Он подхватил ее за талию и притянул к себе, затем наверх. Другой рукой он потянулся к своему члену, скользя головкой по ее влажной коже. И когда она обхватила ногами его бедра, он нашел ее.
Хикс резко поднялся, одновременно опуская Грету вниз, и ее голова откинулась назад вместе с ее стоном:
— Да.
Он стоял на коленях, прижимая Грету спиной к изголовью кровати, а затем стал быстро и глубоко входить в нее.
— Это незаконно, леденец? — спросил он.
— Да, детка, — задыхалась она.
— Грудь, Грета, — приказал он.
Грета убрала руку с его задницы, положила ее на свою грудь и приподняла ее к нему. Хикс продолжал входить в нее, выгнув спину и крепко всасывая ее сосок в рот.
Грета задрожала в его руках, он чувствовал это своим членом, и не потому, что ее киска сжималась вокруг него, а потому, что она начала двигать бедрами навстречу его толчкам.
Он обвел рукой ее сосок и пробормотал:
— Следующий.
Она поменяла руки: одна теперь была в его волосах, другая — на второй груди, приподнимая ее вверх.
Хикс обхватил сосок губами. Она в ответ вцепилась в его ягодицы.
— Малыш, — хныкала она.
Он отпустил ее сосок, быстро провел средним пальцем между губами и вынул, смачивая его. Затем он прижался губами к ее губам, удерживая Грету одной рукой, а другой провел вниз по ее позвоночнику и ввел средний палец в попку до второй костяшки.
Вот так.
Именно это и было нужно.
— Хиксон, — вздохнула она, выгнулась, вскрикнула, и ее киска запульсировала вокруг него.
Реакция Греты вывела его из равновесия, и он прижал ее к изголовью, просунув палец до упора в попку, после чего услышал ее стон и почувствовал, как ее ноги плотнее обхватывают его. После он взорвался и сам, излившись глубоко внутрь Греты. К счастью, теперь он мог делать это без презерватива, поскольку она стала принимать таблетки.
Хикс опустился, уткнувшись лицом ей в шею, осторожно вынул палец, но не отпускал ее, держа на своем члене.
— Нечестно, — смущенно пробормотала она в его шею.
— Нечестно? — спросил он, с усмешкой впиваясь в ее кожу.
— Ты не выиграл матч по постельной борьбе тысячелетия, часть вторая, чтобы заслужить право взять меня таким образом.
Хикс поднял голову, посмотрел на ее красивое, покрасневшее лицо и задал явно лишний вопрос:
— Тебе не понравилось?
Грета закатила глаза и не стала отвечать на его ненужный вопрос.
Он прижал ее к изголовью кровати, крепче обхватил руками, полностью завладев ее вниманием.
— Милая, я не брал тебя в попку. Это даже нельзя назвать лаской. Это была заявка на будущее, когда я выиграю наш матч по постельной борьбе тысячелетия, часть вторая.
— Я обязательно куплю смазку, — заявила она.
— Хорошая идея. — Он усмехнулся.
Ее глаза сузились.
— Для тебя.
Он разразился хохотом.
— Я выиграю, Хикс.
— Точно, — хмыкнул он сквозь не замолкающий смех.
— Вот увидишь.
Он изо всех сил старался прийти в себя, у него это плохо получалось, поэтому он все еще смеялся, когда сказал:
— Ты права. Посмотрим.
— Мне следовало отшлепать тебя, когда я прижала твои руки к изголовью, — огрызнулась она.
Он прильнул к ее рту, смотря прямо в глаза:
— Теперь мы точно устроим реванш, потому что это хорошая идея, и у тебя отличная попка, детка, которая будет великолепно смотреться, принимая мой член.
Ее глаза стали большими, прежде чем она прикусила его губу и сделала это сильно.
Он накрыл ее губы ртом.
Она в ответ шлепнула его по заднице.
Хикс оторвал ее от своего члена, бросил на живот на кровать и лег сверху, просунув под нее обе руки, зарываясь лицом ей в шею.
После чего Хикс начал доказывать своей женщине, что он еще может заниматься этим всю ночь.
На следующий день им обоим предстояло много работать.
И они оба кое-как заставляли себя держаться весь следующий день.
И оба считали, что оно того стоило.
***
— Так, я достала конфеты для чулок, а сами чулки разложила по разным пакетам, чтобы их было удобно набивать завтра вечером, когда дети лягут спать. Но они не запечатаны. Энди хочет помочь мне в этом. Мы займемся этим завтра, пока дети будут с Хоуп у Джепа и Мари. Я купила бумагу — рождественская клетка для Шоу, снежинки для Коринн, леденцы для Мэми. Подарок Энди я уже завернула в бумагу со звездами. Твою бумагу я не скажу, сам все увидишь, но она тоже уже готова, — болтала Грета.
Хикс сидел на табурете у кухонного острова (Коринн, Мэми и Грета выбрали ему новые табуреты, Шоу, Энди и Хикс одобрили их, но купил их именно Хикс) и смотрел, как его женщина расхаживает вокруг острова.
В одной руке у нее была ручка, в другой — огромный блокнот, который она перелистывала туда-сюда, именно так, по мнению Хикса, поступал бы Санта-Клаус со своим списком, если бы пользовался блокнотом, а не огромным свитком.
— Детка… — попытался он вклиниться, чтобы найти подходящий способ сказать ей, что ему совершенно наплевать, в какую бумагу завернуты чулки его детей, и что им следует поторопиться, потому что солнце садится, и им нужно ехать за ее братом.
— Орехи в скорлупе, есть. Всегда должны быть орехи в скорлупе, чтобы можно было использовать щелкунчика, — объявила она. — У нас будет ветчина, глазированная кока-колой. — Она открыла холодильник. — Ветчина в холодильнике, есть. Два литра кока-колы, есть. Еще четыре двухлитровых бутылки колы для тебя, Шоу и Энди. Есть. Диетическая кола для нас, девочек, есть. Творожная запеканка. — Она закрыла холодильник и открыла морозильную камеру. — Картофельные оладьи, есть. — Она прошла в кладовку, постукивая кончиком ручки по блокноту, пока записывала. — Печенье. Есть. Смесь для роллов. Есть. Смесь для приготовления закусок. Есть.
— Милая…
Все еще постукивая по блокноту при каждом «есть», она продолжала, будто не слыша его, что, вероятно, так и было.
— Крекеры. Есть. Чипсы. Есть. — Вернувшись через всю комнату к холодильнику, она открыла его. — Мясные деликатесы. Есть. Блоки сыра для крекеров. Есть. Сырные ломтики для сэндвичей. Есть. Тертый сыр. Есть. Начинка для сырных шариков. Есть. Сыр «Филадельфия». Есть. Три вида хлеба…
Господи.
В его доме было больше сыра, чем во всем Висконсине.
— Грета, — выдавил он сквозь смех.
Она вихрем налетела на него и резко сменила тему.
— Где станок для Мэми?
— Как я тебе уже трижды говорил, Томми привезет его на Рождество рано утром. И сразу же установит его. Если мы будем еще спать, он воспользуется своим ключом.
— Мы не будем спать. По Рождественскому закону нельзя вставать позже пяти часов утра. Сможет ли он прийти сюда раньше пяти? — спросила она.
— Я хорошо знаю закон, детка и не уверен, что подобное попадает под определение закона, — сказал он ей с улыбкой, которая, судя по всему, была огромной, потому что буквально причиняла ему боль.
— Это Рождественский закон, красавчик, и только Санта может быть шерифом.
В этот момент у него заболело нутро от того, что он уже не мог сдерживать смех.
— А Томми может появиться, скажем, в четыре? — спросила она.
— Томми — сорокатрехлетний, никогда не женатый, холостой парень, который на прошлое Рождество отправился в круиз для холостяков и, по его словам, за время этого круиза поимел четырех баб. Как ты думаешь, такой мужчина встанет в три тридцать утра, чтобы перетащить через весь город балетный станок и установить его в подвале своего друга?
— Мы говорим о Рождестве, так что да, — фыркнула Грета.
— Я бы не стал на это надеяться, леденец, — предупредил он.
— Я бы не стала снова называть женщин бабами, Хиксон, — ответила она. — Я бы отчитала тебя за это, но у меня рождественское настроение.
Хикс мог сказать, что ее рождественское настроение сложно было не заметить.
— Я не думал, что телки — слово, которое подойдет, — поддразнил он, и на лице Греты появилось суровое выражение.
— Ты был прав, — поделилась она.