Не только неподвижностью себя с холодным изваянием могла сравнить, но и температурой рук, ног и нутра.
Настя, вроде как, всхлипнула, лицом покраснев от задержанного дыхания, когда главарь всё-таки кивнул. Бек с неимоверной величавостью головой качнул, словно оказывал невероятную честь ни то Вагнеру, ни то секретарше.
— Жук, пусти сучку.
В возмущении Анастасия раскрыла рот, но быстро поникла, разумно решив не возникать. Анне сдавило лёгкие, словно к ней ругательством обратились, руки предварительно зажав; внутренности обмазали мерзкой холодной слизью.
Мужик, захватывающий локти секретарше, вздохнул в разочаровании, суть которого Князева поняла омерзительно быстро, но Настю всё-таки отпустил.
Она сразу же растёрла запястья и, взглянув коротко на герра, как в извинении за созданную проблему, юркнула к себе за пост.
Ане казалось, что вокруг шеи кружились змеи, обнимающие горло в почти смертельном хвате, когда Бек вдруг переместил взор с Вагнера на неё. Пальцы дрогнули, крепче друг в друга впиваясь; она не успела понять, стоило ли ей играть с главарём в гляделки, или лучше было отвернуться.
Мужик спросил только с всё такой же пренебрежительно-высокомерной манерой:
— А мы-то думали, чё Вагнер на связь не выходит? А он, оказывается, немок у себя в кабинете тискает!
Анну будто ведром ледяной воды окатили с ног до головы. Бандиты за спиной Бека сально заулыбались, а девушка, поняв, к чему главарь клонил, только подобралась сильнее; уязвленная гордость в возмущении вопила, но Князева велела ей заткнуться.
Не сейчас ей требовать извинений. Не перед людьми, пришедшими качать права перед Кристианом.
Гендиректор на это полу-обвинение-полу-подкол даже ухом не повёл. Он в равнодушии, какому Князевой стоило поучиться, моргнул глазами — почти убийственно медленно — и сказал тоном таким, что одновременно и каждое слово точно чеканил, и говорил, почти растягивая гласные:
— Извинись. Я не позволю тебе оскорблять моих сотрудников.
— О как! — хмыкнул Бек. — Вот это теперь как называется? Не «подстилка», не «шлюха» и даже не «любовница», а «сотрудник»?
— Никак не похоже на извинение, — заметил Кристиан, что Анна буквально услышала, как шипела неясная ей злоба Бека, сталкиваясь с ледяной сдержанностью герра Вагнера.
Князева посмотрела на него, вдруг осознав, что голос, ещё меньше десяти минут назад её пугавший, теперь звучал в защиту Анину. Оттого стало чуть спокойнее.
Видимо, Саша правду говорил, когда, уговаривая сестру на собеседование пойти, утверждал, что Вагнер за своих людей горой стоит. Да и Виктория Дмитриевна, Земля ей будет пухом, не врала…
— Не стоит любую женщину воспринимать исключительно как представительницу древнейшей профессии, Бек. Как минимум, это чести тебе не делает. А, как максимум, ты в один миг рискуешь нарваться на барышню, которая за подобные слова не побоится морду тебе исполосовать.
Бандит хмыкнул, оставляя его слова без какого-либо комментария. Быстро взглядом метнулся в сторону Анны, будто думал увидеть в случайном её взоре, жесте или усмешке повод пререкаться дальше. Князева же в попытке быть тише воды, ниже травы взора не отрывала от гобелена, неидеальность которого уже не была такой страшной, как минуты две назад.
И Бек тогда всё-таки прошипел:
— Поговорить надо, — и, скосив недоверчиво-злобный взор на девушку, добавил: — «Сотрудницу» свою спровадь. Нечего бабе уши греть.
— Вы не поняли, к чему мы пришли в последний раз? — спросил Кристиан, в раздражении распрямляя плечи. Князева с каким-то разочарованием поняла, что ледяное самообладание герра дало трещину. А точнее — подплавилось.
— Я ясно дал понять, Бек, что в «Софитах» вы дела решать больше не будете. Говорить не о чем.
— Говорить всегда есть о чём. Просто ты того не хочешь делать, немец, — подал вдруг голос второй телохранитель Бека. Жук в почти полном равнодушии, какое изначально можно было спутать с внимательностью, вперил взгляд в пустой стакан от виски на столе Кристиана.
Бек рот своему прихвостню не заткнул, а, наоборот, кивнул, не поворачиваясь к нему лицом. И это стало каплей горючего, попавшего на кончик спички; босс с ещё бо́льшей злобой, какую скрывать уже не мог, — или, может, намеренно не стал — хмыкнул и признал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, не хочу. Потому, что считаю вопрос решенным.
— Для тебя, но не для нас, — снова выступил Бек и вдруг вышел сильно вперед, подходя к столу. Анна отшатнулась, держа дистанцию, и очутилась двумя-тремя шагами почти за спиной бандита. Сразу же снова отошла к стене.
Кристиан не шевельнулся, когда на стол с грохотом опустили спортивную сумку.
Князева могла поклясться, что услышала в ней перестукивание корпусов огнестрельного оружия.
— Ты пойми, немец, что нам сейчас с арены уходить нельзя. Мы клиентов нашли, через неделю-другую должны были груз отдать.
— Почему это меня должно волновать? — пожал плечами Кристиан. — Раз клиенты есть, то вы в шоколаде просто! — почти по-доброму усмехнулся босс, а потом за какую-то секунду, какую Анна проморгала, вернул себе былую холодность:
— Вот, Бек, и решай вопросы со своей клиентурой вне «Софитов»; мест в Москве для «переговоров» предостаточно. А в моём театре я не позволю дурь толкать.
Сердце рухнуло вниз, в падении разрываясь от осознания, за что пришёл договариваться Бек.
С детства Аня помнила жуткие рассказы учителей, на классных часах повествующих о наркозависимых, об их тяжелых ломках и смертях в муках. Во времена студенчества от друзей узнавала, что «торчащие» были и в её окружении.
И равно, что в школе, что в университете, что сейчас — Князеву от одного упоминания наркотиков трясло, как от электрического тока, сжигающего нервные окончания в пепел.
Она метнулась взглядом от Вагнера до Жука, от Жука до Бека и собралась спиной пятиться к входу, за которым, вероятно, согнувшись в три погибели и не дыша, сидела Настя, растирающая ноющие запястья.
Только ноги в предательстве одубели. Будто вены и артерии икр, бедёр опломбировали сталью, сделав их неподвижными протезами, способными только прямыми оставаться.
Бек в ответ на отказ хмыкнул, уголком губ дёрнул в жесте куда более грубым, какой Анна зачастую наблюдала от Пчёлы или того же Саши.
Лысый проговорил почти гортанно:
— Чё, в святого решил поиграть? Ружьё, значит, ресурсы в твоём театре можно толкать, в карты проигрывать «лямы» тоже разрешено, а килограмм кокса, который с руками отрывают за бабки бешеные, нельзя?
Анна представила килограмм смерти, растёртой в белый порошок. Дыхание перехватило так, словно в носовую полость попала пара наркотических пылинок.
— Нельзя, — согласился Вагнер. — Потому что это, как ты правильно подметил, моя территория. И здесь я устанавливаю правила.
— Ага, так мы и поняли. Только чё-то правила у тебя не для всех действуют. Таджиков с их кокаином ты принимаешь чуть ли не с распростертыми объятьями.
— Они с наркотиками завязали ещё в прошлом году.
— Это они тебе сказали? И ты поверил? — вскинул мохнатые брови, Бек, и, не дождавшись ответа, хмыкнул так, словно они с Кристианом были давними друзьями, для которых издёвка стала привычной манерой диалога: — Эх ты, святая простота!.. Они, к твоему сведению, сюда…
— Сука так и будет тут стоять, уши греть? — вдруг подал голос Жук. Анна встрепенулась, только через какие-то секунды осознав, что больше её напрягло не «обращение», а внимание, вернувшееся к её персоне.
Желудок скрутился в узел, становясь меньше в размерах, и чуть ли не комом подобрался к горлу, когда Князева заметила на себе четыре взгляда, каждый из которых пугал. Уязвленная гордость вынуждала показать зубы, но девушка чуть ли не до крови прикусила язык, приказывая себе заткнуться, дабы врагов не нажить.
Она не знала, какой реакции от неё ждали, и посмотрела на Вагнера взглядом, за который через секунду стало стыдно. Босс посмотрел на Жука так, что для Анны осталось загадкой, как бандюган не сгорбился под тяжелым взором немца, и проговорил: