Жафрэ и доктор согласились, кивнув головой. Комейроль проворчал:
– Мы еще не все зубы растеряли!
– Я, – сказал Принц, – если бы понадобилось, пошел бы в бой, как юноша.
Саладен продолжал:
– Мне не хотелось бы подвергать вас большей опасности, чем себя самого. Но поскольку я доверяю вам еще меньше, чем вы мне, то вы должны подвергаться такой же опасности, как я сам.
– Мы хотели бы знать… – начал Жафрэ.
– Здесь нечего обсуждать, – решительно оборвал его маркиз. – Я сказал: я так хочу. Теперь желательно быстро посвятить вас в суть дела. Я провел большую часть дня в особняке де Шав, где я чувствую себя почти как дома. Доктор Самюэль может рассказать вам о причинах этого: я знаю обитателей особняка так же хорошо, как если бы прожил с ними десять лет. Мне не надо вам говорить, что кабинеты и касса находятся в правом крыле первого этажа. Их охраняют два человека, которых господин герцог привез из Бразилии и которые спят прямо в кабинетах. Они оба очень хорошо вооружены, но они не проснутся нынешней ночью. Я об этом позаботился.
– Смотри-ка! – воскликнул Принц с робким намеком на энтузиазм. – Наконец-то нами руководит настоящий мужчина!
– Не прерывайте меня, – сказал Саладен все так же холодно. – Господин герцог де Шав живет на втором этаже, слева от входа по авеню Габриэль, а госпожа герцогиня занимает правое крыло. Я сделал так, что мадемуазель де Шав, о которой мы с вами уже как-то раз коротко поговорили, выбрала себе в качестве апартаментов очень красивый домик в саду. Ваши люди, «простаки», как вы их называете, имеют сейчас точный план всех помещений, а мой лакей, или – если вам так больше нравится, – мой отец, который руководит ими, имел благодаря мне возможность посетить место действия днем. Мадемуазель де Шав – а она ни в чем мне не отказывает, – подождет у калитки…
– В такую погоду! – прошептал Добряк Жафрэ, всегда склонный к сочувствию. – Бедная милая малютка!
– Погода прекрасная, – отрезал Саладен. – Огонь химической спички станет ей сигналом открыть калитку. Она обменяется паролем с людьми и сама проводит их в кабинеты, от которых у нее есть ключи.
– Что за ангел эта барышня! – воскликнул растроганный Принц.
Остальные, вопреки собственной воле, с интересом слушали.
Они не могли отказать этому человеку, который сам им навязался в начальники, в точности прицела и чистоте исполнения.
– Далее, – снова заговорил Саладен. – Бывший ваш предводитель Аннибал Джоджа в настоящий момент также находится в особняке де Шав. Он привез туда молодую девушку, к которой я запретил ему приближаться. Не мне напоминать вам, господа, законы нашей организации. Будьте любезны немедленно решить судьбу Аннибала Джоджа. По моему мнению, настало время отрубить ветку.
Это выражение, которое мы уже употребляли и драматическое объяснение которого можно найти в других романах, было частью тайного словаря бывших Черных Мантий, или братства Обители Спасения в Сартене на Корсике, и означало смертный приговор.
Только один голос поднялся в защиту несчастного неаполитанца: Комейроль робко произнес несколько слов, прося о снисхождении.
– Во мне нет ни ненависти, ни гнева по отношению к Аннибалу Джоджа, – ответил Саладен. – Он просто сделал свое дело, предав эту девушку. Но, делая свое дело, он повредил нам, и этого достаточно, чтобы заслужить наказание.
– Извините, – спросил Жафрэ, – можно сделать одно замечание?
Саладен милостиво кивнул.
– Аннибал – стреляный воробей, – сказал Добряк. – И он обо всем прекрасно осведомлен. У него, должно быть, звенит в ушах в этот момент – как если бы он слышал, о чем вы тут нам говорите.
– Вы опасаетесь, что он еще и предаст после того, как ослушался? – осведомился Саладен.
– Я боюсь, что это уже произошло. Полиция уже может быть в особняке де Шав.
Самюэль, Комейроль и сам Принц, казалось, вздрогнули при этом предположении.
– Друзья мои, – ответил Саладен. – Этой ночью в особняке де Шав разыграется не одна драма. Вы еще не знаете, чего я стою. Господин герцог будет очень занят, и наших людей на первом этаже никто не услышит. Что до виконта Аннибала, он не из тех, кто идет напролом без крайней необходимости. Я его видел не далее, как сегодня, и поскольку – по мотивам, которые касаются меня одного, – полностью переменил мнение о девушке, коей он занимается, предоставил ему полную свободу действий. А судя по его характеру, он захочет убить двух зайцев сразу: сначала получить свое за похищение, потом – свою долю за участие в нашей операции.
– Но, – вмешался Комейроль, – если вы ему предоставили полную свободу действий, значит, он вовсе не ослушался.
– Мы же со своей стороны, – продолжал, не отвечая, Саладен, – мы следуем древним обычаям нашего сообщества. Для того, чтобы совершить преступление, нужен преступник. Аннибал уже отправился на место преступления: я хочу, чтобы виновным был он.
– Он заговорит! – вскричали два или три голоса.
Саладен медленно ответил:
– Он не заговорит.
Сказав эти последние слова, он посмотрел на часы и встал.
– Господа, – спросил он, – я полагаю, вы вооружены?
Да, они, эти несчастные, были вооружены – и даже сверх меры. То, что заполняло их карманы, было оружием всякого рода: там находились пистолеты, кастеты, ножи. В ручках зонтов скрывались шпаги.
Никогда еще, наверное, такие плохие солдаты не были снабжены таким количеством смертоносных орудий.
Когда Саладен дал сигнал к отправлению, каждый проверил свой арсенал. Уже от вида этих арсеналов могло бросить в дрожь. Под подкладкой сюртука одного только Жафрэ, этого Добряка, этого мирного предпринимателя, таилось столько оружия, что им можно было бы оборонять баррикаду.
Они последовали за Саладеном, своим генералом, и прошли через большой зал кафе «Массене», к тому времени уже опустевший. Официанты, однако, не закрывали свое заведение из уважения к «Этим Господам».
– Мы позволили себе некоторые излишества, – сказал на ходу Жафрэ, – завтра поспим подольше…
Они вышли и под прикрытием зонтов (вернее сказать: щитов) направились к ожидавшим их двум фиакрам.
Господин Массене, смотревший, как они усаживались в экипажи, сделал такое наблюдение:
– Не знаю, хорошо ли они повеселились сегодня, эти славные господа, но идут они, как побитые собаки.
К двум часам ночи дождь уже лил как из ведра и ветер сотрясал высокие вязы на Елисейских полях.
Конечно, по мнению полицейских, в чьи обязанности входило патрулирование и которые где-то – уже не знаю, где точно – укрылись от дождя, ни одно человеческое существо не должно было блуждать в этом потопе на всем бесконечно длинном проспекте.