Читать интересную книгу Лёха - Николай Берг

То ли случайно, то ли в плане издевки, то ли в воспитательных целях, но, когда утром прислали «молодежь для наставничества», как выразился комиссар, оказалось, что все штрафованные тут. И пара балбесов, сломавших штыки, и двое других, устроивших вчера тарарам с костром… в общем – полный набор. Разве что тихий и благодушный парень по фамилии Сурков был не из охламонов. За него тут же принялся Березкин, со всем пылом ботана, передающего свои познания, а остальные расселись вместе со «стариками»; кто хотел – закурил.

К выходу уже были готовы, ждали только Середу с пушкой. Собственно, рассчитывать на артиллерийскую подготовку не приходилось, но неугомонный сержант вчера убедил командира, что даже в плане учебного выезда стоит присоединить арту к группе. Пышноусый долго не думал, согласился. И вот теперь вылезли какие-то недочеты, красный и злой Середа бранился, исправляя с помощью своих новоиспеченных номеров расчета какие-то незаметные другим огрехи, а остальные ждали, когда «топчие» наконец стронутся с места. Семенов с бурятом взялись было помочь, но сержант жестко помощь отклонил, сказав, что в случае боя расчет сам должен из неудобного положения выворачиваться, и дояр согласился. Сидел теперь молча, иногда поглядывая на возившихся с упряжью пушкарей.

– Треба на німців нападати, а не всяким сміттям руки бруднити[152], – заявил мужественный Сиволап. Несмотря на его героические старания по разглаживанию того, что он сам считал усами, а может, даже и усищами, убогая поросль стыдливо пыталась спрятаться и вместо героического разлета вверх и в стороны все время норовила залезть тощими мокрыми кончиками в уголки по-детски пухлогубого рта.

– До німців справа дійде. А військовій справі треба вчитися. Причому, як вірно сказано – справжнім чином[153]. – Сидевший поодаль и помогавший лейтенантику обучать будущего снайпера ефрейтор счел нужным внести ясность.

– За десяток гвинтивок похид робити, – презрительно фыркнул Сиволап.

Сидевший рядом с ним чернявый и сухощавый Гнидо кивнул в знак согласия.

– Я склад знаю, там гвинтивок можна взяти бильше. И охороны там мало, – сказал он не без достоинства.

– Диты мали! – коротко бросил, как плюнул, Бендеберя.

– Не, ну а чего? – вступился за своих приятелей Азаров. Ему явно не понравилось, что их обозвали малыми детьми.

– А того, – свысока ответил ефрейтор, – что не в винтовках дело. Первый и последний раз это вам говорю, а вы на ус мотайте. Так вот: начальство знает больше. Станете начальством – поймете сами. А пока запомните. И если вам непонятно, почему приказывают то или это, то не потому, что начальство дурное, а потому, что оно знает больше и видит дальше.

– И что оно такое видит? – иронично и мужественно прищурился молокосос.

– Ты лучше задницу себе морщи, сынок. На физиомордии морщины останутся, – грубовато и презрительно заявил ефрейтор.

– Не груби, дядя, – огрызнулся Азаров.

– Во-первых, Гогуны эти – предатели и работают на немецкую победу, – влез до этого молчавший Семенов.

– Ну и что?

– То, что они – местные, тут каждую тропку знают, людей знают, вот твоих хотя бы родственников сдать немцам могут, и потому нам особо опасны. Это понятно? – медленно и увесисто сказал дояр.

– Ну?..

– Не нукай, не запряг. Во-вторых, тамошние, когда из армии дезертировали, запрятали два станковых «максима». С лентами и запасом патронов. Ты пулемет в деле видел?

– Видел. По нам как чесанули, так троих сразу как корова языком слизнула, – нахмурился Азаров.

– Вот. Опять же сразу на немцев кидаться – с вами, рядовыми-необученными – только потери нести. Ты с ранеными возился? Сам раненым был? Ну то-то. А каждый раненый – это минус четыре человека, чтобы его нести, или полтелеги. То есть вместо семидесяти кило полезного груза таскать твою тушку.

– Чего таскать-то? На месте же стоим: считай, деревню уже в лесу выстроили, – усмехнулся несгибаемый Азаров.

– Это пока. Помяни мое слово – фрицы скоро за нас возьмутся, им чистый тыл нужен. Будут нас гонять, как вшивого по бане. А у вас пока один гонор, немца гонором не одолеешь. Серьезный он вояка, немец-то.

– Мы их не боимся, – гордо заявил Азаров, и его дружки незаметно для себя приняли картинно-плакатные позы и соответствующие выражения лиц.

– Плохо. Не боятся только дураки. Потому как не понимают, на что идут и что их ждет. И дохнут быстро и зря. Совершенно без толку, а потом их еще закапывать надо, силы тратить, – веско припечатал Бендеберя.

– То есть, дядя, ты хочешь сказать, что все герои – дураки? – окрысился Азаров.

– Это когда я такое сказал? – удивился ефрейтор.

– Да вот сейчас. Что не боятся только дураки; а герои-то не боятся!

Тут даже лейтенант с Сурковым головы повернули.

– Все нормальные люди на войне – боятся. Только герои свой страх превозмогают. Потому они – герои. А те, кто дураки, ничего не боятся – героями не становятся. Просто не успевают. Потому как дохнут быстро, – размеренно высказался ефрейтор.

– И ты тоже боишься? – съехидничал Азаров.

– Я ж нормальный чоловик. Конечно, боюсь. Потому и жив по сей день, что не гарцевал, как некоторые, зазря под огнем, чтоб свою лихость показать. Нельзя только своему страху волю давать, убьет тогда страх.

– А ты ходив в атаки? На кулеметы? – вдруг спросил Гнидо.

– Пионеры юные, головы чугунные, сами оловянные, черти окаянные, – усмехнулся дояр.

Молодежь посмотрела злобно, а ефрейтор выдержал паузу и ответил – негромко, но все услышали:

– Ходил, конечно. Но там надо не робеть, там залегших выкашивают, у поднявшегося в атаку только два варианта – вперед или вверх, – тут ефрейтор мотнул головой, показав вверх – на небо, видное сквозь листву.

– То есть боялся?

– Конечно.

– А ты говоришь – не робеть! – радостно подловил ефрейтора юнец.

– Бояться – боишься. А штаны сухие, – осек балбеса Семенов.

– Эгей! Поехали! – донесся возглас от пушчонки.

Лейтенант встрепенулся, вскочил бодро и приказал строиться. Не без некоторой неразберихи, но построились в жидковатую колонну по два и двинулись в направлении гогуновской деревни.

Потомок шел молча, не обращая внимания на явное желание шедшего слева «усатого» Сиволапа пообщаться. Сказанное только что странным образом всколыхнуло память, и теперь Леха вспоминал – когда и как он боялся.

Шедший рядом с ним Сиволап неумело, но старательно пытался идти в ногу, потому не обращал внимания на то, что менеджер все время морщился. Леха с изрядным неудовольствием обнаружил, что боялся больше в своей прошлой жизни, чем сейчас, причем тот страх был каким-то липким и длинным, и ожидание разноса от начальства выедало душу и запомнилось лучше, чем та же истерическая паника при побеге из плена или нелепый бег с канистрами, понукаемый штыком в задницу. Это было совсем непонятно, потому как из всех американских фильмов следовало, что: «Война – это ад!» Ну да. Ад. Но прошлогодняя травля, когда начальник отдела не пойми с чего взъелся на Леху и травил его полгода просто так, каждый день шпыняя и унижая прилюдно, – вспоминалась прекрасно и с деталями, а, скажем, драка с боксером… Странно, нет ощущения, что испугался, хотя точно умом понимал, что ужаснулся, видя врага целым, бодрым и активным.

Странная хрень. Это было совершенно непонятно и, вспоминая по мерзкому свойству человеческой памяти всякие гадости из своей не слишком богатой впечатлениями жизни, потомок только диву давался.

– Слухай, а ты сам чего бильше напужався? – сбил его с размышлений вопрос Сиволапа.

Потомок непонимающе уставился на сопляка с усами, чуть было не ляпнул про управляющего отделом, потом вовремя исправился, – но все равно сказал немного не в тему:

– Когда немецкий танк рядом проехал. И гусеница у него была красная и мокрая.

Паренек заткнулся надолго, переваривая сказанное, а менеджер вспомнил, что плен ни в коем случае нельзя упоминать прилюдно, и тут он явно прокололся, хорошо еще перед сопляком глупеньким.

Марш, монотонный и утомительный, закончился не скоро, и Леха встрепенулся, только когда к ним подбежал ординарец командира отряда, пыхтя и придерживая рукой съезжающую с головы, нелепую в еще теплое время меховую щеголеватую кубанку. Посыльный заявил, что товарища лейтенанта и его красноармейцев зовут на совещание.

Киргетов стоял, пожевывая травинку, смотрел странновато. Тут же были пышноусый и комиссар, еще люди – командиры взводов.

– Расскажи еще раз, поподробнее, – велел разведчику старшой.

Киргетов выплюнул травинку и будничным голосом не то доложил, не то просто рассказал:

– Бить там в общем некого. Староста с начальником самообороны поехали в райцентр на трех пустых подводах и не вернулись. С райцентра приехали немцы – не военные, другие какие-то, – командовали ими те, что с бляхами собачьими на цепуре бегают. Окрестности села прочесали, миколаевских для этого мобилизовали и еще с двух деревень людей. Нашли несколько мертвяков, вроде немцев. Самооборонцев разоружили сразу. Так что винтовок больше в селе нет, фрицы с собой увезли.