кофточкой. По левую руку от меня на диванчике расположились трое незнакомцев — двое мужчин и женщина, они тихо о чём-то переговаривались, но стоило мне ворваться в больничный холл, словно дикий зверь, все трое резко подняли головы и замолчали.
Я замерла, прислушиваясь и повторно обводя комнату более пристальным взглядом. Одинаковые железные кресла, выкрашенные в ужасный бледно-желтый цвет, куча дверей с табличками и номерами, парочка продуктовых автоматов.
Раньше мне не доводилось посещать больницы. К своему большому счастью, я никогда серьёзно не болела и не получала каких-либо травм. Поэтому всю свою жизнь я провела вдалеке от подобных заведений, если, конечно, не считать наши с Линой давнишние прогулки. Но вместо этого, я посмотрела достаточно фильмов и сериалов, чтобы знать — первым делом нужно отыскать справочную и выяснить: где найти сестру и мать.
Выглянув из-за широкого столба, я, наконец, смогла разглядеть ресепшн в конце холла. Неудивительно, что я просмотрела его в первый раз. Бело-серая окраска стойки позволяла ей слиться со стеной. Потолочные светильники над справочной были выключены, единственным источником света оставалась маленькая настольная лампа.
Приглядевшись, я различила едва уловимое движение, мои ноги сами понесли меня к стойке. Там, за длинным столом восседала дородная женщина в светлой униформе. Она склонилась над бумагами и что-то тщательно переписывала. Видимо, её слух уловил моё приближение, потому как стоило мне подойти к справочной вплотную, медработница подняла голову и посмотрела на меня прищуренными глазами. Её рыжие волосы были коротко подстрижены и небрежно завивались вокруг лица. Один из завитков упал женщине на лоб, когда та подняла брови в немом вопросе.
— Мне нужно увидеть сестру, — выпалила я первое, что пришло в голову.
В ответ на странную реплику брови слушательницы поднялись еще выше, насколько это вообще было возможно. Я вмиг залилась краской, осознавая глупость собственного вопроса.
— Часы посещений начинаются в семь, — лишь пояснила она, вновь склоняясь над бумагами и тем самым показывая, что разговор окончен.
Ага, размечталась.
— Простите, — вновь попыталась я — её привезли сегодня вечером. Имя — Арина Арден.
Женщина глубоко вздохнула, но её руки всё же начали что-то набирать на компьютере.
— Она была в операционной, — продолжила я, но осеклась — или до сих пор там, я точно не знаю.
— Вы родственница?
— Да.
— Операционное крыло, по коридору и налево, палата номер два. Доктора еще трудятся над ней, так что вам придётся подождать.
— Спасибо, — быстро выпалила я и побежала в нужном направлении.
Слова медработницы эхом звучали в моей голове «Еще трудятся над ней». Великие силы, сколько же часов прошло с тех пор, как Арину привезли сюда? Шесть? Семь? Мой лоб покрылся холодным потом. Что за травмы оперируют так долго?
Коридор, по которому я неслась, казался бесконечным. На миг мне даже почудилось, что я всё неправильно поняла и умчалась в совершенно ином направлении. Однако последние крупицы самоконтроля не дали переживаниям выбить меня из колеи.
Таща дурацкий чемодан за собой, я пронеслась мимо одной двери, потом последовала шестая, тринадцатая, двадцать первая. Когда я, наконец, достигла стены и повернула туда, где, по моему мнению, должно было находиться операционное крыло, то увидела двух людей. Слева, на металлическом кресле, восседала мама. Её шикарные каштановые волосы выбились из косы и растрепались. Идеально выглаженная розовая блузка вылезла из юбки, туфли женщина скинула, и те безвольно валялись под сиденьем. Она смотрела на второго человека. Тот стоял напротив. Крепкие мужские руки скрестились на груди. Я заметила, как под голубой рубашкой напряглись и вздулись мышцы. Казалось, тревога не оставляла его не на миг. А взгляд… Серьёзный взгляд был направлен на маму. Мне показалось, что эти двое общаются без слов. Возможно, я была права.
Я не знаю, сколько я так стояла, уставившись на пару. Может, секунду, а может десять или шестьдесят. Но я очнулась от оцепенения, лишь когда поймала на себе материнский взгляд. Тот не выражал ничего. Ни удивления, ни страха, ни боли. Лишь пустота.
Собеседник тоже заметил это, он обернулся, глядя прямо на меня. Наши глаза встретились.
— Мила, — только и выдохнул отец.
Эти слова и его голос были словно заклинание, позволяющее мне избавиться от невидимых оков и вновь начать движение.
Не глядя на мужчину, я пробежала мимо, чуть не оттолкнув его, и упала на колени перед мамой.
— Мама, мамочка, как она? — залепетала я, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Вот-вот, и они польются, словно ручьи.
Мама молчала.
— Почему так долго? Что сказал врач?
— Мила, — вновь подал голос отец.
— Я спрашиваю не тебя! — крикнула я, оборачиваясь через плечо.
Прямо сейчас вся та тоска, которую я испытывала по папе и нашей прежней жизни, отступила. На её месте осталась лишь злость и обида. Да какое право он вообще имеет здесь находиться? Он бросил нас, променял на работу. Ему плевать на всех и всё, кроме собственного бизнеса.
— Не говори со мной так, — серьёзно сказал он.
Несмотря на внешнюю сдержанность и спокойствие его голоса, я всё же смогла различить тревожные нотки. Вот и славно, пускай волнуется. Меньше всего меня сейчас заботили нежные отцовские чувства.
— Они достают осколки, — неожиданно ответила мама.
— Какие еще осколки?
— Из бедра. При переломе часть кости оказалась раздроблена.
— Великие силы, — я с шумом выдохнула. — А так, в целом, с ней всё будет хорошо?
— Да, травмы не настолько серьёзные. По крайней мере, сейчас её жизни ничего не угрожает.
— Слава великим силам, — выпалила я.
Мои руки обессилено повисли вдоль туловища, словно только что отпустили гору, а всё тело обмякло. Только сейчас я вспомнила, что сижу на полу. Вставать почему-то не хотелось. Я положила голову матери на колени и принялась тихо плакать. К моему большому удивлению, мама подняла руки и стала нежно, я бы даже сказала заботливо, гладить меня по волосам. Я закрыла глаза и задрожала.
С ней будет всё хорошо. С моей маленькой сестрёнкой, с той, что не заслужила всего этого, с невинным, пусть и порой глуповатым ангелочком будет всё хорошо. Это самое главное. А еще у меня всё же будет шанс всё исправить. Арина поправится, мы наладим отношения. По крайней мере, я сделаю всё от себя зависящее, чтобы это стало правдой.
Когда слёзы сменились тихими вздохами и всхлипываниями, отец вновь подал голос. На этот раз он был очень мягким и касался моего слуха, словно перо — кожи.
— Милая, нам надо поговорить.
Собрав волю в кулак, я всё же оторвала голову от материнской юбки, на которой из-за моих