Читать интересную книгу Мифы классической древности - Георг Штоль

Перед отъездом Агамемнон обещал Клитемнестре — лишь только взята будет Троя, немедленно дать знать о том в Аргосе[85]. Он хотел послать вперед вестников и велеть им разводить огни по вершинам всех гор, лежащих на пути от Иды до самого Аргоса; эти огни и должны были служить знаком победы над Илионом и скорого возвращения ахейской рати к родным берегам. Каждую ночь посылала Клитемнестра одного из своих служителей на башню: бодрствовал сторож всю ночь и зорко глядел вдаль — не покажется ли где условного огня. Много лет нес сторож тяжелую службу свою и с нетерпением дожидался, когда избавят его от той службы, когда не будет ему нужды проводить ночи без сна, одиноко стоя на высокой башне и тщетно высматривая и ожидая появления знака победы. И вот однажды, на утренней заре, он видит: на вершине далекой горы появился огонь. Условный знак был передан с многохолмной Иды на скалу Гермеса, на Лемнос, отсюда на Афос, потом, через вершины прибрежных гор, на Киферон и далее к Скаронскому заливу, на вершину Арахнеона, близкого к Аргосу. Громко и восторженно воскликнул страж, увидев так давно ожидаемое пламя, и поспешил с радостной вестью во дворец своей повелительницы.

Лишь только выслушала его Клитемнестра, тотчас же призвала служительниц и пошла с ними на площадь приносить богам благодарственную жертву. Радостная весть быстро разнеслась по всему городу, и народ толпами собирался к царскому дворцу; на площади, перед дворцом, граждане хотели дожидаться прибытия царя. Старейшины народные, беседуя между собой, вспоминали о том, как началась война, как вероломный Парис, оскорбив божеские и человеческие права, похитил Елену из дома царя Менелая и увез с собой в Трою на гибель себе самому и всему народу Приама: гневные, как орлы, у которых похитили птенцов из гнезда, устремились на Трою Атриды с тьмачисленной ратью копьевержцев и отомстили народу Приама, принявшему преступного Париса под свою защиту. Увенчанные славой, возвращаются теперь ахейцы в родную землю. Но сколько героев пало в кровавых, губительных сечах, сколько домов в Аргосе огласится рыданиями и воплями! Великую славу стяжал себе Атрид Агамемнон, завидная доля выпала ему, славит его теперь весь народ ахейский, именует великим героем, победителем и разрушителем вражеских твердынь. Но непрочно счастье смертного мужа, и громкая слава рождает нередко гибель; не забыть Атриду великой жертвы, принесенной в Авлиде, не забыть ему своей Ифигении, павшей под жертвенным ножом жреца! Нет, не завиден жребий великих земли; пусть будет скромна наша доля, но да будет чисто в нас сердце, и да текут дни наши в мире.

Так толковал народ, собравшийся перед царским дворцом, вблизи алтаря, у которого служительницы Клитемнестры совершали жертвенные возлияния. Сама царица, холодная и гордая, старалась принять радостный вид, но из немногих слов, которыми обменялась она со старейшинами народа, видно было, что на уме у нее было что-то недоброе. Когда в толпе послышался шум и народ стал сомневаться в справедливости известия о прибытии царя, Клитемнестра гордо выпрямилась, с презрением отвечала на речи народной толпы и указала на вестника, приближавшегося к народу с масличной ветвью в руках и масличным венцом на голове. Радостно приветствовал вестник родную землю, алтари богов и народные толпы, потом приблизился к царице и передал ей весть о победе над Троей и о возвращении ахейской рати. Клитемнестра приняла весть с притворной радостью и поручила вестнику передать своему повелителю, что супруга ждет его с нетерпением и просит поспешить с прибытием в город. Вслед за тем царица быстро удалилась во дворец — затем, будто, чтобы приготовиться к встрече своего царственного супруга.

Спустя немного вдали, по дороге от моря к городу, показался и сам царь Агамемнон со всей своей ратью. Впереди шли вооруженные воины, украшенные зелеными ветвями; за ними следовали мулы, навьюченные богатой добычей, колесницы с пленными троянками и в конце всего шествия — роскошно изукрашенная царская колесница, запряженная белыми конями. На той колеснице восседал царь Агамемнон, одетый в пурпурную мантию, с золотым скипетром в руках и с венцом победы на челе; возле царя помещалась пленная дочь царя Приама, вещая дева Кассандра. Народ приветствовал победителей радостными криками. Когда царская колесница подъехала к дворцу и Агамемнон готов уже был войти в ворота своего жилища, Клитемнестра, сопровождаемая толпой пышно одетых служительниц, поспешно вышла навстречу супругу, радостно приветствовала его и стала говорить о том, сколько горя перенесла она в его отсутствие, сколько слез пролила в своем безутешном и беспомощном одиночестве, как кручинилась и тосковала, когда из-под Трои приходили дурные вести. «Но миновало тяжелое время, годы скорби и слез: после зимних бурь взошло ясное солнце мирной, цветущей весны. Приветствую тебя, отраду и оплот семьи, якорь спасения всего аргосского народа!» Так говорила Клитемнестра и приказала служанкам устлать пурпурными тканями весь путь от колесницы до ворот дворца, дабы прах земли не касался ног ее супруга, славного разрушителя илионских твердынь. Агамемнон не хотел принять почести, приличной только бессмертным: Клитемнестра успела однако уговорить его, убедить льстивыми словами, и он наконец согласился. Но дабы не привлечь на себя кичливостью гнева богов, царь снял с себя обувь и обнаженными ногами пошел к дверям своего жилища. Клитемнестра следовала за ним и громко благодарила богов за счастливое возвращение супруга; переступив через порог дворца, она вдруг остановилась и воскликнула: «Теперь, о Зевс, исполни мое моление, подай помощь и соверши задуманное мною!»

Народ все еще толпился перед царским дворцом; молча стояли впереди старейшины, унылые, томимые предчувствием какой-то неведомой, но близкой беды. Вдруг возвращается из дворца Клитемнестра и поспешно подходит к колеснице, на которой находилась Кассандра; приблизясь к пленнице, царица сурово заговорила с ней и велела ей идти во внутренние покои дворца. Вещая дева осталась неподвижной, словно и не слыхала приказания царицы. Озлобилась Клитемнестра и, пригрозив пленнице, поспешно удалилась внутрь дворца. С глубоким участием подошли тогда к Кассандре народные старцы, и лишь только приблизились они, прозорливица быстро поднялась с места и, содрогаясь, пророчески воскликнула: «Горе, горе! О, Аполлон, о, губитель, какую гибель уготовил ты мне! Род, ненавистный богам, преступный, запятнанный кровью! Сколько злодеяний совершено тобою: плачут младенцы, завидя убийственный нож; жарятся на костре их тела и предлагаются в снедь отцу! Что замыслила она, безумная, что совершает! Вот поднимает она руку на супруга своего и повелителя, вот разит его — падает он, исходит кровью! Горе мне, бедной: меня ждет гибель, и я приму смерть от той же руки!» Так восклицала вещая дева, и в ужасе внимали ей старцы. Советовали они ей спастись от гибели бегством, но Кассандра отвергла их совет, сбросила с себя покрывало, сорвала с головы священный венец, изломала жезл, данный ей Аполлоном, и пошла к дверям дворца, за которыми ожидала ее смерть. В страхе остановилась она на мгновение перед воротами царского жилища, но ободрилась снова и бестрепетно вступила в обитель смерти и преступлений. Одна надежда утешала Приамову дочь: провидела она, что злодеяния Клитемнестры и ее сообщника не останутся безнаказанными, что Орест отомстит некогда им обоим.

Объятый страхом, в молчании стоял народ перед домом царя Агамемнона. Внезапно послышались из дворца стоны и крики. Чуя сердцем беду, народные старейшины обнажили мечи и хотели броситься на помощь царю, но в это самое мгновение в дверях дворца показалась Клитемнестра. Чело ее и одежды запятнаны были кровью; на плече она держала окровавленный меч, за ней несли трупы Агамемнона и Кассандры. В бане, изготовленной для воротившегося из дальнего пути царя, Клитемнестра поразила его мечом, а вслед за тем умертвила и Кассандру. Старейшины, возмущенные злодеянием, осыпали царицу упреками; она же с презрением смотрела на них и хвалилась своим делом, как делом праведной мести: «Он, возвратясь домой, испил чашу, им же наполненную. Вот лежит он, убитый моей рукой, — злодей, отнявший у меня дочь; чтобы смягчить фракийские ветры, он не пожалел дочери, предал ее на заклание. А вот, рядом с ним, лежит и верная подруга его: и она пала от моей руки, пропев перед смертью вещую, лебединую песнь». В ужасе отступили от преступницы старейшины, и снова посыпались на нее упреки и угрозы. Мало-помалу царица и сама начала смущаться и робеть. Сперва она хвалилась пятнами крови, покрывавшими ее чело, смело и гордо отвечала народу на его обвинения и угрозы; но по мере того как сильнее и сильнее пробуждалось в ней сознание вины, самоуверенность ее исчезла, она уже не оправдывала своего дела местью за смерть дочери, а приписывала его действию злого демона, власть которого искони тяготеет над родом Пелопидов.