Потом Дийс уточнил аккуратно:
— Это именно оттого, что вы маг? А если бы, гипотетически, был по какой-либо причине превращен в нечеловека простой житель, не занимающийся магией сам — он тоже смог бы заиметь детей от женщины-нечеловека?
— Трудно сказать про любого человека, — изрек Грин, — но я слышал про одну женщину, дети которой стали деревьями. Это была обыкновенная женщина, но она смогла найти своих детей среди других деревьев и вернуть им человеческий облик. Некоторые говорят, что жила она в Ельниках, а некоторые — за Вертяным полем. Говорят, что случилось это несколько поколений назад и теперь тамошние люди умеют разговаривать с деревьями.
— Это немного другое, — покачал головой Ренн. — Она ведь рожала все-таки детей, а не семена деревьев? Нам очень важно, какой расы дети могут именно родиться.
— Она рожала детей, — подтвердил Грин, — Но то, что внешняя оболочка может сильно меняться, надо всегда учитывать, и не судить по внешности о том, что спрятано внутри. Так происходит, и когда ищешь женщину: сначала смотришь на то, что снаружи. Потом пытаешься жить вместе, и постепенно понимаешь, кто живет с тобой рядом. Иногда бывает так, что с человеком трудно, иногда бывает так, что с нечеловеком легко.
Ренн с Дийсом переглянулись, и смотрели друг на друга так долго, что можно было бы заподозрить телепатические переговоры…
— Ясно. Давайте по-другому. Грин, согласитесь ли вы дать нашему медику образец своего мужского семени на изучение?
Грин смутился как-то постепенно. Сначала густо порозовели щеки, потом кожа его заалела даже под гривой. Он как-то растерянно попятился и спросил:
— А это как и зачем?
— Это затем, что устного ответа на интересующий нас вопрос мы получить не можем — вы каждый раз понимаете нас в каком-то своем смысле и отвечаете не про то, о чем мы вас спрашивали, — доброжелательно объяснил Дийс. — Но нам, в принципе, именно спрашивать вас не обязательно. По вашему семени мы и так поймем, какие и от кого у вас могут родиться дети.
— А зачем это вам? — спросил Грин уже с любопытством. — Вообще-то, конечно, да, мне и самому интересно, кто от меня может родиться и может ли. Только зачем это знать именно вам?
— Затем, чтобы узнать, стали ли вы не-человеком на генетическом уровне, — вежливо ответил Дийс.
— Конечно, — все еще краснея, ответил Грин. — А как вы собираетесь это проделать?
— Надо его просто слить в баночку, — коротко сообщил Тесс, пока ученые подбирали красивую вежливую формулировку. — Предварительно чем-нибудь вдохновившись.
Дийс только кивнул, пряча ухмылку, а Ренн доброжелательно — по-настоящему доброжелательно — улыбнулся, объясняя:
— Не смущайтесь так, молодой человек. Это просто анализ, такой же, как анализ крови, к примеру.
— Ну, если вам именно это нужно, — продолжая неосознанно придвигаться к Тессу, пробормотал Грин, — то да, конечно. Но я должен быть уверен, что вы используете данное только для ответа на тот вопрос, который сейчас задавали.
Тесс в итоге сам дотянулся до кончика сфинксового крыла и тихонько погладил длинные перья, а Ренн согласно кивнул:
— Обещаем, только для анализа, ни для чего больше. Поверьте, нам действительно важно знать, как изменения облика отражаются на генах… на крови, на детях — нас об этом обязательно спросят, так же как и о том, что позволяет здесь рождаться полукровкам — их кровь, или других рас, или еще что-то…
* * *
Из лаборатории в тот вечер Грин вышел истинным мабрийцем: спокойным, мрачным и неразговорчивым. Доплелся до их общего с Тессом жилья, забился в спальню и свернулся там в клубок. Сфинксу было о чем поразмыслить — кроме всего прочего, он понял, отчего мабрийцы не могли найти мага себе в помощь. Грин стал вспоминать, как разговаривать с нелюдью, которая не понимает по-человечески: коротко и конкретно. С мабрийцами так было обидно, своя же раса! Да вот, доктор Ренн так хорошо временами все понимает!
Грин немного поругал себя за недогадливость — сам ведь только утром пытался объяснить, что внешность — не главное. Потом сам себя же пожалел. Свернулся еще плотнее: никак не мог прийти в себя после лаборатории.
— А что дальше? — спросил сам себя.
— Ронни, тебе тут пощиплют перья, сбреют шерсть на анализ, научат есть специальный корм и ходить в одиночку строем! — подсказал кто-то изнутри, весьма похожий на Блейки.
— Ну, не бросать же их, они со своими пробирками совсем пропадут! — возразил Грин. — А так хоть людьми станут, пусть не сразу, постепенно. А пока да, придется с ними… осторожно.
Повздыхал еще пару раз, умащиваясь, с невероятным смущением вспомнил баночку, наглых девиц с картинок, наедине с которыми оставил доктор Мьонн: девицы разворачивались по-всякому, вставали в откровенно зовущие позы, мяли руками сиськи, облизывали губы и при нажатии на определенные места томно и беспомощно стонали.
Грин потряс головой и угрюмо поплелся в гостиную — искать Тесса и успокаиваться.
Нашел он мастера у окна, на обычном их созерцательном месте. Серазан, казалось, ждал его, потому что оглянулся на звук мягких шагов кошачьими лапами, приглашающе похлопал ладонью по подушке рядом с собой и спросил:
— Вы как?
Грин подумал, что вот, удобный момент, когда стоило бы пожаловаться на всю базу, обшипеть всех докторов, которые так мучали его всегда, а вот сегодня — особенно, и какая же это наглость — просить слить в баночку, бесцеремонная наглость!
Открыл было рот, вспомнил, откуда взялся сам Тесс и выдал:
— А почему вам так важно, будут ли у меня дети? Ведь с теми, кто приедет сюда, все равно будет все по-другому.
Тесс моргнул.
— Важно не будут ли, важно, какие они в принципе могут быть, — ответил слегка удивленно, — И даже, я думаю, не именно ваши, просто вы единственный маг, ставший нечеловеком, которого здесь видели. Нужно же посмотреть хотя бы на одном примере, что здесь может произойти с кодом.
— Сегодня код один, завтра другой, — досадливо сказал Грин. — Все меняется, все на свете, мастер Тесс. Я не могу назвать ни одной неизменной вещи в этом мире. А вы?
— Как раз код я бы и назвал вещью, которой надлежит оставаться неизменной, — нахмурился Тесс. — По крайней мере, у здорового человека. А вот его нарушения в большинстве случаев означают смерть для рода — или больных детей, с рождения калек или слишком хилых, или невозможность зачать, с кем хочешь. И лишь в крайне редких случаях — что-то более удачное и жизнеспособное, чем было заложено в коде исходном.
— Да не собираюсь я ничего зачинать! — возмутился Рон. — Да мне и не с кем пока! И вообще, непонятно, есть кто-нибудь еще или я один такой! Просто я не понимаю, зачем одно чудо изучать так, словно это явление постоянное? Я слышал о людях, которые оборачиваются медведями, лисами или енотами. Как быть с их кодом?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});