Читать интересную книгу История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Особняк и завод Сан-Галли на Лисовском проспекте

Однажды на балу Дунечка простудилась и вскоре умерла. От неё остался капитал, но никто не знал, как им распорядиться. И тогда царь будто бы велел передать его Городской думе на нужды сирот. Но думские купцы вспомнили обиды, нанесённые им этой гордячкой, и сказали царю: «Не можем мы воспитывать сирот на такие деньги». Разгневанный царь крикнул: «Блудники и лицемеры, что же, я кину деньги собакам!». И тогда нашёлся один купец, Сан-Галли, который имел литейный завод на Лиговке, и сказал: «Я знаю, что надо сделать. Мы не выкинем деньги собакам. Они пойдут городу. Довольно бегать по дворам. Я построю уборные, и будут они на площадях, как в Европе!» И действительно, всё сделал Сан-Галли. Как в Европе.

Известны и другие легенды о Сан-Галли. У входа на его бывший завод на Лиговском проспекте до сих пор стоят чугунные фигуры двух мальчиков, один из которых одет в рабочий костюм кузнеца. Согласно легенде, эта фигура изображает внука Сан-Галли, который, нарядившись кузнецом, в день празднования 50-летия завода первым вбежал в спальню деда и поздравил его с юбилеем. Растроганный дед будто бы тогда же велел отлить скульптуру мальчика в чугуне.

Рядом с заводом раскинулся сад, в центре которого устроен фонтан, украшенный бронзовой скульптурой древнегреческой богини любви и красоты Афродиты. Согласно легендам, это своеобразный памятник дочери Франца Карловича Сан-Галли, утонувшей во время купания на даче на берегу Финского залива.

О происхождении в Петербурге уличных общественных туалетов в арсенале городского фольклора есть и другая легенда. Она посвящена туалету на углу Кронверкского и Каменноостровского проспектов, рядом с современной станцией метро «Горьковская». Построен он в 1906 году по проекту архитектора А.И. Зазерского в виде миниатюрной загородной виллы с башенками, шпилями, узорной кладкой, словно сказочный замок. Известность в Петербурге туалет приобрел не только из-за своего необыкновенно роскошного вида, но и благодаря романтической легенде, витавшей над ним. Сказочно богатый купец Василий Григорьевич Александров, владевший некогда Центральным рынком на Петербургской стороне, однажды влюбился в высокородную даму. Та принимала его ухаживания, подавала некоторые надежды, но как только доходило до дела – ни в какую. И вроде бы не лабазный купец, не в смазных сапогах, а нет, и все тут. «Ты, – говорит, – мужик, а я баронесса». И весь разговор. Ручку – пожалуйста. Ухаживания – пожалуйста. А дальше… Нет, и все. Но самое интересное, что не была та баронесса такой уж неприступной. И об этом знал гордый Александров. И решил он отомстить ей.

Жила баронесса в доме на Каменноостровском проспекте, и Александров на свои деньги, «радея о народном здоровье», сооружает в саду Народного дома, напротив окон капризной дамочки прекрасный общественный туалет – точную копию загородной виллы баронессы, «неприступной для удачливых выходцев из простого народа». Смотри, как любой житель города пользуется твоим гостеприимством. Оскорблённая женщина съехала и поселилась у Николаевского моста. Но и там Александров строит общественный гальюн под её окнами. Несчастная дама переезжает к Тучкову мосту, но и здесь её настигает страшная месть оскорблённого мужчины. Так в Петербурге, одна за другой, появились три «виллы общего пользования». Если, конечно, доверять городскому фольклору.

Среди замечательных людей уходящего Петербурга, имена которых сохранились в народных преданиях, особое место занимает П.И. Чайковский. Гениальный композитор, с 1866 года живший в Москве, тем не менее принадлежит нашему городу. Здесь он закончил консерваторию и Училище правоведения, здесь он создал свои лучшие произведения, здесь большинство из них были впервые исполнены. Наконец, здесь, в Петербурге, в 1893 году он неожиданно умер. Тайна внезапной смерти пятидесятитрёхлетнего, полного сил композитора вот уже целое столетие будоражит умы его соотечественников. По официальной версии, Пётр Ильич Чайковский умер от холеры, проболев всего несколько дней. Поздним вечером 20 октября 1893 года, после премьерного представления Шестой симфонии в Мариинском театре, в сопровождении близких друзей, разгоряченный выпавшим на его долю успехом, он зашёл в ресторан Лернера, который располагался в то время в помещениях знаменитой кондитерской Вольфа и Беранже, что на углу Невского и Мойки. Попросил подать стакан воды. «Извините, кипячёной нет», – ответили ему. «Так подайте сырой. И похолодней», – нетерпеливо ответил композитор. Сделав всего один глоток, он поблагодарил официанта и вернул стакан. Глоток воды якобы оказался роковым. Вместе с тем сохранилась легенда, что вода была кем-то отравлена сознательно – не то злодеем, не то завистником. В очередной, который уже раз, если верить легенде, гений погибает и торжествует злодейство.

Несколько позже родилась другая легенда, в распространении которой живое участие приняли отечественные музыковеды. Согласно ей, Чайковский «покончил жизнь самоубийством от отчаянья, заразив себя холерой». В рамках этой легенды становится понятной известная интерпретация последней, Шестой, симфонии композитора как «музыкального самоубийства, или прощания с почитателями своего таланта». Уже после кончины Чайковского его лечащий врач Н.Н. Мамонов рассказывал, как Пётр Ильич часто упоминал «чёрного офицера», который пытается заглянуть в окна его квартиры, видать, хочет что-то «сообщить ему сквозь стекла, а потом, сообразив, что его не слышат, пугающе улыбается и грозит пальцем».

Такую трактовку трагических для русской культуры событий подтверждает и скандальная легенда, также утверждающая, что Чайковский умер не от холеры, а покончил жизнь самоубийством, приняв яд, который сымитировал приступы холеры. Будучи, как известно, гомосексуалистом, он якобы «оказывал знаки внимания маленькому племяннику одного высокопоставленного чиновника». Узнав об этом, дядя мальчика написал письмо самому императору и передал его через соученика Чайковского по Училищу правоведения Николая Якоби. Тот, увидев в этом скандале «угрозу чести правоведов», собрал товарищеский суд и пригласил на него композитора. Решение суда было категоричным: либо ссылка в Сибирь и несмываемый позор, либо яд и смерть, которая этот позор смоет. Правоведы якобы «рекомендовали второй выход – что он и исполнил».

В этой связи любопытен рассказ о том, что Чайковский и в самом деле смертельно боялся, что о его наклонностях когда-нибудь узнает император, хотя о сексуальной ориентации композитора в Петербурге было широко известно. И Пётр Ильич, и его брат Модест были окружены «себе подобными молодыми людьми, которых в обществе открыто называли “Бандой Модеста”». Мнения фольклора о реакции на это царя расходятся. По одним легендам, когда царь узнал о странностях композитора, он будто бы искренне воскликнул: «Господи, да знал бы я об этом раньше, я бы подарил ему весь Пажеский корпус», по другим, – «царь приказал ему покончить с собой».

В 1894 году умер видный композитор, пианист и дирижер, основатель Русского музыкального общества и Петербургской консерватории Антон Григорьевич Рубинштейн. Он был одной из центральных фигур петербургской музыкальной жизни 1860-1870-х годов. По свидетельству современников, это был человек «небольшого роста, коренастый, с огромной гривой волос». Внешне он так напоминал портреты знаменитого композитора Людвига ван Бетховена, умершего в пятидесятисемилетнем возрасте, за два года до рождения самого Рубинштейна, что в Петербурге его искренне считали незаконным отпрыском немецкой знаменитости. Рубинштейн не спорил. Видимо, ему, как композитору и музыкальному деятелю, льстила эта невероятная легенда. Кажется, свою гениальность он и в самом деле чувствовал с раннего возраста. Его брат Николай рассказывал, как в детстве, когда Антону было всего двенадцать лет, они несколько дней провели в доме одни, без взрослых, и очень голодали. И Антон сказал ему, протягивая несколько копеек, завалявшихся в кармане: «Николаша, я знаменитый артист, и мне неудобно, сходи в лавку и купи хлеба и огурцов».

Антон Григорьевич Рубинштейн

Рассказывают, как однажды кто-то обратился к Антону Григорьевичу с вопросом, почему он, обладая мировой славой, всё же продолжает ежедневно по несколько часов в день упражняться в игре на рояле. «Это просто необходимо, – будто бы ответил композитор, – Если я не упражняюсь один день, это замечаю я сам, два дня – заметят музыканты, три – вся публика». Вот почему, если верить фольклору, призрак композитора под звуки его музыки, льющейся из окон этого дома, время от времени и сегодня появляется на улице его имени.

На рубеже веков уходили из жизни и другие представители культуры XIX века. Умер поэт Алексей Апухтин, на которого русская поэзия возлагала большие надежды. Апухтин рано начал писать стихи. Уже во время учёбы ему прочили великую славу и смотрели как на будущую знаменитость. Покровителю Училища правоведения принцу П.Г. Ольденбургскому приписывается фраза, ставшая одно время крылатой: «Если в Лицее был А. Пушкин, то у нас Апущин». В этом каламбуре, основным звеном которого является переиначенная фамилия Апухтина, легко заметить некоторую двусмысленность. Но даже принц Ольденбургский, видимо, вовсе не предполагал, какие ассоциации могут впоследствии возникнуть в связи с этим. В известном смысле Апухтин действительно «опустился». По окончании училища он с головой окунулся в праздную светскую жизнь, заполненную картами, цыганами, кутежами. Его знаменитый романс «Ночи безумные, ночи бессонные» во многом автобиографичен. Лирика поэта насквозь пронизана грустью, разочарованием, недовольством жизнью. Второго Пушкина из него, увы, не получилось.