Читать интересную книгу Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми

Партия ШАС, принципы которой, основы и методы управления и принятия решений я категорически отвергаю, – это партия, свято преданная своим принципам. И ее представитель, Ицхак Перец, человек далекий и от проблемы выезда в Израиль, и от новоприбывших и менталитета приезжающих в то время, оказался хорошим министром абсорбции. Он действительно пытался глубже понять проблемы и решить их. Он был на сто процентов министром абсорбции, который пытался превратить это министерство в более эффективное. Но он также и пробовал, не так грубо, как другие, проводить в нем и свою идеологию. В его каденцию в качестве министра абсорбции, так же как и во времена Якова Цура и Яира Цабана, в министерстве царил человечный подход к новоприбывшим, в отличие от их последователей, даже если они и были из числа самих новоприбывших.

Отношение партий к самому дорогому для меня, проблемам еврейского народа и выезду в Израиль, то, чему я посвятил себя и всю свою жизнь, вызвало у меня отчуждение и недоверие к партиям Израиля. Я вспоминал Ицхака Рабина, который с презрением и отвращением относился к внутрипартийной грязи. Для него это было почти физическим страданием, когда он был вынужден заниматься политическими играми. В том была огромная пропасть между ним и Шимоном Пересом, и в его пренебрежительном отношении к политикану Пересу, мастеру политических манипуляций и интриг. Мне была знакома эта действительность, и у меня не было никакого желания влезать в этот партийный и политический водоворот. Но я обязан был рассказать свою правду. Я считал, что я не имею права хранить только для себя известное мне и не довести этого до сведения общества.

После выхода в отставку я встретился с Эхудом Бараком и сказал ему, что я поддержу его. Я не присоединюсь к его партии, а просто выскажу, что у меня есть сказать о нем и о Беньямине Нетаньяху. Я согласился выступить и в предвыборных передачах по телевидению. Но при одном условии: я буду говорить только то, что я сам подготовлю, и только на те темы, которые я считаю необходимыми. Я согласился выслушать мнения его профессиональных советников, оставив за собой решение, о чем и что говорить. Так и произошло. Я выступил по телевидению, определив содержание и форму сказанного, оставив саму телевизионную съемку профессионалам, которые это отлично сделали. В предвыборной кампании я высказал свое мнение и о партии Натана Щаранского и о партии Авигдора Либермана. Не раз я высказывал свое мнение, что я знаю и их, и многих других лучше, чем они сами себя. Я никогда не использовал информацию, полученную мной за годы службы, в личных или политических спорах и никогда и никому не передавал ее. Но, несомненно, у меня сложилось собственное мнение и об этих людях, и об их стойкости, и я принимал это мнение в расчет.

Мне было ясно, что Либерман создает свою партию, в последнюю минуту, как партию-спутник партии Ликуд. Он решил сделать этот шаг, к которому уже был давно готов. Ему надоело прислуживать другим политикам. Он сознавал, и вполне справедливо, что у него есть и силы и право самому играть на политической арене. Ведь это он привел Беньямина Нетаньяху к руководству партии Ликуд благодаря своей великолепной способности к политическим махинациям и интригам, в которых он один из лучших и успешных в Израиле специалистов. Либерману удалось победить в политических махинациях Давида Леви на его же поле, в партии, построенной по почти мафиозной структуре, с несколькими внутрипартийными группировками! Либерман, пришедший в партию извне, проделал это великолепно!

Он наголову разгромил Давида Леви, в его же партии и его же методами. Он был более хитрым, более подлым, более изощренным, более энергичным и более агрессивным, чем люди Давида Леви. И благодаря Эвету Либерману Беньямин Нетаньяху стал премьер-министром Израиля. Правда, что это произошло на фоне развала руководства из старой гвардии Ликуда, на фоне провала в выборах 1992 года, на фоне слабости Ицхака Шамира в управлении партией. И. Шамир, при всех его преимуществах, слишком принципиален, слишком скромен, слишком прям и честен, слишком осторожен, чтобы управлять Ликудом начала 90-х. Возле него не оказалось людей достаточно хитрых, способных обмануть всех и вся, обладающих достаточно «гибкими» нормами, как Э. Либерман, способных помочь ему управлять партией. Верность и честность, качества, которые привели его к успехам в руководстве подпольной организацией ЛЕХИ, «Борцы за свободу Израиля» и в Моссаде, не являлись ценным инструментом для успеха в политике в Израиле, особенно в том лагере, в котором находился И. Шамир в то время. Напротив, они являлись препятствием.

Разрушение партии было заложено в самом правлении Менахема Бегина. Его превосходство, эгоцентричность, нетерпимость к другим мнениям в партии, настойчивая жажда почитания и преклонения себе – все это разрушило партию, выдавив из нее каждого, обладающего собственным, независимым мнением. Абсолютное единовластие М. Бегина в руководстве партией не позволяло вырасти в ней сколь-нибудь значительным фигурам. Никто не мог действовать в партии, кроме тех, кто стоял навытяжку перед вождем и беспрекословно подчинялся ему. Но в критический момент, к которому М. Бегин и привел партию и государство, он сломался, и, когда он ушел, И. Шамир оказался единственным из старых ревизионистов, с укоренившейся и глубокой идеологией, который мог возглавить партию. Миша Аренс был слишком прямым и честным, слишком интеллигентным, слишком принципиальным, чтобы быть руководителем Ликуда. Конкуренты, Ариэль Шарон и Давид Леви, были не больше чем обыкновенные оппортунисты. Считать их идейными наследниками идеологии движения Херут, в моих глазах, не больше чем убогая насмешка над идеологией. И. Шамир пытался удержать партию, продолжить ее идеологическую линию, пытаясь приспособить ее к новой, меняющейся действительности. По своему характеру И. Шамир был консервативным, и ему это было трудно. Но И. Шамир, в отличие от М. Бегина, не сломался и не ушел. Он боролся до конца, несмотря на то что партия слабела и под конец почти исчезла. Между Ликудом сегодняшнего дня и идеологией Херута нет ничего общего. Единственный, кто олицетворяет эту идеологию и довольно близок ней, правда в довольно карикатурной форме, – это Фейглин. Оппортунизм Нетаньяху давно победил идеологию его отца.

Имя Эвета Либермана я услышал впервые в 1986 году, после назначения Д. Бартова на пост директора «Натив». Мне на глаза попалась маленькая заметка в газете Ликуда, в которой было высказано возмущение тем, что на должность директора Натива не был назначен верный член партии Ликуд, а человек, близкий по взглядам к Рабочей партии. Не было приведено какого-либо профессионального или делового аргумента, а только партийная принадлежность. Под статьей была подпись «Эвет Либерман». Я поинтересовался, кто этот политический комиссар, который заботится об идеологической чистоте работников государственного аппарата Израиля в стиле примитивного большевизма? Мне сказали, что это молодой парень, недавно приехавший из СССР, из Молдавии, и что он один из активистов молодежного сектора партии Ликуд. Через несколько лет ко мне обратились мои друзья из новоприбывших и рассказали о маленькой организации, которая пытается помочь евреям Советского Союза, но ей не помогают, потому что ее организаторы ассоциируются с Ликудом. Я всегда относился с отвращением, когда пытались примешать узкие партийные интересы к борьбе евреев Советского Союза или вообще к проблемам выезда в Израиль. Я согласился встретиться с людьми из этой организации, среди которых был и Либерман. Ни слова не говоря ему, я улыбнулся про себя. На этот раз он сам был жертвой своих же методов, применяемых его политическими противниками. Я убедился, что в деятельности этой организации есть здоровые и полезные элементы для евреев в СССР, и согласился взаимодействовать с ними. Я придавал большое значение тому, что новоприбывшие действуют среди населения, которое только недавно приехало в Израиль. Очень важным было то доверие, с которым к ним относились люди, среди которых они жили только вчера.

За несколько месяцев до выборов 1999 года А. Либерман ринулся в политику. У него были отличные политические связи и контроль над активистами партии Ликуд из новоприбывших, которые могли быть начальной базой для его партии. Мне было ясно, что я не могу поддержать партию Либермана. Партию одного человека, созданную для осуществления его целей, большинство из которых я считал для себя неприемлемыми, против партии Н. Щаранского. Н. Щаранский, стоявший тогда во главе партии новоприбывших из Советского Союза, еще не превратил ее в партию одного лидера. Объективно и израильское общество, и новоприбывшие, с их нарастающими и нерешаемыми проблемами, уже созрели для создания своей политической силы, которая могла представлять их интересы. Натан Щаранский, будучи наиболее известной фигурой среди новоприбывших, обладавший наилучшими возможностями популяризовать партию в обществе, имеющий экономическую и организационную базу, выстроенную в течение ряда лет, и пользующийся популярностью среди евреев США, и должен был стоять во главе этой партии. При всем моем несогласии с некоторыми вещами и людьми в руководстве партии и опасении от поведения Н. Щаранского как политика в правительстве Нетаньяху, я поддержал его партию против партии А. Либермана, потому что считал, что его партия представляет реально выходцев из Советского Союза. Нетаньяху, находясь в отчаянном положении в последние дни перед выборами, предал Либермана и, пытаясь вульгарным, примитивным способом ассоциироваться с Щаранским, объявил о своей поддержке партии Щаранского против Либермана. Насколько я знаю, Либерман воспринял это довольно тяжело, но кто, как не Либерман, знал, кто такой Беньямин Нетаньяху. В свою очередь Натан Щаранский опасался солидаризироваться с Б. Нетаньяху, кандидатом на пост главы правительства, вопреки тогдашнему желанию своих избирателей. Несмотря на свои взгляды и личную дружбу с Нетаньяху.