в свои и кладу себе на шею — жест абсолютного доверия в моём случае. Холодные пальцы осторожно скользят по коже, касаясь костяной полоски.
Он столько мне врал, он почти убил меня, а я ему доверяю, и сейчас, когда море словно набирает воздуха в грудь для финального крика, когда я понимаю, что еще миг — и я рванусь из рук Лиграна прочь, чтобы его же спасти — ошейник вдруг соскальзывает вниз, и мы оба хватаем его, стукаясь лбами.
Эйфория захлёстывает меня, как цунами. Мне не придется прыгать, я буду жить, все будут жить!
Поворачиваюсь к королю, чувствуя себя на грани то ли обморока, то ли истерики, встречаюсь с ним глазами и швыряю фелинос вниз. Он летит невероятно, невозможно медленно, словно планирует вниз мягкое невесомое перо.
И жрец, и король вытягивают руки вверх, едва ли не подпрыгивают, но…
Тяжелая полоска из кости до них не долетает, застывает метрах в двух, нарушая все законы земного тяготения, вроде бы универсальные для любых миров. Сворачивается, точно белая гусеница, клубком, обвиваясь дымом, превращается в кокон, а затем кости разворачиваются, расползаются во все стороны.
Прямо в сером рассветном воздухе над головами тянущихся вверх людей я вижу до боли знакомый маленький силуэт, белый скелет небольшого существа. Кажется, вот-вот блеснёт зеленью хитрый кошачий глаз, тонкий костяной хвост ходит ходуном влево-вправо.
А потом Ксамурр, мой верный приятель, растворяется, как голограмма, и появляется вновь — на порожке башенного шпиля, у моих ног. Тычется в голень.
— Мррр?
— Фелинос подтвердил право наследника… наследницы! — насмешливо и немного безумно восклицает лирт Веритос. — Этого вы хотели, Ваше Величество? Зато девушка жива!
Король не говорит ни слова.
Лигран не говорит ни слова.
Верховная жрица, стоящая между двух оставшихся в целости светящихся столбов, — я не заметила, когда она вернулась — тоже молчит.
Но я не всматриваюсь в их лица, они все сейчас — словно за стеклянным экраном. Наклоняюсь, подхватываю Ксамурра на руки и поворачиваюсь к морю. Оно вроде бы неподвижно и приподнялось, кажется, совсем немного — иллюзия, возникшая лишь потому, что верхняя кромка воды сливается с небом. Я знаю, что всё не так, что волна огромна и идёт со скоростью смерти. Не знаю, что я творю, хочется вытянуть руки вперед и закрыть глаза, так я и делаю, ощущая, как Лигран, пришедший в себя, обнимает меня со спины.
Это не мешает. Наоборот.
Магия в крови Агнессы, одобренная, признанная божественной силой, в этот момент кажется мне столь же огромной, как волна, ей тесно в этом тоненьком, хрупком и смертном человеческом теле, и она вырывается наружу. Последние два светильника лопаются, такая мелочь, по сравнению с остальным.
Море. Я должна остановить море. Может быть, у меня вырастают невидимые огромные крылья. Может быть, я грежу или схожу с ума, мысленно воспаряя над обезумевшей толщей воды и разглаживая её незримыми гигантскими ладонями, одной — своей, женской, узкой и тонкой, а другой — мужской, сильной и крепкой, так похожей на ладонь Лиграна.
— Ш-ш-ш, — словно дую на больное, успокаивая плачущего, утешая скорбящего. — Тише, тише, тише…
И не вижу — чувствую, как цунами высотой с башню, опускается вниз, миллиметр за миллиметром, вопреки всем законам земного тяготения и прочим правилам. Моя магия сильнее всех правил, пусть даже только в этот самый момент.
Ветер стихает, а Лигран сжимает меня крепче.
— Донум воды? — шепчет он мне на ухо, на кончиках пальцев проступают когти, мягко царапают предплечья. — Наследница престола? Ты просто кладезь загадок, лирта Камилла.
Я поворачиваюсь, больше уже не глядя на море, а Луава светит ему в глаза, и Лигран жмурится, тоже похожий на кота.
— Пожалуй, я теперь выгодная невеста, и могу начинать страдать от того, что ты со мной по расчёту.
— Пожалуй, я могу начинать страдать, что не дотягиваю до тебя и тебе нужен более завидный жених, — тон в тон отвечает он.
— Это всё не моё. Это… её, Агнессы, — я неловко обвожу рукой Магристу, просматривающуюся, как на ладони. А Ксамурр недовольно бодает меня в руку, напоминает о себе, мол, жених женихом, а разве я не молодец? Впрочем, не стоит додумывать за котов их мысли. Даже за таких, необыкновенных котов, божественных реликвий по совместительству.
— Может быть, — соглашается Лигран. — Это её. А я — твой. Этого мало?
— Этого — более чем достаточно.
Я отступаю, чтобы разглядеть его всего, залитого светом дневного светила, прекрасного, лучшего и моего — от макушки до пяток, собираюсь сделать только маленький шажок — но моё тело тянет назад, слишком сильно, чтобы я успела хоть что-нибудь сказать или сделать. Слишком сильно и слишком быстро — лирте Хорренде свидетели не нужны.
Лигран опять успевает меня схватить, я отправляю мысленный посыл — окажись на земле! — и он исчезает, как тогда, в храме.
А я сама — падаю.
Не на крышу дворца, пропасть подо мной гораздо, гораздо глубже — с этой стороны башенного шпиля до земли будет метров тридцать, а может, и больше.
Сердце отстукивает последние секунды, гортань сжимается ужасом, а своевольный донум то выхватывает меня из потока свистящего ветра, то возвращает обратно.
Я оказываюсь в маленьком магрском госпитале, где всюду снуют шустрые целительницы с убранными под нежно-розовые головные повязки волосами. Дородный целитель, склонившийся над постелью бледной и худой темноволосой женщины, с изумлением смотрит на меня, но не препятствует, когда я подхожу ближе и заглядываю в её глаза, называю "мамой", целую,