Гайданека, профессора философии, у которого проходил подпольный семинар. В 1981 году функционера из провинции поставили во главе полицейской службы. Желая отличиться, он состряпал все это дело по собственной инициативе. О Жаке Деррида он не знал ничего, кроме того, что он был активным членом возмутительного Фонда Яна Гуса, поддерживающего диссидентов. Дело никоим образом не было направлено против Деррида; его жертвой мог оказаться любой другой иностранный гость. Ничего не зная об известности Деррида, чиновник даже представить себе не мог, какие потрясения на международном уровне вызовет его арест. Его излишнее рвение обернулось против него самого: его понизили в звании и сослали в провинцию. Гораздо позднее, после «Бархатной революции», его самого задержали за перевозку наркотиков.
Для Деррида пражское дело останется знаковым воспоминанием, своеобразным отголоском того злополучного дня в октябре 1942 года, когда его исключили из лицея Бен-Акнун. Как будто всю его жизнь «окаймляли две решетки, два тяжелых металлических препятствия»: «Когда меня выгоняли из школы или бросали в тюрьму, я всегда думал, что у другого должны быть веские основания меня обвинять»[891]. Из-за этого ареста он невольно оказался в центре внимания. Но арест, без сомнения, был одним из факторов, из-за которого он стал все больше светиться, в частности на политической сцене. «Этот арест в Праге, – написал он однажды, – был в моей жизни, по существу, путешествием, больше всего достойным этого имени»[892].
Глава 14
Новый расклад. 1982–1983
Весной 1981 года Жак Деррида воспринимает приход левых к власти с меньшим энтузиазмом, чем большинство французских интеллектуалов. Правда, в тот момент у него было по-настоящему мрачное настроение. В ноябре 1981 года в большом интервью под названием «Похвала философии», которое он дал Libération, он задается вопросом о том, какое место новая социалистическая власть отведет философии. Франсуа Миттеран, следивший за борьбой GREPH и выступлениями против реформы Аби на Генеральных штатах философии, еще до выборов заверял, что в случае его победы преподавание философии будет «поддерживаться и развиваться». Деррида считает нужным как можно скорее напомнить об этих предвыборных обещаниях[893].
После истории в Праге и прямого участия Елисейского дворца в его освобождении ситуация значительно улучшилась. С разных сторон ему дают понять, что философия не будет забыта. Но активизировался не один Деррида. 19 января 1982 года, через несколько дней после выступления на конференции «Творчество и исследование», организованной Жаком Лангом, к Жану-Пьеру Шевенману, министру по делам науки и промышленности, обращается Жан-Пьер Фай. Франсуа Шателе, в свою очередь, пытается организовать экспериментальный факультет философии в Париже-VIII, бывшем университете Венсена, разогнанном Алис Сонье-Сеите. Желая объединить эти инициативы, Шевенман устраивает 13 мая 1982 года деловой завтрак. Можно считать, что во время этой встречи и был учрежден Международный коллеж философии.
Доминик Лекур объясняет это так: «Большую роль в этом проекте сыграл Филипп Барре, выпускник Высшей нормальной школы и технический советник при кабинете министров. Можно даже сказать, что на нем все держалось. Барре прекрасно знал роль Деррида в проекте GREPH и в созыве Генеральных штатов философии. Он знал, что без него ничего нельзя было бы сделать. Он хотел, чтобы Деррида присоединился к инициативам Файя и Шателе, а также хотел добавить меня в эту команду, чтобы не была забыта философия науки. Что он упустил из виду, так эту давнюю вражду между Деррида и Файем. Последний очень обиделся за то, что координацию проекта поручили Деррида, а не ему, что нам, Шателе и мне, казалось само собой разумеющимся»[894].
Группа по созданию Международного коллежа философии была учреждена 18 мая 1982 года. В том виде, в котором он определен министром, проект напрямую вписывается в линию GREPH и Генеральных штатов философии:
Сегодня философские исследования пока еще занимают во Франции скромное место, ограничиваясь определенными пространствами, зачастую изолированными друг от друга, в таких институциях, как университет и Национальный центр научных исследований…
В тот момент, когда правительство готовится расширить изучение философии в средней школе, важно, чтобы прикладные исследования, проводимые в этой дисциплине, были обеспечены средствами и инструментами, наилучшим образом подходящими для их цели…
В этой перспективе мне показалось целесообразным изучить условия создания Международного коллежа философии, исследовательского центра и центра по подготовке к междисциплинарным исследованиям, который мог бы благоприятствовать новаторским идеям, был открыт для необычных исследований и педагогических экспериментов, мог завязывать органические связи с аналогичными инициативами за рубежом[895].
Начиная с 25 мая это письмо получает широкое распространение во Франции и во многих странах, а сам проект находит отклик в прессе. Разномастные предложения стекаются почти со всего мира. В некоторые дни их приходит по нескольку десятков, многие адресованы лично Деррида. Как он объясняет Полю де Ману, он живет теперь «в гиперактивности, безумной и почти полностью чуждой [его] интересам и вкусам, на фоне тревоги, вызываемой тщеславием, рисками, препятствиями», связанными со всем, что касается Международного коллежа философии. Тем более что проект разворачивается «в среде, переполненной кознями и жадностью, ненавистью и враждой», которые де Ман и сам может себе представить. Что касается его собственного положения, Деррида, как обычно, видит его в довольно мрачном свете:
Странным и в сущности довольно подозрительным образом новая власть отдает мне немалую дань «символического» уважения, подает мне тысячи знаков, но не связывает себя никакими обязательствами (например, на предмет чуть более приличного места, которого что-то не видать). Меня объявляют лучшим, но довольствуются этими объявлениями, и – немного зная себя в этих ситуациях – я не исключаю, что все закончится очень плохо[896].
Это не мешает Деррида поехать вместе с Жаком Лангом в Мехико в конце июля на Всемирную конференцию министров культуры. В речи, которая должна ознаменовать новую эпоху, Ланг изобличает американский культурный империализм. Несколько дней спустя Деррида благодарит его за то, что стало для него «весьма богатым опытом, счастливой возможностью и честью». Он радуется «дружескому согласию этих нескольких дней», выражая надежду на то, что Международный коллеж философии сможет воспользоваться его советами и поддержкой[897].
Не по годам развитый Пьер в 19 лет с первого раза поступает в Высшую нормальную школу. У Деррида его поступление пробуждает множество воспоминаний. «Прошло ровно 30 лет с тех пор, как я вошел в это здание, в 22 года, после двух провалов и стольких страданий… странный опыт, странная ситуация, не так ли?» – пишет он Полю де Ману[898]. Поколебавшись между филологией и