— Идущие со мной должны немедленно укладываться. Поищите людей пригнать червей.
— Куда ты уходишь, Стилгар? — спросила Харах.
— В пустыню.
— Я пойду с тобой.
— Конечно, ты пойдешь со мной. И все мои жены пойдут со мной. И Ганима. Достать ее, Харах. Немедля.
— Да, Стилгар… немедля, — она заколебалась. — А Ирулэн?
— Если пожелает.
— Да, мой муж, — она все еще колебалась. — Ты берешь Гани в заложницы?
— В заложницы? — он был неподдельно удивлен этой мыслью. — Женщина… — он мягко коснулся носком ноги тела Айдахо. — Если этот ментат прав, я единственная надежда Гани, — и припомнил затем предостережение Лито: «Остерегайся Алии. Ты должен взять Ганиму и бежать».
Глава 56
Вслед за Свободными, все планетологи видят жизнь выражением энергии и ищут основополагающие взаимосвязи. В маленьких кусочках, крохах и частичках, врастающих в общее понимание, расовая мудрость Свободных переводится в новую несомненность. То, что есть у Свободных как народа, может быть у любого народа. Нужно лишь развить чувство энергии взаимосвязей. Нужно лишь наблюдать, как эта энергия пропитывает структуру вещей и строит из этих структур.
Харк ал-Ада.
Катастрофа Дюны.
Это был съетч Тьюка на внутренней губе Ложной Стены. Хэллек стоял в тени каменного столпа, защищавшего высокий вход съетча, дожидаясь, пока находящиеся в съетче решат, дать ли ему убежище. Он поглядел вдаль, на северную пустыню, а затем вверх, на серо-голубое утреннее небо. Здешние контрабандисты были изумлены, узнав, что он, рожденный другой планетой, поймал червя и приехал на нем. Но и Хэллека их реакция изумила не меньше. Так это просто для проворного мужчины, несколько раз видевшего, как это делается.
Хэллек опять поглядел на пустыню, серебряную пустыню со сверкающими складами и серо-зелеными полями, где вершила свое чудо вода. Все это внезапно представилось ему необычайно хрупким вместилищем энергии, жизни всего, чему угрожает резкая перетасовка извечных перемен.
Он понял, откуда такая реакция. Контейнеры с мертвой песчаной форелью тащили в съетч для перегонки и извлечения ее воды. Их были тысячи, этих созданий. Они пришли на вытекавшую воду. Вот эта утечка и дала первоначальный толчок мыслям Хэллека.
Хэллек поглядел вниз, на поля съетча и границу кваната, более не наполненного драгоценной водой. Он видел дыры в каменных стенах кваната, ободранную каменную облицовку, откуда вода выплеснулась в песок. Кто же проделал эти дыры? Некоторые тянулись метров на тридцать вдоль самых уязвимых секций кваната, в местах, где мягкий песок нисходил к поглощающим воду углубленьицам. В этих-то углубленьицах и кишела форель. Дети съетча убивали ее и собирали.
Ремонтные бригады трудились над разбитыми стенами кваната. Другие поливали самые нужные растения минимальным количество оросительной воды. Водный источник гигантского резервуара под ветроловушкой был наглухо закрыт, чтобы вода не текла в разоренный кванат. Работающие на солнечной энергии насосы были отключены. Оросительную воду брали из тающих луж на дне кваната и усердно носили из резервуара съетча.
Металлическая рама непроницаемой двери позади Хэллека щелкнула в возрастающей дневной жаре. Словно этот звук направил его глаза, Хэллек посмотрел на самый дальний извив кваната, туда, где бессовестней всего вода источалась в пустыню. Полные надежд на сад, планировщики съетча посадили там особое дерево, которое обречено, если только водный поток не удастся быстро восстановить. Хэллек поглядел на глупый свешивающийся плюмаж ивы, обдираемой песком и ветром. Для него это дерево символизировало новую реальность и его самого, и Арракиса в целом.
«Мы оба здесь чужаки».
Они уже совещаются в съетче, какое решение им принять, но им могут пригодиться хорошие бойцы. Хорошие мужчины контрабандистам всегда нужны. Хотя Хэллек не питал особых иллюзий. Контрабандисты этого века совсем не те, что приютили его много лет назад, когда он бежал из павших владений своего Герцога. Нет, это была новая поросль, быстро соображающая, как нажиться.
Он опять сосредоточил свой взгляд на глупой иве. И подумалось ему, что бури новой реальности могут снести этих контрабандистов и всех их друзей. Могут снести Стилгара с его хрупким нейтралитетом, а вместе с ним и все племена, сохраняющие верность Алии. Все они стали колониалистами. Хэллек видел, как это происходило раньше, отведал горький вкус этого в своем родном мире. Он видел это ясно, припоминая манерность городских Свободных, структуру пригородов, и то, насколько даже в этом закутке контрабандистов стираются безошибочно узнававшиеся черты деревенских съетчей. Деревенские съетчи становились колониями крупных городов. Они научились носить ярмо с мягкой прокладкой, загнанные в него своей жадностью, если не своими суевериями. Даже здесь, особенно здесь, в людях узнавались повадки покоренного населения, а не действительно Свободных. Они были насторожены, скрытны, уклончивы. Любая демонстрация власти становилась предметом ненависти — любая власть: Регентства, Стилгара, их Собственного Совета…
«Мне нельзя им доверять», — подумал Хэллек. Печально. Ушли прежние взаимные уступки свободных людей. Старые обычаи свелись к ритуальным словам, их истоки утрачены памятью.
Алия хорошо сделала свою работу, карая оппозицию и награждая за помощь, наугад тасуя силы Империи, скрывая главные элементы ее имперской власти. Шпионы! Великие боги, у нее наверняка есть шпионы!
?Если Свободные останутся в спячке, она победит», — подумал он.
Дверь позади него скрипнула и открылась. Вышел служитель съетча, по имени Мелидес: коротышка, с телом, похожим на тыкву и переходившим в тоненькие ножки, уродство которых лишь подчеркивал стилсьют.
— Ты пришли, — сообщил ему Мелидес.
И что-то хитрое и лицемерное послышалось Хэллеку в интонациях этого голоса — вполне достаточно, что Хэллек понял: убежище ему здесь — только на короткий срок.
«Только до тех пор, пока я не угоню один из их топтеров», — подумал он.
— Моя благодарность Совету, — произнес он. И подумал о Эзмаре Тьюке, в честь которого был назван этот съетч. Эзмар, давно павший в результате предательства, перерезал бы горло этому Мелидесу, едва взглянув на него.
Глава 57
Любая тропа, сужающая будущие возможности, может стать смертельной ловушкой. У людей нет ниточки для дороги через лабиринт — они видят лишь безбрежный горизонт, наполненный уникальными возможностями. Узкой точке зрения лабиринта следует быть привлекательной лишь для тех созданий, у которых нос засунут в песок. Сексуально производимые уникальности и различия — защита жизни пространств.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});