевом полотне заката шпили собора Святого Андре казались черными. Навстречу по улице поднимался водовоз с осликом, обвешанным кувшинами.
– Купите воды, судари, всего два су! А какая вода! Легкая, сладкая. Я беру ее в источнике святого Дени, и равной ей вы не найдете во всей Гиени.
Филип и Анна пили, улыбаясь друг другу. Воздух Бордо, чудесная вода пьянили как вино. Они позабыли свои невзгоды, отбросили мысли о скорой разлуке и в сумраке ближайшей арки обменялись таким поцелуем, что у обоих захватило дух.
Бордосцы еще не завершили дневных дел и торопливо пробегали мимо или, стоя у порогов домов, переговаривались через улицу. По реке скользили длинные лодки, освещенные фонарями, в них сидели красавицы в шелковых платьях и кавалеры с лютнями в руках. Из таверн, расположенных вдоль набережной, доносились гудение рожков и звон тамбуринов.
У развалин римского амфитеатра они долго слушали бродячего певца, потом, держась за руки, брели по узким затемненным улочкам. За решетками, где стояли статуи святых, горели факелы, освещая грубую мостовую, кучи рыбьих костей и мусора. Анна споткнулась. Филип бережно подхватил ее на руки и нес до самого дома.
– Ты не устал? – улыбаясь, спросила она.
– Я бы и не опускал тебя на землю.
– Лжец…
Она хотела еще что-то добавить, но он остановил ее долгим поцелуем. Не стоило говорить о печальном.
Дома Анна долго стояла у распахнутого окна, вглядываясь в мерцающее над крышами домов небо. Она слышала, как Филип раздевается, потом скрипнула кровать. В клетке сонно пискнула птица. Анна вздохнула.
– Я никогда не забуду Бордо. Наверное, на всей земле нет лучшего места…
Филип молчал. Она повернулась. Он смотрел на нее, подперев рукой голову. И тогда Анна решилась.
– Фил… – Она села совсем близко. Глаза ее светились в темноте, как у кошки. – Давай не расставаться.
Он хотел что-то сказать, но она сделала протестующий жест.
– Я очень люблю тебя, мой Филип. Ты знаешь это, однако и ты не можешь представить всей глубины моего чувства. Когда я думаю, что впереди у нас разлука, мне хочется одного – умереть. Без тебя я лишусь всего, с тобой же получу целый мир. Имя, титул, положение – чего они стоят без твоей любви? Отвези это письмо, Фил, если иначе не можешь, если честь требует довести начатое до конца, но потом возвращайся. Я буду ждать тебя здесь, у тетушки Клодины. Никто не узнает, что я тут. Наши пути могли разойтись еще в Англии, и тебя никто не упрекнет. Зато потом мы сможем быть вместе всегда. Мир так велик, Филип! Разве не найдется в нем места для нас? Зачем же в таком случае судьба сберегла нас двоих среди стольких смертей, забросила в такую даль? Нашу любовь благословило само Небо. Когда мы были в замке Эрингтон, Джудит Селден сказала, что наступит момент, когда мне придется сделать свой выбор. Видит Бог, время пришло. Больше всего на свете я хочу быть с тобой. Поэтому, Фил, заклинаю тебя – давай уедем туда, где нас никто не разыщет. В мире достаточно королевств и княжеств, где можно поселиться, чтобы жить друг для друга. Ты воин, ты поступишь на службу к новому сюзерену, и мы не будем знать нужды, я же сменю имя и стану твоей женой, у нас будут дети. Много детей, Филип!..