истощатся ресурсы, тоже получалось неприемлемо. С затягиванием войны ухудшалось внутреннее положение России, да и с союзниками договорились нажать на противника совместно. Однако Брусилов уже видел решение проблемы. Попросил, чтобы его фронту тоже разрешили наступать — если и не добиться успеха, то отвлечь противника с главного направления. Алексеев согласился, только предупредил, что не сумеет выделить дополнительных сил. Эверт и Куропаткин смотрели на Брусилова с недоумением — сочли, что новый главнокомандующий фронтом желает выслужиться. Но и сами поправились, что вообще-то наступать могут, но за успех ручаться нельзя. Директиву изменили, Юго-Западному фронту предписали вспомогательный удар на Луцк.
Задача прорвать фронт и впрямь была тяжелейшей. Противник наращивал оборону 9 месяцев. Кайзер посетил участок Южной армии (против русских 7-й и 11-й) и пришел в восторг. Объявил, что таких позиций он не видел даже на Западе. А австрийцы были настолько уверены в неприступности своих рубежей, что даже устроили в Вене выставку, демонстрировали макеты и снимки оборонительных сооружений как высшие достижения фортификации. За неделю до русского наступления Фалькенгайн и Конрад обсуждали, не опасно ли будет снять еще несколько дивизий в Италию. Пришли к выводу — не опасно, русским укреплений не одолеть.
Оборона состояла из 3 полос, примерно в 5 км друг от друга. Самой сильной была первая. Опорные узлы, 2–3 линии сплошных траншей, на всех высотах доты. В траншеях блиндажи и убежища, врытые в землю, часть — железобетонные, часть — с двухметровыми перекрытиями из бревен и земли. Перед окопами тянулись проволочные заграждения (2–3 полосы по 4–16 рядов), на некоторых участках через них пропускался ток, подвешивались бомбы, ставились мины. А в глубь от опорных узлов шли отсечные позиции, так что и в случае прорыва атакующие попадали в мешок, простреливались с флангов. Две тыловые полосы были оборудованы слабее (1–2 линии траншей). А между полосами и линиями окопов устраивались засеки, волчьи ямы, рогатки.
У Юго-Западного фронта не было ощутимого превосходства. В нем насчитывалось 40,5 пехотных и 15 кавалерийских дивизий (534 тыс. штыков и 60 тыс. шашек), 1770 легких и 168 тяжелых орудий. У немцев и австрийцев на этом участке было 39 пехотных и 10 кавалерийских дивизий (448 тыс. штыков и 38 тыс. сабель), 1301 легкое и 545 тяжелых орудий. Но Брусилов распределил войска неравномерно. Треть сил сосредоточил на правом фланге, в 8-й армии. Основная ее группировка наносила удар на Луцк и дальше на Ковель. А севернее прорывалась маневренная группа Гилленшмидта — на Маневичи и тоже на Ковель. Противника брали в клещи, он должен был отступить. При этом немцам пришлось бы отходить и по соседству, на участке Западного фронта, Юго-Западный помогал ему.
Но Брусилов полагал, что полностью скрыть подготовку невозможно. Опять же, прорыв на одном участке можно закрыть за счет других. Поэтому он предусмотрел наступление по всему 450-километровому фронту. Связать противника, запутать, чтобы не разобрался, какое направление главное, бить повсюду. Это позволит и самому маневрировать, использовать места, где наметился успех. Всем армиям предписывалось создать свои ударные группировки, 11-й Сахарова наступать на Броды, 7-й Щербачева на Галич, 9-й Лечицкого на Черновцы и Коломыю. Но и все корпуса, которые не войдут в армейские ударные группировки, должны были готовить собственные участки прорыва. Таким образом, атака намечалась на 13 армейских и корпусных участках, к этому добавлялось 20 ложных.
Брусилов одним из первых понял — в изменившихся условиях войны залог успеха лежит не только в количественном соотношении сил. Требуется еще и детальная, четко отлаженная организация. Срок подготовки определялся в 1,5 месяца, и за это время была проведена невиданная по масштабам черновая работа. Штаб фронта выпустил подробнейшие методические указания. На всех участках прорыва развернулись инженерные работы, ими руководил генерал Величко. Заранее оборудовались артиллерийские позиции, командные и наблюдательные пункты. Траншеями сближались с противником на 100–200 м, чтобы преодолеть расстояние одним броском.
Была произведена аэрофотосъемка всего неприятельского фронта. С помощью проекционного фонаря снимки переносились на карту, увеличивались, размножались. Каждому офицеру выдавали план его участка в масштабе 250 саженей в дюйме (в 1 см — 200 м) с точным расположением позиций противника. Сотни наблюдателей круглосуточно следили за передним краем, засекали огневые точки, батареи, командные пункты. Дополняли данными от пленных, агентурной разведки. Все цели наносились на карты, получали номера.
Собственные намерения тщательно скрывали. Войска собирали на удалении от фронта, артиллерию — в лесах, маскировали брезентом и ветками, проверяли маскировку с воздуха. Но командиры всех звеньев заранее выезжали на передовую, а артиллеристы — на будущие позиции своих батарей. Изучали местность, приборами определяли расстояние до целей, рассчитывали исходные данные для стрельбы. В тылах всех армий оборудовались учебные городки с укреплениями, сходными с настоящими, проводились тренировки солдат.
Особое внимание уделялось артиллерийскому наступлению, этот термин и родился в Брусиловском прорыве. Никакой стрельбы по площадям — каждая батарея знала свои цели, основные и запасные. Не допускалось ни малейшего перерыва между концом артподготовки и штурмом. Тяжелые орудия переносили огонь в глубину, по скоплениям вражеских резервов, позициям артиллерии. Легкие батареи «до крайней возможности» подавляли неприятельские окопы, потом одни из них ставили перед наступающими частями огневую завесу от контратак, а другие снимались с места и сопровождали пехоту. С ней требовалось взаимодействовать очень тесно. Для этого артиллерийские начальники подчинялись общевойсковым, должны были находиться при них. Часть легких батарей напрямую передавалась командирам полков, а наблюдатели с телефонами направлялись в батальоны — быстро и точно манипулировать огнем.
Участки прорыва установили в 15–35 км, чтобы не простреливались с флангов. Атака предполагалась волнами цепей, но гораздо более редких, чем у французов (интервалы 5 шагов вместо 1–2). Каждый полк образовывал 4 волны, они шли одна за другой на расстоянии 150–200 шагов (во Франции 50–70). В ротах создавались штурмовые группы с пулеметами, гранатами, дымовыми шашками, ножницами для резки проволоки. Вводилось новшество, движение перекатами — первые 2 волны на передовой траншее не останавливаются, а проскакивают и захватывают вторую. А третья и четвертая волны проходят через них, со свежими силами атакуют следующую линию. Затыкание «дыр» с помощью резервов категорически запрещалось. Брусилов указывал, что всех дыр не закроешь, а без риска на войне нельзя. Проломить в нужном месте, а в других враг и сам не выдержит, побежит.
Чтобы поднять боевой дух солдат, до них доводили факты зверств на оккупированной территории, обращения с русскими пленными. Произошел и показательный случай с «братанием». Эти мероприятия начались во Франции с Рождества 1915 г. и выглядели довольно лицемерно. По команде офицеров встречались на нейтральной полосе, обменивались символическими подарками и расходились, озираясь, не пальнут ли в спину. У русских психология была другая: если уж «брататься», то всей душой. Немцы стали этим пользоваться, сеять пацифистские настроения. А на Пасху 1916 г. около 100 солдат пошли «похристосоваться» с германцами, и их попросту взяли их в плен. Брусилов объявил об этом в приказе, завершив его выводом: «Все контакты с противником разрешаются лишь посредством винтовки и штыка!»
Но и русские вели агитацию среди неприятелей. Еще в 1914 г. из 900 чехов, подданных России, была сформирована дружина. А когда враг начал вербовать в