— Тебе лучше? — Он почти мурлыкал. — Подойди сюда, к решетке, любовь моя, я тебе помассирую бедную твою головочку. Оторву к чертям от твоих тощих плеч.
Ненависть просто капала с этого воркующего голоса, такого по-прежнему изящного и утонченного. Ладно, я в тюрьме. Я знала, за что меня, но Ала за что? Тут я вздрогнула, подумав, что вряд ли мне удастся еще больше взбесить этого демона. Он меня предупредил: никому не говорить, что мне известно, как наматывать в себе энергию линий. А я являюсь в безвременье и проделываю это на глазах у Миниаса. Выходит, Ала поймали на лжи умолчанием, и не похоже, что ему удастся отмазаться.
Щурясь в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-то в черной мгле, я протянула руку, ощупывая пол вокруг себя, при этом стараясь держаться подальше от голоса Ала. Настороженные уши ловили эхо моего дыхания от предположительно стен, но больше я ничего не слышала. Легкое прикосновение ищущих пальцев к ткани заставило меня замереть, потом я протянула руку. Теплое тело, пахнущее кровью и корицей.
— Трент? — прошептала я тревожно, подползая ближе и ощупывая его руками. Нас поместили вместе? — Господи боже мой, ты жив?
— В данный момент времени, — ответил он. — Вам не трудно было бы меня не трогать?
Его совершенно ясный голос меня потряс, я отдернула руку.
— Ты живой! — воскликнула я, когда прилив смущения перешел в легкую злость. — Почему ты молчал?
— Какой смысл был бы говорить?
Я отодвинулась и села по-турецки, услышав, что он шевелится. Я ничего не видела, но предположила, что он оперся о противоположный угол. Лучшее место в камере, учитывая, что оно дальше всего от Ала. Мне так кажется.
Меня стала пробирать дрожь, я ее подавила. Ал здесь. И я здесь. Жаль, что я ничего не вижу.
— Что они с нами сделают? — спросила я Трента. — И давно ли ты очнулся?
Едва слышный выдох — это был вздох, наверное.
— Слишком давно. Как ты думаешь, что они с нами сделают?
Послышался плеск воды в пластиковой бутылке, и меня в десять раз сильнее стала мучить жажда.
— Нас поймали, — сказал Трент лишенным надежды серым голосом. — Я очнулся здесь.
Ал сухо прокашлялся.
— Прямо сейчас обсуждается небольшой вопрос о законности моих прав на тебя, — сказал он, и я подумала, зачем ему это? Разве что ему скучно и он не любит, когда его игнорируют. — Ты должна будешь продемонстрировать, что ты умеешь накапливать в себе энергию. Им плевать, что я угрозу свел до нуля — нет, они решили бросить меня сюда и дать мне «подумать о том, что я сделал». Как только меня вызовут, я тут же вернусь обратно, придушу тебя, брошу твой труп под ноги Дали и сделаю заявление, что все было у меня под контролем и теперь я требую компенсации за вмешательство.
Он все еще не знал, что его имя вызова у меня, и его никто не вытащит на ту сторону линий, но это краткое облегчение тут же прошло. Какая разница? Он скоро выяснит. Снова я подумала о Дженксе, и сердце будто упало ниже желудка. Мы почти уже все сделали. Господи, только бы Дженкс выбрался.
Я протянула руку на звук плеснувшей в пластике воды и нашарила флягу, которую протягивал мне Трент. Я не дала себе труд вытереть горлышко и скривилась от неожиданного вкуса жженого янтаря.
— Спасибо, — сказала я, возвращая флягу. — Это твоя вода, из твоего рюкзака. Наши вещи при нас? — Я снова всмотрелась в темноту. — Фонарик твой там тоже есть?
Я услышала, как Трент шевельнул ногами.
— Сломан. И ваш тоже. Наверное, ради психологического эффекта, учитывая, что ничего другого они не сделали — если не считать надетых на нас браслетов из зачарованного серебра и купания в соленой воде.
— Это да, — согласилась я, ощущая себя мокрой и грязной. — До этого я додумалась.
Не давая себе труда копаться в сумке, я мысленно перебрала все, что туда положила. В общем, ничего. А с серебряной лентой на руке я даже свечку не смогу зажечь. Но тут у меня брови полезли вверх, и я осторожно ощупала поясницу — и рот у меня открылся, когда под пальцами оказался прохладный пластик. Мне оставили мой пейнтбольный пистолет? С участившимся пульсом я его вытащила, навела туда, откуда слышался голос Ала.
— Может быть, — сказала я, сдвигая предохранитель, — они решили, что угрозы мы не представляем.
— Может быть, — сказал Ал, — им все равно, если мы перебьем друг друга. Выстрели в меня из этой штуки, и я, когда выйду, тебя не убью, а буду с тобой играть. Пока ты не сдохнешь с воплями.
У меня рука дрогнула, я напряглась, всматриваясь в темноту.
— То, что ты ничего не видишь, еще не значит, что я не вижу, — сказал Ал. — С такого расстояния не попасть, но ради бога, трать заряды, ведьма. Мне куда легче будет добиться от тебя послушания, когда я окажусь рядом.
Он оттуда не выйдет, но я снова поставила пистолет на предохранитель и заткнула за пояс. Не настолько я дура, чтобы думать, будто демоны меня сюда сунули, не зная, что на мне есть действующие чары. Они отняли все, что можно было бы использовать для побега, но оставили возможность самообороны. Это испытание — или какое-то извращенное реалити-шоу? Я прислонилась к стене, склонив голову набок. Скорее всего это был способ стравить ведьму с демоном, и если победа будет за мной, права Тритона на меня будут еще законней.
Легкая серебряная лента у меня на руке ощущалась тяжелее любой цепи. Я даже не пыталась подключиться к линии и придумать, как совершить отсюда прыжок. Меня поймали, и похоже было, что на этот раз мне не уйти.
— Солнце почти село, — сказал Ал из темноты мечтательным голосом. — Еще несколько секунд — и я свободен. Ты была дурой, когда думала, будто можешь меня пригвоздить к безвременью, взяв себе мое имя вызова. Никто никогда мимо этой заразы-статуи не прошел. И никто никогда не пройдет.
Закат. Он был весьма уверен, что его кто-то сейчас вызовет. Когда этого не произойдет, он будет кипятком брызгать. Я на всякий случай отодвинулась еще дальше.
И почувствовала, как дрожит что-то в середине моего ци, и замерла, приложив руку к животу. Никогда не испытывала ничего похожего на эту боль пустоты внутри, и она становилась сильнее.
— Что-то мне нехорошо, — шепнула я Тренту, но не похоже, что ему это было интересно.
Ал рассмеялся лающим смехом:
— Не надо было тебе пить ту воду. Она пролежала на солнце какое-то время.
— У меня все в порядке, — сказал Трент, и его тихий голос был мрачнее окружающей нас теплой темноты.
— Так ты же эльф, — презрительно бросил Ал. — Почти животное. Они все могут есть.
Я застонала, прижимая руку к животу.
— Нет, — сказала я на выдохе, глядя себе под ноги, — мне и правда нехорошо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});