– Больше так не делайте, – попросил Пирсон, и Дьюк, уже было садившийся на стул, замер. – Я чуть инфаркт не получил.
Дьюк с удивлением взглянул на него, затем перевел взгляд на изображение в телевизоре. Он все понял.
– С этой сволочью еще как-то прожить можно, а как насчет президента? Он не…
– Не думаю, – сказал Дьюк. Но, подумав, добавил: – Пока, во всяком случае.
Пирсон наклонился к нему, чувствуя, как его губы опять странно немеют:
– Что значит «пока»? Что происходит, Дьюк? Кто они? Откуда взялись? Что они делают и чего хотят?
– Я вам расскажу то, что знаю, – ответил Дьюк, – но сначала хотел бы пригласить вас на небольшое собрание вечером. Около шести. Вас устроит?
– На эту тему?
– Разумеется.
Пирсон помялся:
– Хорошо. Но я должен позвонить Лизабет.
Дьюк встревожился:
– Ничего не говорите о…
– Конечно, нет. Я ей скажу, что Прекрасная Дама Без Капли Милосердия требует перепроверить ее опционы прежде, чем покажет их японцам. На это Лизабет купится: она знает Холдинг как облупленную и понимает, что та всех поставит на уши, чтобы угодить ее друзьям из Тихоокеанского региона. Годится?
– Да.
– Мне тоже, но немного некрасиво.
– Ничего нет некрасивого в том, чтобы держать твою жену подальше от летучих мышей. Я же тебя не в сауну приглашаю, брат.
– Надо полагать. Так что говори.
– Ладно. Наверное, лучше начать с того, как ты привык курить.
Из музыкального автомата, который несколько минут молчал, вдруг послышалась нудная аранжировка знаменитой песни Билли Рей Сайруса «Разбитое сердце саднит». Пирсон удивленно уставился на Дьюка Райнемана и открыл было рот, чтобы спросить, какое отношение имеет его курение к ценам на кофе в Сан-Диего. Но не произнес ни звука. Ни одного.
– Ты бросил… Потом снова начал… Но понимал, что если не будешь соблюдать осторожность, то через пару месяцев опять будешь тянуть по две пачки в день, – начал Дьюк.
– Так?
– Да, но я не вижу…
– Увидишь. – Дьюк достал платок и вытер лоб. Когда Дьюк вернулся, поговорив по телефону, Пирсону показалось, что он весь пылает от возбуждения. Да, но было и кое-что еще: он был страшно напуган.
– Просто поверь мне.
– Ладно.
– Как бы там ни было, ты приспособился. Можно это назвать «модус вивенди». Бросить ты не мог, но оказалось, что это еще не конец света: это вовсе не кокаин и не алкоголь, когда надо все время наращивать дозу. Курение – очень противная привычка, но есть масса промежуточных состояний между тремя пачками в день и полным отказом.
Пирсон уставился на Дьюка широко открытыми глазами, и тот улыбнулся:
– Я вовсе не читаю твои мысли, не думай. Просто мы знаем друг друга, так ведь?
– Видимо, да, – задумчиво произнес Пирсон.
– Я просто забыл, что мы оба Люди десятого часа.
– Кто-кто?
Пирсон прочел небольшую лекцию о Людях десятого часа и об их племенных жестах (мрачный взгляд при виде таблички «КУРИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ», обреченное пожатие плечами, когда некто облеченный властью требует: «Пожалуйста, бросьте сигарету, сэр»), племенных амулетах (жевательная резинка, леденцы, зубочистки и, разумеется, флакончики с аэрозольным дезодорантом) и племенных молитвах (наиболее распространенная «Со следующего года точно брошу»).
Дьюк восхищенно выслушал, а потом воскликнул:
– Боже милостивый, Брэндон! Ты открыл пропавшее колено Израилево! Все чокнутые пошли за верблюдом, нарисованным на пачке!
Пирсон расхохотался, заслужив еще один неодобрительный взгляд бармена.
– Во всяком случае, подходит, – продолжал Дьюк. – Позволь тебя спросить – ты куришь при ребенке?
– Боже упаси, нет! – воскликнул Пирсон.
– А при жене?
– Нет, никогда больше.
– Когда ты последний раз тянул в ресторане?
Пирсон подумал и не мог вспомнить. Теперь он садился в зале для некурящих даже тогда, когда был один, и воздерживался от сигареты, пока не доест, расплатится и выйдет. А дни, когда он курил между каждым блюдом, остались в далеком прошлом.
– Люди десятого часа, – зачарованно произнес Дьюк. – Слушай, мне нравится – нравится, что у нас есть имя. И мы действительно как племя.
Это… Он вдруг замолчал, посмотрев в окно. Мимо проходил полицейский, беседуя с красивой молодой женщиной. Она смотрела на него с восхищением и желанием, совершенно не замечая черных, оценивающих глаз и сверкающих треугольных зубов над своей головой.
– Боже, взгляни на это, – прошептал Пирсон.
– Да, – вздохнул Дьюк. – Это распространяется все больше. С каждым днем. – Он задумчиво рассматривал свой недопитый стакан. Потом встряхнулся, прогоняя мрачные мысли. – Кем бы мы ни были, – сказал он Пирсону, – мы единственные на всем проклятом свете, кто видит их.
– Кто, курящие? – недоверчиво спросил Пирсон. Конечно, надо было понять, что Дьюк к этому ведет, но все же…
– Нет, – терпеливо объяснил Дьюк. – По-настоящему курящие их не видят. Некурящие не видят тоже. – Он смерил Пирсона взглядом.
– Их видят только такие, как мы, Пирсон, – ни рыба ни мясо. Только Люди десятого часа вроде нас.
Когда через пятнадцать минут они вышли от Галлахера (Пирсон сначала позвонил жене, изложил свою выдумку и обещал быть дома к десяти), ливень перешел в мелкую морось, и Дьюк предложил пройтись пешком. Не весь путь до Кембриджа, куда они направлялись, но достаточно, чтобы Дьюк успел рассказать ему побольше. Улицы были пустынны, и они могли разговаривать, не оглядываясь поминутно через плечо.
– Это похоже на первый оргазм, – говорил Дьюк, когда они шли в тумане в сторону Чарлз-ривер. – Коль уже пошло, это становится частью твоей жизни. То же самое здесь. В какой-то день вещества у тебя в голове вступают в нужную реакцию, и ты начинаешь их видеть. Знаешь, я удивлялся, сколько людей буквально умирало от ужаса в этот момент. Очень много, я уверен.
Пирсон взглянул на кровавый отсвет фар движущихся машин на мокрой мостовой Бойлстон-стрит и вспомнил то ощущение ужаса от своей первой встречи:
– Они такие мерзкие. Такие отвратительные. И мясо у них движется вокруг черепа… Это же не описать словами, правда?
Дьюк кивнул:
– Они действительно уродливейшие твари. Я увидел первого в метро, когда ехал домой в Милгон. Он стоял на платформе станции Парк-стрит. Хорошо, что я был в поезде и поехал дальше, потому что я закричал.
– И что случилось?
Улыбка Дьюка перешла в кислую гримасу:
– Люди посмотрели на меня, потом быстренько отвернулись. Знаешь, как к этому относятся в большом городе: на каждом углу стоит чокнутый и проповедует, как Иисус Христос любит тарелки фирмы «Таппер».
Пирсон кивнул. Он знал, как это выглядит в большом городе. Вернее, считал, что знает, – до сегодняшнего дня.
– Высокий рыжий парень, весь в веснушках, сел рядом со мной и взял меня за локоть так же, как я сегодня утром сделал с тобой. Его зовут Робби Дельрей. Он маляр. Сегодня ты его увидишь у Кейт.
– Кто такая Кейт?
– Специализированный книжный магазин в Кембридже. Фантастика. Мы там встречаемся раз или два в неделю. В основном хорошие люди. Увидишь. Как бы там ни было, Робби схватил меня за локоть и сказал: «Ты не спятил, я тоже это видел. Это действительно человек-летучая мышь». Так он, конечно, мог разглагольствовать и под действием хорошей дозы амфетамина… Только я же видел это, и облегчение…
– Да, – произнес Пирсон, мысленно возвращаясь к сегодняшнему утру. Они пропустили бензовоз на Сторроу-драйв и перебежали всю в лужах улицу. Пирсон обратил внимание на нанесенную краскораспылителем, уже выцветшую надпись на обратной стороне скамейки у реки. «ЧУЖИЕ ВЫСАДИЛИСЬ – гласила она. – МЫ СЪЕЛИ ДВОИХ».
– Хорошо, что ты там был утром, – сказал Пирсон. – Мне повезло.
Дьюк кивнул:
– Да уж. Когда летучие мыши берутся за человека, это с концами – полиция потом находит кусочки в мусорном ящике после таких встреч. Ты об этом слышал?
Пирсон кивнул.
– И никто не замечает одну деталь, общую для всех жертв: они все ограничивались пятью-десятью сигаретами в день. На эту маленькую деталь не обращает внимания даже ФБР.