— О!.. — протянула рыжая, и её глазки блеснули.
Республиканка перевела взгляд на стену, и перед нами распахнулась любезно выведенная Миской голограмма. Там демонстрировалась… кушетка с пленником в разрезе. При ближайшем рассмотрении всё оказалось ещё более противоестественным, с кричащим сексуальным подтекстом, ибо отчётливо виднелся половой орган страдальца, весьма ощутимо топорщащийся вертикально вниз и окутанный какими-то полями. В разрезе такие же радужные контуры полей светились на ключевых нервных узлах распластанного тела — я мог это сказать по собственному опыту, ещё по прошлой жизни, в бытность тренером и мастером рукопашного боя. Да и в Республике сёстры любезно дополнили мои познания в анатомии новыми нюансами. Порой — на моём собственном примере. Они умели тонко работать с нервными центрами, что особенно остро выходило их опасными коготками… А уж что ими вытворяла Викера!.. В общем, попал мужик капитально. Если это оборудование столь же эффективно, как кошачьи когти — а сомневаться в этом не приходилось, ведь импланты создавались под совсем иную задачу, в отличие от этой жутковатой техники, — они бедолагу сломают на раз.
— До твоего прихода мы немного поигрались с этой мышкой… показали ей, что бывает с плохими мальчиками. Парень проникся. Извивался в наших цепких коготках, клялся, божился… Да много чего делал. Только давай ты будешь задавать вопросы, а играться с ним будем мы? Не забывай, мы ведь девочки. А девочкам самой природой заповедано играться с мальчиками! Ну так как, позволишь нам заниматься любимым делом… лев? Львицам своего прайда?..
Словно для демонстрации возможностей и в подтверждение слов сестры, Миска запустила аппарат. Энергетические наслоения на голограмме пришли в движение, поплыли тона, изменилась толщина линий, сдвинулось соотношение цветовых пятен… Завораживающее зрелище! Зато в реальном мире картина оказалась далеко не столь радужна. По ушам неприятно резануло жалобным скулежом пленника:
— Нет, нет! Только не опять! Я же согласился! На всё согласился! Прошу!
Несколько секунд мужчину корёжило натуральными волнами возбуждения, острые уколы в средоточия сводили нервную систему с ума, и только непродолжительное воздействие на половой орган не давало бедолаге повредиться рассудком в этой жуткой чувственной феерии. Наконец всё прекратилось, мужчина задышал часто-часто; из его горла вырвался обречённый стон облегчения. Когда же всё оказалось позади, из невидимых энергетических мембран на голографическом облаке полились жалостливые всхлипы.
Я с трудом отлип взглядом от нереальной, не желающей восприниматься мозгом в полном объёме картины. В душе водили хороводы самые разные эмоции, и их окрас был, пожалуй, столь же многообразен, как и на висящей в воздухе голограмме — окрас областей воздействия. Ну а Лайна… Эта оторва вдруг прижалась ко мне всем телом, поёрзала бёдрами, хмыкнула. После чего совершенно бесцеремонно запустила под застёжку свою игривую ладошку. Поймала разгорячённую плоть, прошлась по ней гибким пальчиками, и её хмыканье тут же сменилось фырканьем:
— Возбудился, Миса! Как ты и думала! А я, признаюсь, боялась, что у него там всё упадёт, когда увидит другого мальчика в наших коготках…
— Лай, ты что творишь! — рыкнул на неё.
— Твой клинок принадлежит мне! Что хочу, то с ним и делаю, — и дурашливо показала мне язык. — Может, трахнем этого котика? А, Миска? Запусти нашей мышке что-нибудь лёгенькое, чтобы не расслаблялась, продолжала извиваться и стонать, а мы в это время…
Мисель порывисто встала из-за стола. Если бы на нём что-то лежало, она точно бы упало на пол — настолько эмоциональным вышел отрывистый жест. Когда же я увидел глаза метиллии, причина её импульсивности стала ясна, как божий день. Кошка возбудилась не на шутку и поддерживала провокационное предложение сестры всей душой и… всем телом. Я опомниться не успел, как оказался на полу, под парой распалившихся валькирий, в каком-то нечеловеческом исступлении беснующихся сверху.
Признаюсь, меня самого накрыло не по-детски. Наверное так себя ощущали палачи прошлого рядом со своими жертвами… И пусть республиканские методы допроса казались — по сравнению с теми же средними веками Земли — более гуманными, сродни острой сексуальной игре, но пыткой от этого быть не переставали. Да, пытка удовольствием и возбуждением — далеко не пытка калёным железом, различными башмачками со стальными штырями, выдёргиванием ногтей, растягиванием на дыбе… А позже — электричеством и психотропными препаратами, воздействующими прямо на мозг, вызывающими удушье беспомощности, приводящими к разложению личности… Здесь личность оставалась самой собой, вот только… если вдуматься, особой разницы между болью и возбуждением не было. Всё имеет свою меру, и её чрезмерное превышение как раз и заканчивается страданием тела и разума. Однако сейчас меня занимало другое. Сейчас я в полной мере ощутил, как страдание ближнего отражается на самом палаче. Как вслед за психикой жертвы необратимо меняется и его собственная психика. Как боль и страх жертвы приобретают в глазах её мучителя сексуальный подтекст, даже если пытка не сопряжена с возбуждением, как в Республике. Или это влияние стресса, который наравне с жертвой испытывает и сам мучитель?..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда валькирии поуспокоились, я первым делом попросил их прекратить бессмысленные мучения страдальца за права сектора. «Мышка», едва ощутив свободу, сразу провалилась в спасительное забытьё. Видимо, нервная система не выдержала даже сравнительно лёгкого воздействия. Что, впрочем, мало заботило кошек, ощутивших себя полновластными хозяйками попавшейся в их коготки мышки.
— Лай, я тебя сегодня не узнаю. Обычно ты спокойная и рассудительная, а сейчас… ведёшь себя, словно Эйди. Или Сай, когда играется, — нужно было стравить накал страстей, и невинная тема для разговора пришлась как нельзя к месту.
— Дорвалась. Я просто банально дорвалась, — виновато вздохнув и грациозно потянувшись всем телом, ответила лежащая по правую руку от меня снежка. — Столько месяцев без полевой работы… Дело даже не в этом мальчике. Просто… хочется вновь ощутить этот охотничий азарт… почувствовать себя хищницей… Такая вот я странная. Долгие лета в крови по колено накладывают отпечаток, Кошак.
— Ладно, хватит лирики. Вы же меня не трахаться сюда позвали?..
— Признаюсь, Кошак, именно трахнуть я тебя здесь и хотела, — не стала отнекиваться Миска, раскинувшаяся на полу звездой и закинувшая на меня руку и ногу. — Заводит тут не по-детски, так что не обессудь. Ты — мой кот. Кого мне ещё тут прикажешь трахать?
— То есть большой ценности пленник не представляет?
— Я этого не говорила. Мне сейчас вообще сложно оценивать. С точки зрения нашей миссии — однозначное «нет». С точки зрения так любимого тобой Отдела террора — безусловное «да». Мы его за компанию взяли, чисто случайно. Уже после подключения ребят из Отдела проверили всё более точно, и поняли, что мальчик не так прост. Но именно как политический.
Однако, как бы аморально это ни прозвучало, страдалец за стеклом волновал меня сейчас в последнюю очередь. Куда важней было разобраться в своих кошках, а именно — в этой новой для меня стороне их личности.
— Миска, скажи, тебе нравится вот так… смотреть, когда мужчина корчится на пыточном столе? Ты своих мальчиков тоже… вот так?..
Метиллия на секунду задумалась, но после решительно качнула головой. Отрицательно качнула.
— Я считаю, мальчика должна трахать его девочка. Вот так — это изврат. Бессмыслица. Знаю, некоторым сёстрам нравится трахаться с одним из своих мальчиков, наблюдая такие вот «страдания» другого. Однако своему я такой судьбы не хочу. Он такой же республиканец, как и я, он тоже вершит нашу общую Экспансию. Большинство сестёр считает так же. Но когда пытаешь врага Республики, невольно ощущаешь сексуальное возбуждение. Ты, кстати, тоже не исключение, — хмыкнула кошка, поглядывая на меня с известной долей иронии. Чтобы видеть мои глаза, она даже на локотке привстала. И взгляд её сейчас был таким… мудрым. Никогда бы не подумал, что безбашенная Миска может вот так, глубоко и по делу, да ещё и чётко понимая, зачем я этот разговор вообще начал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})