– Странно. Хорошо, я попробую выяснить, не затесался ли ваш неизвестный автор среди моих коллег. Но это, пожалуй, все, что я могу для вас сделать.
– Очень меня обяжете. – Попытка растянуть собственные мускулы в благодарную улыбку, конечно, не удалась, но видит бог, я очень старался.
Возвращается девушка через минут десять. Я как раз размышляю, а не заказать ли еще одну чашечку кофе.
– Расспросила бармена, повара, обслуживающий персонал…никто ничего не знает.
– Спасибо, – отвечаю и целую ей руку. Этот простой жест дается легче, чем еще одна кривая улыбка, воспроизвести которую на своем лице я уже и не пытаюсь.
Ладно, бог с ним, с этим горе – романистом.
Выхожу на улицу, ныряю в толпу, которая выносит меня в центр города, залитый огнями как новогодняя елка. Передвигаю ногами, не задумываясь куда и зачем. Блуждаю, одним словом…
Ближе к полуночи мне вдруг захотелось есть. По инерции вспоминаю об оставшейся на дне банке шоколадной пасте, но этот образ вызывает только тошноту и негодование. Какая там паста, прости господи: кусок мяса – большая сочная отбивная, с жареной картошкой и овощным салатом! – возмущенно бурчит мой организм.
Давно я не чувствовал себя таким зверски голодным – выздоравливаю, оживаю, возвращаюсь?..
Ищу глазами самую блеклую вывеску, самый маленький из небольших ресторанчиков. Желательно, чтобы и название было на русском языке, тогда в нем точно будет то, что я хочу, да еще и за умеренную плату.
Мне приходится свернуть с главного проспекта вглубь, в мало освещенную узкую улочку между дореволюционными двухэтажными зданиями. С лицевой стороны они ухоженные, выбеленные, но стоит завернуть за угол… истинный их возраст на лицо.
В одном из таких домиков, вызывающих во мне искреннее сочувствие, притаилось кафе «У Севы». Спускаюсь в полуподвальное помещение, заранее предвкушая овеществление стихийно возникшей пищевой мечты.
Все как я хотел: небольшой полутемный зал, в котором уместилось всего-навсего шесть круглых металлических столиков на одной ножке, небольшой фонтан с оранжевыми рыбками в неестественно голубой воде. Очень напоминает кафе-мороженое «Лакомка» с соседней улицы, которое закрыли не дождавшись, пока я выйду из нежного возраста, когда поедание мороженого по воскресеньям, кажется событием вселенского значения.
Официант (уж не знаю, Сева или нет) кавказской наружности, в белом, до рези в глазах, переднике и смешной поварской шапке, спрашивает, что я хочу, чтобы он мне предложил. Занятная формулировка.
Рассказываю во всех подробностях.
– Ваш заказ будет готов минут через двадцать. Мы готовим не заранее, а по мере необходимости. Вы готовы подождать?..
– Да, конечно, – отвечаю, пожимая плечами. – Ради запахов, доносящихся с вашей кухни, я готов еще и не на такой подвиг…
Он уходит довольный, пряча улыбку в глубине черных как смоль усов, а я еще минуты две после этого удивляюсь собственноручно сконструированной любезности. Слабая тень Меня двухмесячной давности – вот что это было! Такие даже микроскопические перемены в моем настроении – черт, это гораздо лучше, чем ничего!..
Глава 4
Мне не слишком долго пришлось придумывать, чем себя занять пока готовиться мой заказ. В дальнем углу зала, стоит стойка с журналами и газетами. Беру первый попавшийся экземпляр повествующий, как указано в верхнем углу титульной страницы, о событиях месячной давности. Возвращаюсь за столик, разворачиваю газету…
Опаньки!..
Что за ерунда?..
Приоткрываю глаза, убеждаюсь, что я там же где и засыпал накануне, то есть в бирюзовом доме с окном во всю стену. Связанный в трехцветную косичку лунный свет рассыпает по всей комнатушке радужные блики и делает ее фантастической, мифически нереальной, самой прекрасной на свете. Мне бы радоваться, но скользкая вязь еще не до конца ушедшего сна облепила меня как паутина.
Однажды в детстве я болел гриппом и у меня была очень высокая температура. Я хорошо запомнил ощущение мути, нереальности окружающего пространства, противную липкую полу бредовую действительность, воспринимающуюся сквозь горячечный туман. Именно таким было сновидение, от которого я сначала подскочил в постели как подстреленный, отчего мое сердце едва не выскочило из груди, а сейчас понемногу начал успокаиваться, убедившись, что это был всего лишь сон.
Присниться же такое: палата, с крашенными в противный салатовый цвет стенами и зарешеченным окном; незнакомец, представляющий себя собакой, которого, кажется, зовут Митрич и еще один непонятный бурчащий субъект – Вениамин, по-моему… Ужас!
Я-то наивно полагал, что в таком почти сказочном месте не может быть таких тягучих мутных сновидений… Брр!.. И главное, вроде бы ничего такого ужасного мне не снилось (бывали сны и похуже!), но ощущения просто кошмарные…
А, Аллах с ними!..
Благоразумно решаю спать дальше, не смотря на пробуждение, сильно смахивающее на шоковую терапию. Разворачиваюсь на другой бок, в надежде, что тот пакостный сон меня больше не достанет.
Блаженны верующие…Час от часу не легче! Что этот писатель-самоучка себе позволяет! И откуда, позвольте поинтересоваться, он знает Митрича и Веника?..
Нет, такое просто невозможно придумать, тут знать надо!
Кажется, я наконец-то схожу с ума, через месяц после выписки из дурдома. Какая прелесть!
Еще немного и со мной случиться настоящая истерика. Наливаю воды из небольшого графина, стоящего на столике, выпиваю залпом.
Мелкая дрожь во всем теле немного нарушила координацию – стараюсь, как можно более аккуратно, поставить стакан на место, а вместо этого, смахиваю локтем солянку, зачем-то попавшуюся мне на этом тернистом пути. Наклоняюсь, чтобы поднять и вернуть ее на законное место, но так и застываю… Возле ножки стула лежит еще один листок.
Точно, моя собственная крыша покинула меня безвозвратно!..
Скатертью дорога, милая! Что тут еще можно сказать?..
Сон, разбудивший меня уже второй раз за ночь, изрядно испортил мне настроение, а ведь я даже вспомнить его толком не могу! Осталось только смутное ощущение неправильности происходящего в нем.
Что-то не так, но вот что…
Одно лишь приятное видение: танцующая в солнечных лучах грустная балерина – задержать бы его, но оно постепенно ускользает, тает, растворяясь в остатках сна.
Сбросив легкую простынь, служившую мне одеялом, я выхожу на крыльцо бирюзового домика. В моем волшебном мире чувствуется приближение рассвета – луны одна за одной скрываются за горизонтом и уже через несколько десятков минут я вижу первые лучи солнца.
Как же это приятно, черт возьми, сидеть на крыльце с только что воплощенной из воспоминаний чашкой обжигающего кофе, ждать пока оно остынет, хотя мог бы (я в этом уверен!) остудить его одним мощным выдохом – такой уж я теперь волшебник! – и наблюдать за пробуждением собственного мира.
Вот за таким приятным занятием ночная муть полностью покидает меня – спасибо ей за это большое от всех прошлых и будущих создателей миров, ибо то, каким будет мир, полностью зависит от душевного равновесия его создателя – простое естественное уравнение. И теперь, избавившись от мучительной шелухи, закрыв глаза, я могу позволить себе минуту – ни больше, ни меньше – полюбоваться своей грустной балериной, не опасаясь возвращения вязкого сна, из которого она возникла и который больше похож на бред.
Почему именно этому ночному видению я разрешил остаться со мной навсегда? Мне неведомо. Может потому, что она – единственное приятное воспоминание сегодняшней ночи? А может быть потому, что я сам иногда бываю таким: больным непонятной метафизической хандрой; одиноким, грустным без причины, задумчивым без всяких мыслей (и такое бывает!). Но в отличие от моего видения, я в такие моменты не танцую, а пишу стихи, которые после сразу же сжигаю – зачем они еще нужны?..
Главное в этом деле вовремя дать себе гипотетический пинок под зад, типа: ну-ну, дарагой, погрустил, помечтал и будет – забот итак по горло, а ты нюни распускаешь… Хорошо бы еще при этом бидон холодной воды на голову… И все как рукой снимет, уж поверьте моему опыту!
Все. Минута канула в персональную, известную лишь таким же как она, вечность. Желание немедленно, безотлагательно начать делать хоть что-нибудь один раз, но почти болезненно подталкивает сидящего меня в ту самую единственную точку опоры и мне ничего не остается, как встать с нагретого ее усилиями крыльца на ноги.
Итак, что мы, демиурги, должны создавать в первую очередь: растения – животных – людей или дома – машины – компьютеры?..
Пожалуй, все-таки первое. Зачем здесь машины и компьютеры? Вернее, зачем мне превращать свой волшебный мир в подобие того, где я родился? Нет уж! Здесь все будет по-другому!