«Не называй мою осторожность паранойей. Лучше поставь себе диагноз.»
«Моя наивность явление временное. Она и так почти прошла. Грустно немного, но я понимаю — возраст…»
«Возраст не лекарство от глупости.» — Заметила Алька с грустным вздохом. — «А затянувшаяся наивность именно так и называется.»
«Не понимаю чем ты сейчас недовольна?» — Мелина ответила тяжёлым вздохом, — «Всё вышло так, как ты хотела. Газета будет, ведьм реабилитируют… Ты наверно не заметила, но мы едим в королевской карете…»
«Всё я заметила.» — Альку бесил щенячий восторг подруги. — «Даже то, что нас стража сопровождает.»
«Это не стража, а почётный караул. Неужели ты не чувствуешь разницы?»
«Я чувствую, что вокруг сооружается клетка, а чугунные у неё прутья или золотые не так уж и важно.»
«И что это, если не паранойя?» — Мелина хихикнула словно удачной шутке, — «Что ещё может превратить знак уважения в признак угрозы? Мы же с тобой победители! К этому привыкнуть надо. Почёт и уважение отныне наши спутники…»
«Мне бы хватило одного уважения» — С досадой призналась Алька. — Очень уж этот почёт навязчив.
«А как ты хотела? Мы теперь Хранительница. Мы охраняем Золотую Фереру, а Королевская гвардия охраняет нас.»
«Нас из этой формулы можно было бы вычеркнуть. Пусть бы Королевская гвардия охраняла саму Фереру, а мы делами бы занимались.»
«Ну и занимайся себе на здоровья. Кто тебе мешает?»
«Выгляни в окно — увидишь.» — Алька с неприязнью уставилась на золотую фигурку занимающую противоположное сиденье.
Ферера ответила насмешливым взглядом, по крайне мере Альке так показалось.
«Я уверенна, что убедившись в доставке — нас оставят в покое.»
«Ну что ж,» — шепнула Алька, прислушиваясь к звукам за плотно зашторенными окнами кареты. — «Скоро мы всё сами узнаем.»
Карета замедлила свой ход. Раздались выкрики приказов заглушённые гулом толпы, а со стороны кучера открылось крошечное окошко и безликий рот выдал:
— Прошу оставаться на своих местах до дальнейших распоряжений.
Рот уступил место тёмному глазу и окошко закрылось.
«Ну мы же не знаем, что там происходит.» — Попробовала замять неловкость смущённая ведьма.
В ответ Алька только хмыкнула и приняла нарочито напряжённую позу.
— Вам придётся обождать пока мы организуем оцепление, — обрадовало вновь приоткрывшееся оконце.
— Мне дышать нечем! — Заорала Мелина, пугая Альку истеричными нотками в голосе. — «Здесь и впрямь очень душно.» — Объяснила она свою несдержанность.
«Думаешь их истерикой испугаешь? Они и не такое во дворце видали.»
«Так нам что, страдать молча?» — Возмутилась Мелина.
«Наше молчание будет громче безумных криков.» — Алька позволила коварной улыбке тронуть зло поджатые губы. — «Пусть понервничают гады позолоченные.»
«Большей глупости я от тебя ещё не слышала.»
«Ты от меня вообще глупости не слышала. Пора уже признать это как постулат: я всегда права и это аксиома не требующая доказательств.»
«Доказательств не требует только твоя самоуверенность. Тебя послушать, так выходит, что ты людей читаешь, что свои книги, а на самом деле…»
«А на самом деле я знаю, что ты знаешь, что я права и затеваешь сору только для того чтобы обидеться и уйти к себе.»
«Я и без соры могу.» — Ляпнула Мелина и притихла, сообразив, что выбрала не самый удачный аргумент.
«Ну конечно! Беги! Накрой голову подушкой и жди пока я дерьмо разгребу. Ты ведь у нас натура нежная, ранимая, к жизненным передрягам неготовая…»
«Не понимаю, чего ты так завелась?» — Удивилась Мелина Алькиной вспышке. — «Ты, вроде, с моими недостатками уже смирилась. А тут вдруг, ни с того, ни с сего…»
«Нервы совсем ни к чёрту.» — С досадой призналась Алька удивляясь неожиданной, совершенно несвойственной ей, вспышке гнева.
«Наверно это тебе надо отдохнуть.» — Предложила подруга и сочувственно погладила Алькино сознание теплотой своего. — «Ты иди. Я сама справлюсь. Честное слово справлюсь.»
«Наверно ты права. Только прошу тебя, сиди молча и в переговоры с этими не вступай. Пусть знают, что мы обиделись.»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Как же они поймут, если я молчать буду?»
«Молчи гордо и величественно. Уверенна, что у тебя отлично получится.»
«А двигать тебя можно?» — Догнал беспокойный вопрос.
«Можно. Только в окна не выглядывай.» — дала последние указания и нырнула в привычный уют своей комнаты.
*****
Смутное беспокойство потащилось следом.
Валяясь в потёртых джинсах поверх покрывала и упорно размышляя о декоративных дырках, которым следует проявится во всё ещё плотной ткани, Алька то и дело прислушивалась к эху раздражения блуждающего в её организме.
Странное это было ощущение.
Альке и раньше приходилось злится. И нервничать приходилось, и даже раздражаться, но это всегда была смесь из тяжёлых мыслей и с трудом контролируемых эмоций. А сейчас она ощущала раздражение на физиологическом уровне. Словно тёмные воды, смешиваясь с горячей кровью, врывались в мозг и оседали там вязкой тиной.
Тина была липкой и грязной и совершенно чуждой Алькиной природе.
Настолько чуждой, что позабыв о джинсовых дырках Алька начала анализировать свой день, пытаясь понять где и когда она могла допустить проникновения этой мерзости в её благоразумное и миролюбивое сознание.
Да, день был не из лёгких, но Мелина права, они добились того чего хотели.
Не за просто так. Пришлось пойти на уступки, но было бы верхом наглости рассчитывать на что-нибудь иное. Переговоры ведь велись не с деревенским лохом, а с Королём. Человеком умным и опытным, который, как говорится, собаку съел на всякого рода договорах и соглашениях.
Конечно досадно, что Король догадался о взаимосвязи самооговоренной ведьмы с бесчувственным телом, находящимся в его распоряжении, но тут ничего не поделаешь — не разрушать же, с трудом установившееся доверие, откровенным враньём. Ещё и храмовник со своими намёками…
Во избежании неожиданностей — так сказал Король, и запретил физический контакт между душой и телом.
Алька пыталась что-то там о гуманизме наплести, но под насмешливым взглядом Отца Взирающего быстро заткнулась. Неожиданностей она и сама избежать хотела. Оставлять Мелину одну с кучей незавершённых дел она не могла.
Как-то так, само собой, получилось, что Алька чувствовала ответственность и за пилонскую наследницу с её коварными родственниками, и за местных ведьм озлобленных веками преследований, и за Дом моды, и даже за всю моду в этом волшебном и суровом мире.
Как-то так, само собой получилось, что Алька стала воспринимать своё присутствие в этом мире как длительную командировку: вроде бы и не по душе пришлась, но важна для карьерного роста. Или как дипломную работу которую надо закончить к защите. Можно конечно схитрить и поспешить с заключением, но это будет уже халтура. А халтурить, краснодипломная Алька не умела. И не хотела.
Из королевского кабинета она выходила уже издателем газеты и ни о чём другом думать была не в состоянии.
Вид бледной Катании слегка озадачил, но не настолько чтобы обеспокоить. Хотя обеспокоится следовало бы.
Сдав караул, Катания поспешно удалилась, пробурчав что-то невразумительное в своё оправдание, а Алька оказалась в центре процессии марширующей к выходу сквозь плотную толпу любопытствующих.
Пожалуй тогда-то она ощутила первые признаки раздражения.
Ничего удивительного. Было бы странно если бы ей понравилось под перекрёстным огнём завистливых и недоброжелательных взглядов.
Мало кому такое могло понравится.
В карете, с плотно зашторенными окнами она на мгновенье испытала облегченье, а потом раздражение вернулось и вспыхнула злость на счастливую и довольную Мелину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хорошо, что охрана отвлекла внимание на себя, а то Алькино дурное настроение могло спровоцировать серьёзную сору с подругой.
Может гормоны расшалились, подумала Алька, вспоминая Тоськины рассуждения о подрывной деятельности этой партизанской армии. Лично Алька с подобной проблемой не сталкивалась, но подруга была склонна винить именно их за все свои ошибки и проступки. „Я была против.“ — Частенько говаривала она. — „Но кто будет к мозгам в такие минуты прислушиваться.“ О студенческих вечеринках: „Гормоны там правят бал.“ Альке было смешно. Цинизм подруги забавлял.