Читать интересную книгу Золотой берег - Нельсон Демилль

— Ну… в таком случае можно попробовать добиться совместных гарантий его неприкосновенности. Вы на это намекаете?

— Возможно. Кроме того, нам хотелось бы, чтобы не налагались взыскания за шесть случаев неправильной парковки в Нью-Йорке.

Он сделал вид, что смеется. Тогда я понял, что мне удалось стать хозяином ситуации.

— Итак, мистер Саттер, — продолжал он, — прошу вас изложить своему клиенту мое предложение. Вы производите впечатление разумного и толкового человека. Возможно, именно такому человеку, как вы, удастся убедить вашего клиента в необходимости подобного шага.

— Я передам ему ваши слова. — Вы должны понять, что любой американский прокурор спит и видит, чтобы ему хоть раз в жизни представилась такая возможность — заставить главаря мафии целый год надиктовывать свои показания на магнитофон и выдать еще тысячи своих сообщников. Если честно, эта сделка была выгодной и для Фрэнка. Фактически Феррагамо тем самым даровал ему жизнь. Но среди «коллег» Фрэнка очень мало людей, которые идут на такого рода соглашения, а уж с предложениями о сотрудничестве с федеральным правосудием вы могли бы подходить к кому угодно в Америке, но только не к Фрэнку Белларозе. Но Альфонс сделал предложение. Моей обязанностью было удостовериться, что у него серьезные намерения, и передать наш разговор моему клиенту.

— Кстати, мистер Феррагамо, хочу вам сразу сказать: мы хотим, чтобы процесс по этому делу состоялся как можно раньше. Если он будет откладываться, мне придется жаловаться через прессу, — пригрозил я федеральному прокурору.

— С моей стороны не будет задержек, мистер Саттер. Мое ведомство подготовило все в срок.

Вранье.

— Отлично. Когда я буду иметь возможность поговорить со свидетелями со стороны обвинения?

— Скоро.

Вранье.

Надо также отдавать себе отчет в том, что федеральные прокуроры не так уж часто напрямую общаются с представителями защиты, а если и делают это, то не скрывают при этом своего высокомерия. Однако мистер Феррагамо, видимо, уже успел прочитать обо мне в газетах и скорее всего у него создалось впечатление, что я обладаю какой-то определенной властью, так что он был со мной любезен, по крайней мере, во время того разговора. Свою роль играло и то обстоятельство, что я должен был убедить Фрэнка сдаться властям. Но существовал еще вопрос о моем лжесвидетельстве, и здесь он, по-видимому, терялся в догадках.

— Я смотрел ваше выступление по телевидению вчера вечером, мистер Феррагамо, — пошел я в атаку, — и мне не понравились ваши намеки на то, что я солгал по поводу местонахождения моего клиента в тот день.

— Я не говорил, что вы солгали, и не упоминал вашу фамилию. Я только сказал, что мы занимаемся проверкой алиби.

— То есть, вы хотите сказать, что послали своих следователей на Лонг-Айленд и на мои фирмы, чтобы выяснить, где я был четырнадцатого января этого года. Мне это не нравится.

— Если в этом будет необходимость, мистер Саттер, мы так и сделаем, — сказал он и добавил: — Но вы же могли просто обознаться, мистер Саттер, не так ли?

— Я уверен, что видел именно того, кого я видел.

— Если вы так настаиваете на своем и десять лет тюрьмы за лжесвидетельство вас не пугают, тогда, вероятно, вы сами должны прекрасно знать, где вы были четырнадцатого января. Ведь на следующий день вы улетели на отдых во Флориду, верно?

Боже мой, сначала Федеральная налоговая служба, теперь этот прокурор. Почему они так настойчиво стремятся упрятать меня за решетку? Наверное, я им очень не нравлюсь.

— Вы напрасно тратите свое время и деньги американских налогоплательщиков, мистер Феррагамо, — ответил я. — Хотя я отдаю должное вашей дотошности и оперативности.

— Спасибо за комплимент. Подумайте о нашем разговоре. Все, что мы можем предложить вашему клиенту, мы можем предложить и вам.

Я прикусил губу, язык, а также ручку.

— Благодарю за оказанное внимание, — только и мог проговорить я.

* * *

На следующий день я переговорил на эту тему с Джеком Вейнштейном в его офисе в Мидтауне, так как по телефону такие вещи не обсуждаются. Я изложил ему весь свой разговор с Феррагамо.

— Я прекрасно знаю, что ответит Фрэнк на это предложение, — добавил я, — но пойми, Джек, для него это, возможно, последний шанс спасти свою жизнь и начать новую.

— О'кей, Джон, — сказал Вейнштейн после долгой паузы. — Предположим, что я — Феррагамо, я обвиняю тебя в лжесвидетельстве и тебе светит десять лет тюрьмы. Мне нужна от тебя вся информация, которую ты имеешь о своих друзьях, родственниках, все, что касается их махинаций с налогами, страховками, баловства с кокаином и марихуаной. Словом, касательно всех тех мелких преступлений, которые ты наблюдал на протяжении всей жизни рядом с ними. После этого в тюрьму отправляются твои партнеры, семья твоей жены, твои школьные товарищи, а ты сам остаешься на свободе. Что ты ответишь мне на такое предложение, Джон?

— Я отвечу: «Пошел ты к черту, Альфонс».

— Вот именно. А у тех людей, на которых мы работаем, отношение к таким делам другое, гораздо более серьезное. У них врожденное чувство недоверия к правительству, они строго соблюдают свой кодекс чести и молчания. Понимаешь?

— Да, но мир изменился, Джек. На самом деле.

— Я знаю. Но этим людям никто еще об этом не сообщал. Подойди сам к Фрэнку и скажи, что мир изменился и что ему лучше заложить всех своих коллег. Иди и объяви ему это.

Я поднялся, собираясь уходить.

— Вероятно, — сказал я напоследок, — Фрэнк Беллароза играет по старым правилам из-за того, что он в состоянии пока удерживать свой старый мир под своим контролем.

— Думаю, что на этот раз ты прав. Но ты все же передай ему предложение Феррагамо. Только постарайся уложиться за пару минут.

— Понял.

— Слушай, как тебе название «Вейнштейн и Саттер»?

«Не слишком здорово, Джек», — подумал я про себя. Но улыбнулся и сказал:

— А как тебе название «Саттер, Вейнштейн и Мельцер»?

— Мельцер? — заржал Джек. — Да я с ним обедать рядом не сяду.

Я вышел из офиса Вейнштейна, осознавая, что, несмотря на мои противоречивые чувства по отношению к благополучию, здоровью и свободе Фрэнка Белларозы, я все-таки сделал свое дело.

Но чтобы убедиться в этом до конца, я в этот же день передал Фрэнку предложение Феррагамо. Двух минут мне не понадобилось, так как через тридцать секунд после начала разговора Беллароза сказал:

— Пошел он к черту.

— Это твое окончательное решение?

— Пошел он куда подальше, к чертям собачьим. Он, по-моему, не понимает, с кем имеет дело.

— Ну, положим, он только сделал предложение. Не воспринимай это как личное оскорбление. Он просто выполняет свою работу.

— Пусть он катится к дьяволу со своей работой.

Гордыня губит нас — так, кажется, говорят в таких случаях.

* * *

В один из вечеров я, Фрэнк, Ленни и Винни отправились в Итальянский Винтовочный клуб. Вместе с другими стрелками, вооруженными револьверами и винтовками, мы спустились в подвал и всю ночь занимались тем, что пили и стреляли по мишеням. Неплохое развлечение, напоминает охоту на пернатых в Хэмптоне. Не хватает только прекрасного осеннего пейзажа, благородных джентльменов в твидовых пиджаках, марочного шерри и пернатых. Но для Манхэттена и это неплохо.

Ленни и Винни, как выяснилось, оказались прекрасными стрелками — мне следовало сразу об этом догадаться. Однако я не сделал этого и в результате потерял двести долларов, после того как начал заключать с ними пари.

Вот я и оказался в тире, где развлекаются мафиози в компании с любовником моей жены и с его дружками. От спиртного наше зрение потеряло зоркость, и мы начали мазать. Один из коллег поднес дону портрет Феррагамо, нарисованный на мишени. Художник не обладал талантом Микеланджело, но портрет был неплохой: на нем всякий мог бы узнать Альфонса с его выпученными глазами, горбатым носом и тонкими губами. С тридцати футов Фрэнк всадил пять-шесть пуль прямо в «яблочко» мишени. Все были в восторге. Недурной результат для человека, который вылакал дозу, способную свалить многих с ног. Но, откровенно говоря, на меня этот эпизод произвел неприятное впечатление.

* * *

Несколько следующих дней мы по большей части провели в номере, отвечая на телефонные звонки и принимая гостей. Я предполагал, что у человека, подобного Белларозе, должна быть «подружка» или даже много «подружек», или, по крайней мере, какая-нибудь девица на ночь. Но за все время нашего пребывания в отеле «Плаза» я не заметил у него никаких склонностей к подобного рода развлечениям. Возможно, он на самом деле хранил верность своей жене и любовнице.

Что касается моих любовных похождений, то мной от него было получено следующее указание: