честь выдающегося полярника, именно на основании его «нереабилитированности». И на том же основании дело об убийстве Колчака попало в категорию дел «не реабилитированных жертв политических репрессий», доступ к которым исследователям закрыт.
Эта абсурдная и антиправовая коллизия может быть устранена только одним способом. Необходимо, чтобы Следственный Комитет возбудил дело об убийстве А. В. Колчака, установил обстоятельства и круг причастных к преступлению, и закрыл на этом вопрос, поскольку привлечь виновных к уголовной ответственности, увы, невозможно. Но возможно дать убийству надлежащую правовую оценку — Колчак не был убит в ходе боевых действий, не был репрессирован даже по советскому закону; единственный вопрос который следовало бы выяснить: идет ли речь просто об убийстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору, или же об убийстве военнопленного (то есть довольно тяжком военном преступлении)?
При этом никакие политические оценки Колчака ни за, ни против, в контексте данной процедуры привлекаться или выноситься не должны. Их следует оставить общественному мнению и свободной дискуссии в СМИ, общественных движениях, законодательных собраниях и т. д. Попытки наследников Ленина навязать всему российскому обществу негативную оценку Колчака только потому, что эта оценка была прописана в учебниках, по которым училось старшее поколение, совершенно недопустимы.
Особенно цинично в данном контексте звучат попытки необольшевиков указывать на «белый террор», в котором, якобы, был виновен Колчак, как на причину его посмертной политической диффамации. Даже некоторые российские суды в этом контексте постановляли, что памятники могут сооружаться только людям с «безупречной репутацией», к каковым Колчак (в отличие, к примеру, от Дзержинского, не говоря уж о Ленине и Сталине) не относится.
Прежде всего, понятие «белого террора» является пропагандистской фикцией. Этим термином большевистская печать начала называть любые действия любых противников большевизма — будь то индивидуальные убийства, совершенные эсерами, массовые восстания против «красной» власти, репрессии в «белом» тылу и т. д. Эти действия не объединяет в «белый террор» ни субъект, ни объект, ни общая идеология. В то время как красный террор был вполне ясной и открыто провозглашаемой большевиками политикой, суть которой состояла в уничтожении «классового врага», тем или иным путем сопротивляющегося или могущего сопротивляться большевизму.
Посмотрим на толстую книгу Ильи Ратьковского «Хроника белого террора в России»[32]. В этом сочинении под «белый террор» подверстаны самые разнородные явления, не только боевые потери «красных» частей, но и, к примеру, преступления… германских войск, петлюровцев или деяния белорусского сепаратиста Булак-Балаховича, прославившегося, в числе прочего, «арестом Юденича».
Даже если бы мы согласились признать достоверными все приведенные в этой книге факты (а весомая их часть при проверке оказывается большевистскими пропагандистскими «фейками», авторскими натяжками для «нагона веса»), мы не обнаружим никаких следов классового террора, террора против больших социальных групп. Все акты террора с «белой» стороны, приведённые И. Ратьковским, — это явления политической борьбы, связанные непосредственно с необходимостью захвата и удержания власти, с обстоятельствами военных действий, с местью и военной ненавистью.
Эти действия не объединяет в «белый террор» ни субъект, ни объект, ни общая идеология. В то время как «красный» террор был вполне ясной и открыто провозглашаемой большевиками политикой, суть которой состояла в уничтожении «классового врага», тем или иным путем сопротивляющегося или могущего сопротивляться большевизму. Нет никаких свидетельств существования у «белых» машины террора, хотя бы отдаленно напоминавшей большевистскую ВЧК.
На такую «основу» автор пытается натянуть некий приказ адмирала А. В. Колчака от 23 марта 1919 года, который, якобы, был передан генерал-лейтенантом В. В. Артемьевым генералу С. Н. Розанову. Приказ, конечно, в любом случае не мог бы говорить о существовании у «белых» политики террора: он относился к одному вполне конкретному эпизоду борьбы «красных» в «белом» тылу — Енисейскому восстанию.
Содержание документа таково: «Возможно скорее, решительнее покончить с енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживающего их. В этом отношении пример Японии в Амурской области, объявившей об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по видимости, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе. Во всяком случае, в отношении селений Кияйское, Найское должна быть применена строгая мера. Я считаю, что способ действий должен быть примерно таковым:
1. В населенных пунктах надлежит организовать самоохрану из надежных жителей.
2. Требовать, чтобы в населенных пунктах местные власти сами арестовывали, уничтожали всех агитаторов или смутьянов.
3. За укрывательство большевиков, пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа, которую не производить только в случае, если о появлении этих лиц (шаек) в населенных пунктах было своевременно сообщено ближайшей войсковой части, а также о времени ухода этой шайки и направления её движения было своевременно донесено войскам. В противном случае на всю деревню налагать денежный штраф, руководителей деревни предавать военно-полевому суду за укрывательство.
4. Производить неожиданные налеты на беспокойные пункты и районы. Появление внушительного отряда вызывает перемену в настроении населения. <…>
7. Для разведки, связи пользоваться местными жителями, беря заложников. В случае неверных и несвоевременных сведений или измены заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать… Всех способных к боям мужчин собирать в какое-нибудь большое здание, содержать под надзором и охраной на время ночевки, в случае измены, предательства — беспощадная расправа»[33].
В «приказе» упоминались наказания укрывающих большевиков деревням (денежный штраф!) и предлагалось ввести институт заложничества для случаев использования местных жителей для разведки и связи. В случае измены, заложников предполагалось расстреливать.
Ничего сопоставимого с «красным» институтом всеобщего заложничества, когда в конце января 1919 года Великие князья Павел Александрович, Дмитрий Константинович и Николай и Георгий Михайловичи были расстреляны в отместку за убийство «фрайкором» в Германии Карла Либкнехта и Розы Люксембург, здесь, конечно, и в помине нет.
Однако источниковедческий разбор показал, что никакого «приказа Колчака» в природе попросту не существовало и перед нами классический источниковедческий фантом. Ратьковский ссылается на работу Гагкуева и Цветкова «Красный и белый террор» где документ без заглавия и без подписи опубликован как «Выдержки из приказа Колчака» с архивным шифром: «ГАРФ [Государственный архив Российской Федерации]. — Ф. 827. — Оп. 10. — Д. 105. — Л. 126». Однако никаких фото в публикации нет и, что конкретно находится по этому шифру, совершенно не ясно.
Позднее публикатор В. Ж. Цветков подтвердил историку В. Г. Хандорину: «Собственно это не приказ, не указ и тем более не закон, а некое „повеление“ Колчака, который я брал у Гуревича, Гуревич в „Воле России“ ссылался на Колосова»[34]. Итак, эсер В. Я. Гуревич, в прошлом член экономического совещания при А. В. Колчаке, в эсеровском еженедельнике «Воля России» приводит цитату из Е. Е. Колосова (борца с Колчаком).
«Весной 1919 г. мне был доставлен „Приказ“ начальника гарнизона гор. Енисейска пор. Толкачева от 3 апреля