Читать интересную книгу В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - Александр Русов

Им с Переводчицей постоянно встречаются в пути какие-то люди, которые идут навстречу по туманным улицам, этажам, коридорам, входят и выходят на остановках из общественного транспорта, и среди множества чужих лиц то и дело мелькают знакомые: то разболтанный парень в спортивной куртке и лыжной шапочке, то сердитый и строгий на вид научный работник в кожаном пальто, то молодящийся старик с похотливым взглядом и нервически прыгающей щеточкой седых усов…

Издатель, сидящий напротив в обтянутом серым букле мягком кресле, понимающе кивает, проявляет заметный интерес, помешивает ложечкой остывающий кофе. Платон Николаевич продолжает делиться своими творческими планами. Своими непрестанно ветвящимися идеями относительно книги, которую собирается написать, которую уже пишет. Белокурая Переводчица с трудом переводит его сбивчивую речь, наполненную самыми невероятными ассоциациями. Вид у нее усталый. Взгляд потухший. Синяки под глазами, как после бессонной ночи. Вместо живых красок лица — разводы косметики. Она уязвлена недавно сделанным ей грубым замечанием. Она к этому не привыкла. Она просто убита. Ей выражено недоверие. Ее профессиональное мастерство поставлено под сомнение. Писатель Усов обращается с ней как с последней девчонкой. Как с какой-нибудь путаной Евой…

Переводчица улыбается Издателю через силу, одними губами. Пытается сберечь остатки профессиональной и женской гордости. Переводчица теребит браслет, касается выпуклым крашеным ногтем выпуклой чечевицы крохотных часиков.

— Извините… Нам пора… — говорит она совсем тихо, без прежнего уже напора в голосе.

И даже не так уверенно встряхивает своей золотистой гривой.

Платон Николаевич упирается ладонями в бугристое букле подлокотников кресла. Платон Николаевич поднимается. Издатель тоже ставит пустую кофейную чашку с черным осадком на журнальный столик. Встает. Они говорят друг другу приятные слова. Белокурая Переводчица переводит. Подробно. Детально. Дотошно. Со всеми оттенками смысла. Что в данном случае совсем уж не обязательно.

На улице мелкий дождь. Изморось. Туман. Асфальт тускло светится. Тепло. Парит. Почти как прохладным летом перед грозой. Хотя на улице сейчас европейская зима. Хотя на улице европейская весна. Они садятся в трамвай, в автобус или в автомобиль. Возможно, спускаются под землю — в метро, если только станция подземки находится рядом. Или даже идут пешком.

Еще половина пятого. Еще без пятнадцати пять. Без десяти. Еще уйма времени, и нечего было торопиться. Еще можно прогуляться по улице, ведущей к Дунаю, остановиться возле одной из витрин с женскими украшениями. Судя по всему, Платон Николаевич собирается сделать переводчице дорогой подарок. Смягчить нанесенную обиду. Восстановить атмосферу доброжелательности. Вернуть былую любовь. Он собирается сделать это из самых добрых чувств, без всяких задних мыслей. Как отец — дочери. Как известный старый писатель — своей молоденькой секретарше. Как муж — жене, любовник — любовнице…

Из сплошного тумана выступает начало моста — вздыбленные переплетения стали. И вот они снова вдвоем на улице, одни во всем городе, в целом мире.

Платон Николаевич покашливает. Он плохо переносит сырой будапештский климат, влажный будапештский воздух. Переводчица берет его под руку, льнет к плечу. Переводчица вполне оценила его искреннее желание, его благородный порыв. Да, они непременно зайдут в этот магазин, но только не сейчас — потом. Это извечное женское «потом».

— Нам пора, — интимно шепчет она, горячо придыхая, благоухая терпкими духами.

Совсем как его жена. Тут не только сходство имен — поразительное внешнее сходство. Как бы даже сходство физиологии. Временами даже такое впечатление, что это именно она и есть.

Им опять овладевает неистребимое, паническое, навязчивое желание — бежать. Бежать во что бы то ни стало, неважно куда. Но Переводчица крепко держит: не вырваться.

Невыносимо! Бессмысленная поездка. Пустое времяпрепровождение. Зачем ему эти встречи, приемы? Эти опустошающие разговоры. Зачем эта женщина?..

Будапешт в молочной дымке. Стальные, разъеденные непогодой конструкции моста вязнут в тумане, в мутном крахмальном растворе.

Они входят в неказистый подъезд. Платон Николаевич помогает даме раздеться, сдает рыжую кожаную куртку в гардероб. Раздевается сам. Переводчица причесывается перед зеркалом, раздирает щеткой спутавшиеся золотистые пряди.

По узкой лестнице они спускаются в подвал. Три официанта в белом и черном встречают их. Из-за малиновой бархатной портьеры появляется маленького роста пожилой метрдотель с прилизанными редкими волосами.

Их торжественно вводят в зал. В сопровождении метрдотеля и двух официантов они подходят к столу, за которым уже сидят двое.

Платон Николаевич плохо видит. Очки запотели. Все как в тумане. Но тут картина просветляется, и Платон Николаевич сразу узнает.

— Подпольные люди! Кхе! — севшим вдруг от волнения голосом восклицает он.

— Привет, стронцо!

— Здравствуйте, — говорит доктор Кустов.

Переводчица в растерянности. Ее прекрасные глаза мечутся по раскрасневшемуся лицу. Встреча по протоколу, а тут двое лишних — и один из них, как видно, тот, о котором говорил Платон. Интересно, который?..

— Ё-мое, мы тут с голоду помираем. Сколько можно ждать?

Антон Николаевич передвигается вдоль стола ближе к стене, освобождая место для дамы. Тоник, сидевший напротив, делает то же самое.

Появляется хозяин приема — Редактор. Редактор и его молодая сотрудница в сопровождении трех черно-белых официантов, замыкающих шествие. Плотный, сангвинического склада Редактор — большой человек на фоне измельченных предметов, образующих дальнюю перспективу зала, — приветствует сидящих за столом улыбкой банкира. Пожимает руку Переводчице. Пожимает руку Платону.

— Разрешите представить…

— Очень приятно…

Редактор представляет гостям свою сотрудницу. Переводчица переводит:

— Сотрудница отдела русской литературы…

Сотрудница улыбается. Платон говорит:

— Кхе! В общем-то мы, так сказать, знакомы…

Тоник мнется у себя в углу.

— Ирэн!.. — выдыхает он наконец, когда подходит его очередь быть представленным.

57

Вот вы и снова собрались вместе — сильнейшие представители человечества: рыцари, подлецы, импотенты, повелители, властелины и в двадцать, и в сорок, и в шестьдесят лет. И вместе с вами — ваши женщины. Догадываетесь ли вы, что думают они о вас? Вы, вечно молодые ничтожества!

Это ведь только на первый взгляд вы разные. Вы только хотите быть разными, казаться блондинами и брюнетами, людьми умными и значительными, атлетами и интеллигентами, героями и суперменами, а на самом деле все вы на одно лицо, все одним миром мазаны. И цена вам, нынешним, — ломаный грош даже в базарный день. Есть только один среди вас — действительно умный, нежный, страстный и добрый, необыкновенный и удивительный, на других совсем не похожий. Единственный, кто умеет любить, преклоняться перед женщиной, боготворить ее. Кто умеет ценить ее верность и преданность, в ком не иссякают благородство, великодушие и честь. Но где его встретить, найти? А встретив, как удержать?

Каждый из вас — это только немой инструмент. Лишь женщина способна извлечь из него достойную, совершенную, божественную музыку. Всегда ли вы, больные самомнением, зараженные ленью, немощью, идеей мирового господства, помните об этом? Смирите гордыню, вернитесь к домашним очагам! Ибо, если не вернетесь и не раскаетесь, вас ждет жестокая одинокая старость и долгая мучительная смерть. Вы умрете как бездомные собаки, и некому будет даже подушку поправить, даже закрыть вам глаза.

Молите же о пощаде! На колени!

58 ТЕЛЕГРАММА

-ГЕН ШУЛЕПНИКОВУ-

ЗАПРАШИВАЕМЫЙ ВАМИ СПЕЦИАЛИСТ СПИСКАХ СОТРУДНИКОВ НАШЕГО ИНСТИТУТА НЕ ЗНАЧИТСЯ

-КЛОН ЗУЕВ- * * *

…с прискорбием сообщает о трагической гибели жены… Светлая память… навсегда…

* * *

Сосиску вам в рот! Ва фан куло!

Тоник (Бывший заключенный палаты № 3) * * *

Уважаемый Платон Николаевич!

В связи с истечением срока действия издательского договора на Ваш роман о дружбе и сотрудничестве ученых социалистических стран, заявленный под названием «В ПОЛЯРИЗОВАННОМ СВЕТЕ», прошу в десятидневный срок…

59

— В общем, так, — говорит Тоник, доставая из кармана затиснутой между стулом, на котором он сидит, и стеной куртки подарок — кубик Рубика. — С кем поспорим на сотенную, что я соберу его за десять минут?