интересы Горбачев был намерен защищать как привык — с помощью максимального сокращения влияния союзного центра на дела конкретных регионов и с образованием сильных внутрирегиональных координационных центров, которые должны были заниматься привлечением масштабных инвестиций из союзного центра, защищать председателей от распоряжений, идущих от Москвы. В случае объективно тяжелой ситуации, связанной с погодными условиям и другими видами катастроф, они должны были помогать одним районам и колхозам за счет других хозяйств региона и срочной московской помощи. При этом колхозы и низовые агенты в целом должны были получить дополнительный импульс для развития за счет научно-технического прогресса, о котором должны были заботиться региональные структуры.
По всей видимости, вначале Горбачев предполагал, что непосредственный контроль за председателями и их назначения будут преимущественно совершать эти территориальные органы, а потом оставил это на усмотрение самих колхозников. И, разумеется, он собирался оставить колхозы как основную форму аграрных производителей, допуская ограниченное использование других форм, как то бригад арендаторов-подрядчиков, о чем он говорит, описывая опыт корейских огородников в Ставрополье.
Его концепция о приоритете председателей в качестве основных экономических агентов на селе совпала с доминирующим после «косыгинских реформ» в прогрессистской среде (например, озвучиваемым в «Литературной газете») дискурсом о необходимости передачи максимума прав директорам промышленных предприятий — и председателям колхозов.
Кроме того, Горбачев поддерживал идею возможности возрождения мелкого бизнеса в сфере услуг и общественного питания и артелей. Эта идея происходила из окружения бывшего лидера ВЛКСМ Александра Шелепина и также разделялась частью прогрессистов, но уже меньшей, поскольку легче подвергалась критике со стороны партийных «ортодоксов», сторонников «казарменного коммунизма».
Но более удивительно и воистину необъяснимо другое. С 1978 года Горбачев занимался политикой в сфере сельского хозяйства, «агрокомплексом», неотъемлемой частью которого был вопрос сельхозпоставок из аграрных регионов в крупные города. Он лично занимался этими проблемами в 1982–1983 годах, когда вел «овощную войну» с Гришиным в Москве. Стало быть, он должен был понимать, что «освобождение регионов», производящих сельскохозяйственную продукцию, от обязательных поставок (ОСФ) приведет, несмотря на наличие агрохолдингов в ближайших пригородах этих городов, к полному исчезновению массы товарных позиций на прилавках. Ведь большие города питались буквально «с колес», по напряженному графику. И тут не помогли бы никакие закупки продовольствия за рубежом, тем более что надо было кормить еще и трехмиллионную армию и «закрытые города». Или, наоборот, история 1982–1983 годов его убедила, что все дело в «овощной мафии», которая тормозит завоз, а регионы готовы поставить в столицу что угодно?
Очевидно, что Горбачев очень плохо разбирался в промышленной проблематике и внешнеэкономических вопросах, поэтому после прихода на пост Генерального секретаря в руководящее трио на пост председателя правительства СССР он взял Николая Рыжкова, который имел опыт работы директором крупного машиностроительного объединения и первого заместителя председателя Госплана СССР, то есть «промышленника» и «макроэкономиста». Однако Рыжков оказался слабым организатором, не способным вычленить главные темы в своей работе и их эффективно отстаивать перед коллегами по Политбюро, хотя он и «царил» на заседаниях Совета министров СССР[1311]. Как слабый политик, он презирал подчиненный ему аппарат и экспертов, не терпел советов и критики, не поправлял своих очевидных ошибок, занимался фальсификацией статистики, отражавшей его ошибки[1312].
В целом Рыжков оказался не меньшим лоббистом, чем Горбачев. В своей новой должности он увидел возможность продвинуть интересы близких ему отраслей — машиностроения, металлургии, приборостроения, ВПК (последнее в меньшей степени). В документах и устных инструкциях это именовалось курсом на «опережающее развитие машиностроения»[1313]. Его референтной группой были директора крупных предприятий. Хотя сам по себе курс на более активную поддержку аграрного сектора, переработки сельскохозяйственной продукции, жилищного строительства, машиностроения, металлургии и химии был взят Политбюро еще в 1984 году, Горбачева и Рыжкова объединяли стремление к максимальному инвестированию в курируемые ими сферы под предлогом увеличения влияния НТР и желание передать директорам как экономическим агентам максимума власти и влияния. Однако Рыжков понимал технологическую зависимость предприятий промышленности друг от друга и поэтому не питал иллюзий о возможности создания региональных координационных центров по промышленности или по отдельным ее отраслям[1314].
Входивший в его ближайшее окружение инструктор Экономического отдела ЦК КПСС, ставший в 1988 году зампредом Комитета по материально-техническому снабжению, Станислав Анисимов вспоминал:
Мы хотели дать больше самостоятельности предприятиям. Прежде всего в самофинансировании, создании материального стимулирования работников. Нужно было заинтересовать людей в снижении затрат, улучшении качества, увеличении прибыльности. Но не под административным напором, а благодаря материальной заинтересованности работников. Но при сохранении плановой системы[1315].
Третьим участником руководящего трио стал Егор Лигачев, которому Горбачев на 1985–1988 годы передал роль второго человека в партии. Еше будучи первым секретарем Томского обкома КПСС, Лигачев был известен в Москве как человек очень энергичный и напористый, но бредящий экономическими фантазиями, не имеющими практической реализации, и в разрушении своих мечтаний немедленно обвиняющий «московских бюрократов»[1316]. Яркий эпизод, касающийся его инициативы в 1982 году по выпуску бумажных спичек по японской технологии и перестройке уже готового к вводу завода по производству резиновых тапочек в областном центре в завод по производству кожаных кроссовок, описан в воспоминаниях одного из сотрудников Госплана СССР. Тот был вовлечен в оценку его предложения и потратил несколько месяцев и пару командировок в Томск на то, чтобы доказать очевидную всем, кроме автора идеи, ее нереалистичность[1317].
В Москве Лигачев первоначально формально не занимался экономическими вопросами, полностью сконцентрировавшись на кадровых, социальных (в том числе борьбе с алкоголизмом) и отчасти идеологических. Когда же его перебросили в 1988 году курировать сельское хозяйство, то он показал себя яростным сторонником увеличения инвестиций в АПК (на 50 %)[1318].
Это трио поддерживалось группой прогрессивных высокопоставленных чиновников, ориентированных лично на Горбачева. В их числе были Вадим Медведев, Эдуард Шеварднадзе и Александр Яковлев — сторонник постепенного развития частного сектора. А вот весомые представители союзной бюрократии, понимающие макроэкономические вопросы и стремящиеся к балансу бюджета, оказались в вынужденной оппозиции правящей группе и на вторых ролях. Хотя Гостев, который последовательно выступал за баланс бюджета страны, стал министром финансов СССР, политически он оставался слабой фигурой в тени Рыжкова и не входил в состав Политбюро.
То, чем занялись Горбачев и Рыжков в рамках программы «Ускорение», можно описать в таких терминах, как усиление инвестиций без гарантий их возврата в казну («раздача денег») и реформирование системы управления с целью передачи больших прав руководителям предприятий и региональным органам («развал системы управления»). Особенно активно реформы шли в аграрной сфере, подконтрольной Горбачеву и его ближайшему