Шла десятая неделя их плавания в океане, когда однажды вечером Тур уловил первые признаки, предвещающие перемену настроения на борту. Кнут сказал, что было бы неплохо ступить ногой на землю какого-нибудь острова. Ему, дескать, надоела теснота на плоту, и он не скрывал, что его тошнит от запаха акульей крови. В этот момент Тур подумал о том, что речь идет о своего рода кульминационном пункте путешествия, хотя никаких признаков ослабления мотивации у экипажа заметно не было{577}. Ясно, что Кнут «был бы рад увидеть что-нибудь другое вместо холодных рыб и бурного океана»{578}.
Однако через неделю Кнут пришел в норму. Он сказал Туру, что после войны ни разу не чувствовал себя лучше, чем сейчас, и что это путешествие заставило его полюбить море; впрочем, Кнут добавил, что по-прежнему мечтает оказаться на суше{579}. Кровь с палубы смыли. Однако, возможно, мимолетные приступы дурного расположения духа у Хаугланда объяснялись не только акульей бойней. Было нечто, о чем ему не хотелось говорить. «После войны у меня регулярно случаются приступы ужасной головной боли. Они продолжаются минимум один день и ввергают меня в такую хандру, что мне ничего не хочется делать», — пишет он в своем дневнике.
Весельчак Торстейн тоже мечтал поскорее увидеть землю, но при этом утверждал, что никогда в жизни ему не было так весело, как на плоту. Герман хотел, чтобы путешествие продлилось подольше, и говорил, что ему жаль, что через пару недель они достигнут островов. Эрик думал об опасностях высадки на берег в конце путешествия и считал, что торопиться незачем. Бенгт не успел прочитать все свои книги и потому охотно задержался бы в океане еще на месяц-другой{580}. Тур был несколько раздражен тем, что Бенгт со своими книгами изолируется от коллектива, но ничего ему не говорил{581}.
Сам Тур не переставал радоваться каждой минуте пути, каждый день после отплытия из Кальяо приносил ему что-то новое. Его мысли, как и мысли Бенгта, были поглощены книгами, но он думал не о книгах, написанных другими, а о книге, которую собирался написать сам. «Мне предстоит еще многое написать, и я боюсь, что мы достигнем суши, прежде чем я успею записать главное»{582}. Кроме того, много времени у Тура занимало сочинение статей для американской и скандинавской прессы; они передавались во время сеансов радиосвязи.
Плавание превосходило все его ожидания: «Кон-Тики» описывал дугу от Перу до островов Туамоту. Десятого июня плот достиг самой северной точки под 6°18’ южной широты, а 14 июня пересек меридиан под 110° западной долготы. В этот момент они находились на полпути к островам Туамоту и на той же долготе, что и остров Пасхи, но несколько севернее. Таким образом, они вошли в воды Полинезии.
На скорость также не приходилось жаловаться. «Кон-Тики» шел со средней скоростью 1,5–2 узла, как они и предполагали еще до начала путешествия.
С погодой им тоже поначалу везло, но затем, перед кровавой резней акул, «Кон-Тики» вошел в зону тропических дождей. Черные тучи поднимались над горизонтом, и на плот обрушивались шквалы сильного ветра с ливнем, а волны выбивались из монотонного ритма, к которому члены экипажа привыкли за время длительного пассата. Стало трудно держать правильный курс. Парус выворачивало, и команда тратила много сил, чтобы вернуть его в прежнее положение.
Однажды вечером, когда Тур находился на вахте у руля, он почувствовал недомогание, но перед лицом грозящей опасности заставил себя собраться. Ветер все время менял силу и направление, волны перехлестывали через плот, и порой вода доходила ему до пояса{583}.
Затем, однако, произошло то, что часто случается на море, — после шторма наступил штиль. «Кон-Тики» остановился в мертвой зыби, не продвигаясь вперед, — Тихий океан оправдывал свое название.
Когда парусник ложится в дрейф, терпение экипажа подвергается худшему из испытаний. И хотя никто никуда не опаздывает, все равно — если приборы показывают те же координаты, что и накануне, у людей возникает ощущение, что время уходит даром. В такие минуты ими овладевает беспокойство — злейший враг мореплавателей.
«Кон-Тики» в этом отношении не был исключением. Десятого июля Кнут пишет в своем дневнике: «Вчера и сегодня мы почти не продвинулись. Почти полное отсутствие ветра и постоянный дождь сделали атмосферу совсем безрадостной, и, похоже, что кое-кто из нас совсем упал духом».
Больше всех переживал Тур. У него были «усталые глаза и лицо. Обычно очень вежливый, обходительный и добрый, он в последние дни стал ворчливым и брюзгливым. Наверное, плохо высыпается», — продолжает Кнут.
Тура тревожило не только состояние погоды. Долгое время он был уверен, что «Кон-Тики» идет курсом, близким к идеальному, но постепенно курс ему разонравился. Ведь Тур вышел в море не в поисках приключений, а чтобы доказать правильность своей теории. Теория получит наиболее веское обоснование, если плот опишет, повинуясь течению, естественную кривую линию, а им приходилось все время самим поворачивать на запад. Однако после затишья ветер переменил направление с востока-юга-востока на северо-восток. Держать западный курс стало еще труднее, и навигатор Эрик Хессельберг двинулся в юго-восточном направлении.
Тур не был доволен этим решением и считал, что надо было, по крайней мере, пытаться плыть на юго-запад. Какое-то время они держали курс на ближайший остров Пукапука, который надеялись вскоре увидеть. Но когда ветер переменился, возникли опасения, что их отнесет на юг и они проплывут мимо острова, и тогда нарушится изящество кривой линии, намеченной Туром. Правда, Эрик утверждал, что опасения Тура напрасны и что взятый им курс в данный момент наилучший.
Эти разногласия раскололи команду. Герман поддерживал Тура, в то время как Торстейн полагал, что прав Эрик. Кнут считал, что Тур зря паникует, но помалкивал. Бенгт читал свои книги и тоже не вмешивался в дискуссию.
Перед Туром встала дилемма. Как руководитель экспедиции он мог приказать Эрику. Но так как его поддерживал только Герман, он предпочел сдаться. Ведь в конце концов Эрик больше остальных понимал в навигации{584}.
Справедливости ради надо сказать, что «Кон-Тики» шел на небольшой скорости, и пока что выбор курса не имел особого практического значения. До острова Пукапука было еще довольно далеко, и, учитывая большие расстояния в Тихом океане, требовалось еще немало времени, чтобы отклонение от курса отразилось на кривой, намеченной Хейердалом. Однако с психологической точки зрения конфликт грозил взрывом; не в последнюю очередь это объяснялось тем, что команда после более чем двух месяцев пребывания на плоту обнаружила первые признаки усталости. Спор о выборе курса в море может закончиться плохо, поскольку из-за постоянно меняющейся погоды невозможно понять, что правильно, а что нет. В этом случае отстаивание своей точки зрения часто превращается в обыкновенное упрямство, а если от успеха в споре зависит личный престиж, то разногласия рискуют превратиться в позиционную войну. Тур вовремя понял, что проблема слишком незначительна, чтобы позволить ей отрицательно сказаться на сплоченности команды, и прекратил спор. Но это решение далось ему непросто — ведь он был очень честолюбивым человеком. Кнут, видевший его насквозь, отмечал: «спокойствие и самоуверенность Эрика, очевидно, сильно раздражают Тура, ибо я еще никогда в жизни не видел его в таком удрученном состоянии».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});