В половине 2–го часа пополудни его высочество отправился в дальнейший путь на Кострому. По отбытии дорогого гостя Ярославское городское общество на особом пароходе, сопровождавшее цесаревича до монастыря, пожелало отслужить благодарственный о здравии его высочества соборный молебен, в конце которого была коленопреклоненно принесена напутственная о путешествующем молитва.
С приездом преосвященного Игнатия в монастырь стечение народа к богослужениям значительно увеличилось. Церковь святителя Николая, вмещающая не более шестисот человек, стала тесна, вся монастырская братия и окрестные жители стали выражать желание построить новый храм вместо пришедшего в опасное состояние соборного храма Иверской Божией Матери шестипридельного, в четырех приделах которого уже воспрещено было отправлять богослужение, так как образовались большие трещины по всем направлениям каменных сводов. Явился жертвователь — подрядчик каменных работ ярославский мещанин Федотов, обещавший всю каменную работу исполнить своими рабочими безвозмездно и дать на начальное действие тысячу рублей.
Преосвященный вызвал из С. — Петербурга знакомого ему архитектора, профессора Академии художеств И. И. Горностаева[244], и передал ему свою величественную идею нового храма, которую тот осуществил в своем проекте. Чтобы разобрать разрушившийся соборный храм, надо было исходатайствовать через обер — прокурора Святейшего Синода высочайшее разрешение, а также подлежала высочайшему утверждению постройка нового храма. Между тем, монастырю необходимо было спешить с разборкой храма, так как рабочие Федотова в случае неразрешения готовились отправиться в Петербург на свои заработки, тогда и Федотов вынужден был бы отказаться от обещанного, что составило бы большую потерю для храмоздателей.
В субботу на первой неделе Великого поста государь по приобщении Святых Таин благоволил вспомнить, что у обер — прокурора есть нужные к докладу дела и потребовал представить их. Обер — прокурор, директор его канцелярии, начальник отделения — все, через руки которых шло дело о Бабаевском храме, были в этот день причастники. Государь принял во внимание пожертвование Федотова и благоволил разрешить разборку старого храма. В тот же день разрешение было передано по телеграфу через Ярославль в Бабаевский монастырь. Вся братия монастыря были причастники, но владыке об этом было доложено на другой день — в воскресенье, в неделю Православия, после литургии, которую он совершал сам. Таким образом, совершилось достойное замечания событие: первый шаг к сооружению нового храма был сделан лицами, которые все без изъятия только что сподобились причаститься Святых Христовых Таин — видимый признак благословения Божия на начатое дело.
С понедельника второй недели поста началась разборка старого храма, дело шло быстро. Кирпич заготовлялся на заводах, устроенных при монастыре, добывался на месте дикий камень, который пошел в цоколь здания, распланирована была местность, так как новый храм воздвигался немного далее вглубь берега, размеры фундамента обозначены. Твердый грунт не требовал свайных укреплений, предположено было с наступлением весны приступить к сооружению здания.
Ждали утверждения проекта, которое замедлилось. Министр путей сообщения находил, что архитектурные линии в нем слишком смелы, чтобы могли быть благонадежно исполнены. Только по личным объяснениям архитектора Горностаева министерство согласилось на утверждение. Таким образом, проект храма в честь чудотворной иконы Иверской Божией Матери был приготовлен ко всеподданейшему докладу, который в свою очередь разными случайностями оттянулся до конца мая и лишь в 21–е число того месяца, день празднования иконы Божией Матери Владимирской, государь изволил утвердить проект. «Над построением храма Богоматери, — писал владыка своему брату, — очевиден перст Богоматери. Даруется человекам, труждающимся в деле, помощь, вместе даруется им побороться с препятствиями и поскорбеть для их же душевной пользы, чтобы очистить дело от примеси тщеславия и других увлечений, чтобы оно было совершено в богомудром смиренномудрии. Таков обычный ход дел, покровительствуемых Богом».[245]
Сооружению нового храма доставляли денежные средства расположенные к монастырю граждане гг. Ярославля и Костромы. Преосвященный ярославский Нил (в миру Николай) сочувственно отнесся к желанию граждан ежегодно переносить с крестным ходом чудотворную икону святителя Николая из Бабаевского монастыря в Ярославский кафедральный собор. Костромской преосвященный Платон выразил свое одобрение, и Святейший Синод указом от 4 июля 1866 года уважил и разрешил ходатайство ярославского архипастыря. С тех пор икона эта носится ежегодно в Ярославль, встречаемая и провожаемая десятками тысяч жителей.[246]
Живя на покое в Бабаевском монастыре, освобожденный от обязанностей служебных, преосвященный Игнатий отдавал все свободные часы своего дня пересмотру и пополнению своих аскетических сочинений. Труды по напечатанию их принял на себя поселившийся при нем родной брат его П. А. Брянчанинов. Между всеми изданными в это время сочинениями особенно замечательным является «Слово о смерти», в первый раз напечатанное издателем журнала «Домашняя беседа»[247] Аскоченским. Оно вместе с некоторыми другими сочинениями епископа Игнатия подверглось рецензии, составленной священником Павлом Матвеевским и помещенной в сентябрьской книжке духовного журнала «Странник» за 1863 год[248], тогда издававшегося протоиереем Гречулевичем. По важности обвинений, возводимых печатно священником на епископа, преосвященный Игнатий не счел возможным оставить ее без отзыва, который и был напечатан в журнале Аскоченского «Домашняя беседа» под псевдонимом «Православного»[249]. Прилагаем его во всей его полноте.
Отзыв Православного на рецензию «Слова о смерти» и других сочинений епископа Игнатия священником Павлом Матвеевским, помещенную в сентябрьской книжке за 1863 год духовного журнала «Странник».
«В сентябрьской книжке духовного журнала „Странник“ мы прочитали рецензию сочинений епископа Игнатия, сделанную священником Павлом Матвеевским. По важности обвинений, возводимых печатно священником на епископа, рецензия эта не должна быть оставлена без отзыва.
Священник начинает разбор с поучений епископа, видит в них, и справедливо, аскетическое направление. Оно должно характеризовать сочинения епископа, проведшего жизнь в уединении монастырском, возванного к служению святителя уже в преклонных летах. О поучениях священник не сказал ни добра, ни худа. О поучении 13–м по Пятидесятнице он выразился: длинное — предлинное. Для определенности приговора прибавим: дельное — предельное, заслуживает оно внимания современных христиан. Священник присовокупляет, что оно, будучи длинное — предлинное, по этой причине осталось даже непроизнесенным. Откуда почерпнул он это сведение? Мы знаем, что указываемое поучение и некоторые другие, напечатанные и ненапечатанные, написаны именно для келейного чтения. Священник сам видит в нем это свойство, называя его нравоучительным размышлением. Рецензия с первых слов выразила свои направление и характер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});