Немногие наши люди, остававшиеся еще на ногах, наблюдали это печальное зрелище, несомненный дальнейший шаг на пути к полной нашей гибели, но не могли подать судну никакой помощи.
Как мы впоследствии установили, следует считать еще большим счастьем, что судно прибило именно к берегу, так как нельзя допустить, чтобы какое бы то ни было судно могло в течение всей зимы остаться неповрежденным, стоя на якорях у берега открытого моря; а если бы его унесло в открытое море, то нам пришлось бы навсегда остаться на этом острове, так как никакого леса на нем не росло, и мы, следовательно, не могли бы раздобыть материала, чтобы построить другое новое судно.
Судно не пролежало и двух дней на берегу, как под действием сильных приливов стало погружаться в рыхлый песок, из которого здесь состоит грунт, и ушло на глубину восьми или девяти футов, а изнутри наполнилось соленой морской водой. В таком состоянии оно оставалось лежать со всем своим такелажем до марта следующего 1742 года, когда оставшиеся у нас немногие люди собрались с силами.
Людей, остававшихся еще на ногах, мы разбили на два отряда и командировали их к северу и к югу, чтобы разведать землю, на которой находились. Оба отряда отправились каждый в свою сторону, пока не дошли до высоких крутых гор, спускавшихся прямо к морю, через которые им не удалось найти прохода.
Через два или три дня они вернулись и сообщили, что ни разу не встретили людей и даже не заметили признаков присутствия их, как-то: тропинок, костров и тому подобного, но они видели по всему побережью множество морских бобров, а на суше бесчисленное количество песцов, которые совершенно не боялись людей.
Можно думать, что им никогда не приходилось встречаться с человеком. Это также подкрепило наше мнение о том, что мы находимся на острове. Впоследствии мы направили также нескольких людей в глубь страны, которые, пройдя по высоким горам, по нехоженым дорогам, вернулись обратно через два дня и принесли известие, окончательно убедившее нас в том, что мы действительно находились на острове.
Они прошли приблизительно две немецких мили и взобрались на высокую гору, где и увидели с противоположной стороны, то есть с запада, снова открытое море. Это известие подействовало на всех наших людей, словно удар грома. Мы ясно поняли, в какое беспомощное и тяжелое положение попали и что нам угрожает полная гибель.
В самом деле, мы оказались выброшенными на неизвестный и пустынный остров, без корабля, без леса для постройки другого судна, без провизии, с большим количеством людей, до последней степени больных, без лекарств или каких-либо средств для лечения больных, без жилья, – выброшенными, так сказать, под открытое небо.
К тому же вся земля покрыта снегом, впереди предстоит длительная зима с неизбежными сильными морозами, у нас совсем нет дров. От таких тревожных мыслей немудрено дойти до отчаяния и усомниться в возможности нашего спасения.
При подобных обстоятельствах не оставалось, однако, ничего другого, как запастись терпением и покориться неизбежному. Как перезимовать на этом пустынном острове, было невозможно придумать, и приходилось только надеяться, что те из нас, кому удастся пережить зиму, по наступлению весны найдут какое-нибудь средство спасти всех остальных.
Остров этот, южную оконечность которого мы назвали мыс Манати (это морская корова), расположен на 54°37' северной широты и простирается к NWtN полностью на один градус к северу. Долгота его восточная от Петербурга, примерно 130°; в ширину он имеет в некоторых местах приблизительно около трех немецких миль, а в иных, в зависимости от расположения бухт, и того менее.
От материка он удален примерно на тридцать немецких миль; непосредственно к западу против него находится Камчатка. На нем имеется много высоких гор, состоящих из скалистых и песчаных камней, а между ними – многочисленные долины, в большинстве которых можно найти хорошую пресную воду.
Долины поросли высокой травой, но никаких деревьев или кустарников в них не растет, если не считать имеющейся в некоторых долинах карликовой ивы толщиной примерно с палец, а высотой в фут или полтора. Эта ива разветвляется на очень многочисленные, тонкие и искривленные ветви, довольно широко стелющиеся по земле, но ни на какое дело не пригодные.
На всем протяжении побережья острова незаметно ни одного места, где можно было бы безопасно поставить судно, а к поискам такого места мы приложили немалые усилия.
Суда, которые кто-нибудь вздумал бы послать к этому острову для промысла морского бобра, должны иметь такое устройство, чтобы их можно было немедленно по прибытии на место вытащить на берег, а таких отлогих, вполне удобных для этого мест имеется достаточное количество на всем берегу, особенно в средней части острова по обеим его продольным сторонам, главным образом на западном берегу.
Приливы и отливы особенно высоко поднимаются при полнолунии и новолунии; приливная волна особенно сильна на восточном берегу, где она направлена от OtN к WtS, а на западном берегу направление ее – с WNW к OSO.
Подъем воды достигает при этом семи или восьми футов, что, в частности, может способствовать легкому причалу таких судов, так как если причалить к берегу в момент полного прилива, то с отливом судно останется на суше, а затем уже можно принять меры к тому, чтобы до наступления следующего полного прилива убрать судно повыше, туда, где никакая волна его достигнуть не может.
О птицах и животных, которых мы там встретили, пока ничего говорить не буду, так как предполагаю описать в особой главе морских и сухопутных животных, а также и птиц настолько подробно, насколько это позволят мои познания.
Возвратимся, однако, к рассказу о наших работах и образе жизни на острове. Когда мы все собрались, наконец, на берегу, то самой первой и главной нашей заботой было – обеспечить себя продовольствием на зиму. Мы подсчитали оставшиеся у нас запасы провианта, который состоял из небольшого количества ржаной муки и крупы.
Эти запасы, однако, находились еще на корабле и уже в течение нескольких дней были затоплены соленой морской водой. Провизии предстояло пробыть еще несколько дней в воде, в ожидании, пока несколько человек из числа нашей команды не оправятся настолько от своей болезни и не соберутся с силами, чтобы вытащить запасы из помещения, затопленного водой.
Оказалось, что запасов продовольствия было так мало, что на каждого человека к выдаче пришлось ежемесячно вначале по тридцати, затем по пятнадцати фунтов ржаной муки, которая, однако, вскоре совсем окончилась; кроме того, было выдано пять фунтов подмоченной крупы и полфунта соли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});