Православие и либерализм
Православные народы, прежде всего русский, после почти вековой оторванности от своей веры и культуры подвергаются многочисленным соблазнам и духовному и политическому давлению. Со стороны Запада в России — это экспансия протестантизма и католицизма. Откровенный прозелитизм, осужденный джентльменским соглашением Всемирного совета церквей в «цивилизованном» мире, беззастенчиво ведется в России, отрывая русских от своих корней и истоков. Русскую православную церковь бесцеремонно вытесняют с ее многовековой канонической территории (Эстония). В целом усиливается весьма агрессивное духовное и политическое давление на Россию и другие «посткоммунистические» православные народы со стороны западного либерального космополитического материалистического мирового проекта. Главной действующей силой на этом поприще являются англосаксонские интересы, представленные теперь США.
В XX веке с выходом из своего полушария на мировую арену мессианское доктринерство было поставлено на службу формирующейся транснациональной финансовой олигархии, спонсировавшей разные, но в основном антихристианские, прежде всего антиправославные, интересы. Кузницей кадров, а также леволиберальных космополитических философских установок и клише становится «безбожный» Гарвард (как его называли протестантские консерваторы еще в начале века, уверяя, что под гарвардской мантией скрывается сюртук самого Карла Маркса). Эта школа американской политической элиты всегда была официальным рупором унитарианской церкви — последовательницы антитринитариев, которую даже БСЭ определяет как «самое левое рационалистическое течение в протестантизме», отвергающее не только догмат Святой Троицы, но и Божественность Иисуса Христа. Социане-унитарии были под страхом смерти изгнаны в свое время из большинства европейских, даже протестантских, стран как адепты антихристианского учения.
После Второй мировой войны США обретают глобальную экономическую и военную мощь. К ним переходит скипетр всего Запада с его наследием евроцентристского видения мира и отторжения России как исторического явления. Никогда ранее не укладывавшаяся в западный мир Россия к тому же явилась в форме СССР главным военно-стратегическим и геополитическим соперником нового гиганта. Холодная война требовала образа врага, и он был создан по всем законам теории пропаганды, соединив черты варварства склонной к рабству византийской традиции с угрозой миру тоталитарного монстра. Становление этого опорного мифа западного сознания, его логическое завершение к концу XX века полной дегуманизацией русских, меньше всего относимой к грехопадению коммунизмом, — роль этого клише в мировой политике вокруг России-СССР в 80–90-е годы блестяще прослежены К. Мяло.
Можно лишь добавить, что эти этапы логичны и неизбежны на пути дехристианизации западного сознания. В прошлом веке Запад — еще христианский, еще оспаривающий первенство своей истины — нуждался в кюстиновском образе России, начертанным вовсе не поборником либеральных свобод и представительных учреждений (как его толкуют по сильно сокращенным русским переводам ангажированные идеологи, подкрепляя свое мнение о России), а фанатичным католиком, в сумрачном мистическом восторге склоняющимся перед Эскориалом и инквизицией как истинной теократией. Кремль для маркиза Астольфа де Кюстина лишь потому «обиталище, которое подобает персонажам Апокалипсиса», что он — оплот и символ ложной схизматической веры, а значит, лжетеократии. В XX веке миф, как и само западное сознание, уходит от христианской парадигмы, упрощается, уже не нуждается в диалоге. Противопоставление истинного и ложного миров в романах Толкиена окончательно обретает манихейские черты: «Тьма с Востока — страны мрака, черного царства Мордор, нависающая над волшебным Валинором, «Благословенным Краем», в котором (на западе!) восходит «первосолнце», — «прямой вызов классическому «ex oriente lux», «с востока — свет»», — подмечает Мяло глубинный черный смысл этого пересмотра Истины[513]. В американской третьесословной культуре миф утрачивает всякий дух европейского культуртрегерства и аристократизма, которого были не лишены французский маркиз и киплинговский «белый человек» с его «Заповедью». Дегуманизированный образ русских тиражируется в конце XX века в массовое сознание в предельно схематизированных образах русских нелюдей в кинематографической продукции.
Пронизанная провиденциализмом американская внешняя политика в век общечеловеческих ценностей в высшей степени идеологизирована. Степень теологизации гегемонизма в разные периоды отличалась в зависимости от слабости партнера. Она была весьма сильной в начале холодной войны[514], постепенно ослабевала с утратой ядерной монополии, перешла даже в стадию прагматизма к 70-м годам, но чрезвычайно возросла во второй половине 90-х годов. «Атлантическая цивилизация» исходит из ущербности и антиисторичности любой иной культуры, ее пресловутый плюрализм дает явный сбой, когда речь заходит о желании положить в основу государственности не «общественный договор» Руссо, а начала христианские или какиелибо иные. Но главное — политика государств обязана быть проамериканской, прозападной, в противном случае они будут немедленно объявлены фашистскими и подвергнуты бойкоту и травле, как Югославия или Белоруссия. Опорой такой политики являются извечная уязвимость либеральной славянской интеллигенции перед мнением Запада, страх оказаться отверженными от «мировой цивилизации».
В то время как демократическая администрация Клинтона-Гора все более продвигала универсализм «Америки как идеи», продолжая пафос отцов-основателей, европейские национальные государства в своей официальной политике, особенно при консервативных правительствах, были несколько менее идеологизированы.
«Мировая левая», воплощенная ныне социал-демократическими партиями и «зелеными», пользуется всемерной поддержкой США, не скрывавшими своего удовлетворения приходом к власти левых космополитических партий, ставших главными проводниками «европейского строительства» и окончательного уничтожения «Европы отечеств», в Германии, Италии, Испании, Великобритании. Роль проводников европоцентристской и мондиалистской идеи об «общечеловеческих стандартах» выполняют наднациональные структуры, вобравшие в себя денационализированную леволиберальную элиту Старого Света. Не случайно прием России в Совет Европы на Западе постарались обставить как унизительный экзамен на «цивилизованность» перед неким 4-м «демократическим Интернационалом».
Его идеологи требовали замаскированную под прощание с тоталитаризмом торжественную капитуляцию тысячелетней русской цивилизации перед атлантической. Объявление категорий либерализма непререкаемо общечеловеческими превращает его в агрессивную и тоталитарную идеологию, требующую себе всемирной империи, некоего нового «Рима». Речь уже не идет о латинской версии Истины, которую несла Священная Римская империя германской нации, но все чаще о едином постхристианском обществе, о «новой эре» — New Age, что при переводе в религиозную парадигму означает «Четвертый Рим», но что есть четвертое царство в христианской эсхатологии? Это царство зверя. Антихриста.
Исторические уроки говорят сами за себя: помещенная Всевышним на неудобьях среднерусского суглинка, но твердая в своем духовном выборе стоять в вере Третьим Римом, Московия, выстоявшая перед Флорентийской унией, была вознаграждена Небом — стала Великой Россией, в то время как пала могущественная и сверкающая златом порфироносная Византия. Отвергнув Брестскую унию, Москва воссоединилась с колыбелью русского православия — Украиной, «вопившей» не под абстрактных «общечеловеков», а «под Царя Московского Православного», а западнорусские земли были расточены на задворках «цивилизованной» Европы. Парижская хартия, которую Запад ловко сумел интерпретировать как геополитическую капитуляцию, пока в России упивались «новым мышлением», стоила всех итогов войны. Москва вновь оторвана отКиева, 25 млн. русских, не сходя со своей исторической земли, утратили роль субъекта национально-государственной воли. Если Россия сама не определит свою роль в отношениях с Западом, чем еще будет оплачена новая контрибуция, налагаемая за прием в «цивилизованное сообщество»? Сотрудничество России и Европы действительно может дать обеим мощный и столь необходимый импульс. Им обеим нужно, чтобы Россия вернула роль системообразующего фактора международных отношений. Этот импульс даст Европе не унизительный экзамен России на западноевропейский либерализм, проводимый неким «глобальным правлением», а возрождение ее исторического и национального лица. Вместо испрашивания у Запада «аттестата зрелости» Россия должна выступить не духовной «бесприданницей», а представительницей поствизантийского пространства и восточнохристианского мира. Настало время в полной мере осознать значимость русского православного форпоста для всего христианского мира в целом перед лицом не только геополитических и демографических, но и духовных вызовов грядущего столетия.