Читать интересную книгу Россия и русские в мировой истории - Наталия Нарочницкая

Наибольшее напряжение идеологического и геополитического, а также военно-стратегического характера на поствизантийском пространстве наблюдается, как и 300 лет назад, по Балтийско-Черноморской дуге, где части исторического государства Российского, теперь независимые государства Белоруссия, Украина, Молдавия, Грузия, становятся объектом колоссальных усилий Запада, стремящегося путем различных комбинаций вовлечь их в свою орбиту, не допустить прихода к власти в этих государствах пророссийских элит и не позволить России с помощью существующих (СНГ) или новых механизмов связать геополитическое пространство прежде всего в военно-стратегической области. Во взаимоотношениях внутри СНГ отражается и цель вытеснения России с морей в Азию. Наибольшее напряжение наблюдается на той линии, где в свое время экспансия Габсбургов, Ватикана и Речи Посполитой была остановлена ростом России, которая, укрепившись на Черном море, смогла укротить аппетиты Турции.

Глава 12

От Балтики до Черного моря. Россия и европейские члены СНГ

Историко-философская ретроспектива и геополитическая перспектива

УКРАИНА. Верная оценка истоков и мотивов украинского взгляда на мир совершенно необходима для того, чтобы рассуждать о будущем российско-украинских отношений и политике Запада в их направлении. Раздвоенность политики Украины естественна. Будучи самостоятельным государством, Украина неизбежно становится соперником, а не однозначно братским и дружественным государством, как бы того сегодня ни хотели миллионы украинцев. Эта антиномия заложена в самой природе вещей: причина именно в генетической общности и крайней близости этих двух ветвей русов. Если русские и украинцы, имеющие единую культуру и язык с диалектными различиями, меньшими, чем у баварцев и саксонцев, а также вплоть до сегодняшнего дня общую историю, едины в целях своей внешней и внутренней политики, то сомнительна историческая логика раздельного бытия.

Поскольку Украина постоянно утверждает свою самостоятельность, это требует обоснования иными духовными и идеологическими устремлениями, отличными геополитическими ориентирами. Поэтому украинская государственная идеология, кем бы она ни проводилась — КПУ или РУХ, всегда будет это утверждать лишь с разницей в стиле и радикальности. Если бы народы отличались больше, не было бы нужды в ожесточенной антирусской пропаганде РУХа и белорусского Народного фронта. «Братские» отношения — не вымысел, но это сложнейший и противоречивый социодуховный феномен, комплекс и притяжения, и отталкивания, и ревности. Первый смертный грех, совершенный человеком на земле, — это братоубийство, когда возревновавший Каин не смог вынести всего лишь существования рядом с собой богоугодного Авеля. Известно, что гражданские и религиозные войны между единородцами по личной ожесточенности превосходят межгосударственные столкновения.

Неслучайно на политической и идеологической сцене Украины на этапе провозглашения независимости возобладали галицийцы-униаты, бывшие пять веков с Западом, их ведущая роль в формулировании государственной и национальной идеологии независимой] Украины исторически предопределена, ибо они и есть носители! особой «украинской» ориентации в мировой истории. Их агрессивность к православию превышает все виданное со стороны католиков, зверствам дивизии «Галичина» поражались эсэсовцы. История других народов (хорватов) подтверждает эту закономерность. Было бы непростительным упрощением искать причины раздвоенности украинского сознания и украинского сепаратизма в бегстве от тоталитаризма, равно как и объяснять украинским «трудящимся», что их отделили для того, чтобы легче было грабить. Латинский Запад всегдастремился поглотить поствизантийское пространство, залогом чего всегда было отделение Малороссии от Великороссии. На фоне нашествия Наполеона и его первого «общечеловеческого» кодекса Пушкин со своим историческим чутьем распознал, что в решающие моменты давления Запада на Россию встает роковой вопрос: «Наш Киев дряхлый, златоглавый, сей пращур русских городов, сроднит ли с буйною Варшавой святыни всех своих гробов?».

Католицизм немедленно возник как политический и идеологический субъект на территории исторической России сразу после распада СССР, стремясь воспользоваться предпосылками для осуществления вековой мечты Ватикана и Речи Посполитой — сначала духовного, затем физического овладения Киевом. Теории о расовом отличии «арийских украинцев» и «туранской Московщины», якобы незаконно присвоившей и софийские ризы, и киевскую историю, с которыми в прошлом веке витийствовал с парижских кафедр провинциальный поляк Францышек Духинский, были сразу подняты на галицийские знамена. Но и коммунистическая номенклатура после путча августа 1991 года быстро перехватила именно галицийскую идеологию. Феномен Галиции невозможно понять, не разобравшись в явлении униатства[521].

Те, кто знаком с тщанием, с которым в Австро-Венгрии занимались реформами украинского языка, поощряя каждую точку над «i», отрывающую украинскую графику от русской (Вена имела богатый опыт в лингвистическом отдалении сербов и хорватов, сербов и черногорцев через создание различий в языке, топонимах), кто понял замысел капитального труда интеллектуального патриарха М. Грушевского[522], вторившего духинщине, кто осведомлен о деятельности Ватикана, не будет искать причины украинского сепаратизма в событиях и идеологиях XX века. Н. Ульянов, крупный историк русского зарубежья, пишет, что с самого начала казачья верхушка была

521

522

430

полонофильской, а Б. Хмельницкий, который «все три года, что находился под московской властью, вел себя, как человек, готовый со дня на день сложить присягу и отпасть от России», был склонен интриговать и против царя, и против Польши, вступал в сговор со шведским королем[523] Карлом Густавом, в чем его уличил посланец Москвы Ф. Бутурлин. Н. Костомаров выяснил, найдя две грамоты от турецкого султана на имя Хмельницкого, что тот и вовсе был «двоеданником», то есть признавал тайно от Москвы и власть турецкого султана.

Истоки украинского сепаратизма — в Брестской унии, в противостоянии католического Запада ненавистной «византийской схизме» и в неприятии русского православия, что трагично разыгрывается в зоне их столкновения в жизни одного народа. Отрыв Киева от Москвы и окатоличивание восточного славянства были вековыми устремлениями Ватикана и Запада: «О, мои Русины! Через вас-то надеюсь я достигнуть Востока…», — взывал к галичанам папа Урбан VIII в начале XVII столетия вскоре после унии (1596 г.). Митрополита Михаила Рагозу и четырех епископов, под давлением Речи Посполитой принявших католический догмат при сохранении православного обряда, православные западнорусы не приняли. Но униатов с презрением отвергли также и поляки — местные католики, требуя полной ассимиляции. Так, униатство стало буфером между православно-западнорусским и польско-католическим культурно-цивилизационным типом. Именно феномен греко-католика — ни русский, ни поляк, а «самостийник-украинец» — основа украинского идентитета, потом украинской идеи. Щедро субсидированная Веной и Ватиканом, Греко-католическая церковь родила и политическое украинство.

История унии — это жестокое наступление католицизма на православие, это экспроприация, насилие и убийства, продолжавшиеся три века[524] сначала поляками, затем Австрией. В Галиции после пяти веков под латинянами в конце XIX века стихийно возникло идейное москвофильство (переход православной интеллигенции на русский язык с польского), а также массовый переход в православие крестьян, которые по церковным праздникам крестными ходами прорывались в Почаевскую лавру через австро-русскую границу. Все это грозило обрусением и в конечном счете идеей единения с Москвой. Вена и Ватикан начали спешно готовить Галицию на роль «украинского Пьемонта» в преддверии мировой войны. Надо было превратить русинов в украинцев, дать лозунг всеукраинского единства, который в случае победы австро-германского блока в грядущей войне сулил отрыв всей Малороссии от России.

Этим занималась «украино-австрийская партия», одним из лидеров которой был австрийский граф и офицер, католик, будущий униатский митрополит Андрей Шептицкий, который начертал меры по извращению исторического сознания малороссов с тем, чтобы «как только победоносная Австрийская армия вступит на территорию русской Украины… эти области возможно полнее отторгнуть от России и придать им характер области национальной, от России независимой, чуждой державе царей»[525]. Этот план на немецком языке был обнаружен в замурованном архиве Шептицкого во Львове и напечатан в газете «Общее дело» в Петрограде в 1917 году.