начался ожесточенный обнюх всех сосудов. Это лак. Это аммиаком отдает. Это вообще черт знает что. А это он! Он, родненький! Перекусить колечко канистры было делом секунды. Но затем — даже руки опустились: а вдруг во спирту какая-нибудь отрава разведена? Хватишь одну, а вторую, которая, как известно, пролетает соколом, уже никогда не поднять. Вот что жутко. И тогда тот, который в этой компании, видимо, был лидером, предложил:
— А давай его на Серко попробуем…
Вот это мысль! На каждом почти заводском дворе есть такой всеми любимый и всеми кормимый, а поэтому очень доверчивый пес. Только вышли во двор взломщики, только свистнули, а Серко уже тут как тут. Схватили его четыре руки, пес и пискнуть не успел, как в его глотку уже влили полстакана по всем правилам разведенного спирта. Пес сначала заверещал, запрыгал, упал наземь. Экспериментаторы бесстрастно за ним наблюдали. Потом Серко вдруг вскочил, забегал, запрыгал, залаял, вызывая у наблюдателей даже зависть, потому что оба они в пьяном виде обычно впадали в меланхолию. Наконец главный сказал:
— Порядок!
— Можно, — сказал другой.
И они бросились в кабинет начальника цеха. Теперь торопиться было некуда, а на закусь и на занюх у непросыхающих всегда что-нибудь припасено. Следуя традициям своего братства, они долго выясняли, кто гад, а кто не гад, затем кто кого уважает. Только около полуночи они заперли кабинет и, обнявшись, с песней вышли из цеха. А здесь в двух шагах от порога валялся Серко. Песня перешла в стон. В две ноги пнули приятели пса, а он как каменный. И тут окаменели сами выпивохи.
— Хана, — сказал один.
— Корачун, — угадал свое близкое будущее другой.
И тут их охватил такой предсмертный ужас, что оказался он сильней алкоголя. Рысаками понеслись друзья к телефону-автомату. Дайте «Скорую»! С трудом объяснили они, у какого автомата можно найти их или в крайнем случае их тела. «Скорая» примчалась мгновенно. И дальше было еще страшней. «Скорая» применила такие способы оживления и отрезвления, что вышли друзья оттуда бледно-зелеными и еле живыми.
А жуть продолжала идти по их пятам. Сразу же после «Скорой» состоялся и скорый суд: друзья получили по пятнадцать суток. Их остригли и заставили подметать улицу у самой заводской проходной. И все проходящие мимо их ядовито поздравляли. А когда очи возвратились на завод, выяснилось, что они лишены премии месячной и квартальной, тринадцатой зарплаты, очередей на квартиры. Больше того, начальник цеха в отчетном официальном докладе обозвал их «нашими у покойниками».
Один из них, до бешенства оскорбленный насмешкой, выскочил из собрания во двор. И вдруг увидел: навстречу ему как ни в чем не бывало бежит Серко, живой, здоровый, нос поверху, хвост дудкой, и как будто и он издевается. Это было уже совсем невыносимо. Пострадавший схватил кирпич и замахнулся. Но его руку перехватил сторож:
— Стой, алкаш! При чем здесь пес? А ты разве не валялся под забором пьяный, как скотина?
Алкаш, видимо, только мельком взглянул на свое прошлое и сразу уронил кирпич. Серко остался в живых.
Лом
Дюжий дядька скалывал лед с тротуара. И мучили его два жгучих ощущения: холод и жажда. С холодом кое-как помогал еще бороться труд, а жажда была просто нестерпимой. Именно она и двинула его на поступок на первый взгляд бессмысленный. Он вскинул лом на плечо, и ринулся к первому же проходящему гражданину, и сказал очень сурово:
— Купи лом!
Гражданин растерялся. Глянул вправо, глянул влево. Пусто. Ни души. А в детине не менее двух метров росту и на плечах лом. Дело было вечером, делать было нечего, гражданин нырнул в наружный карманчик пиджака, отдал заветную, подкожную пятерку, взял лом и побежал. Только возле своего дома он швырнул лом в сугроб и запрыгал вверх по лестнице. Именно здесь он решил ничего о том, что с ним случилось, жене не рассказывать. Она даже не упрекнет за то, что он трус, но за утаенную пятерку живьем съест. И только вошел, жена встретила его распоряжением:
— Очень хорошо, Митенька, что ты пришел. Не раздевайся. Сходи-ка быстренько за хлебом!
Конечно, Митенька мог бы сказать, что по улице ходят разбойники с ломами, проламывают черепа, отбирают деньги, но он смолчал, потому что всякому известно, иные жены пострашней всех на свете разбойников. И он пошел, как обреченный, боязливо оглядываясь на каждую подворотню. Только в булочной он малость успокоился. Взял хлеб. Но едва шагнул за порог магазина, как его ухватил за рукав рослый детина.
— Друг! Ой, что-то мне твое лицо знакомо! Ты не в нашем жэке живешь? Давай хватим по маленькой, у тебя вон и закусь есть — калачики. Давай! Ну не могу один, хоть зарежь! — И он достал из-за пазухи тулупа бутылку «Русской».
Митенька остолбенел. Это был тот самый парень, который только что продал ему лом. Но что ему делать? Закричать? А что орать? Позвать милицию? А зачем? Что он ей скажет? Что ни говори, а сделка ведь была вроде честная: я тебе лом, ты мне пятерку. И Митя неожиданно для самого себя сказал:
— Да у меня, понимаешь…
— Жинка все деньги отбирает? У меня тоже! Значит, друг и брат ты мне по несчастью. Идем!
И Митя пошел в подворотню. Как-никак, но он шел пить на свои. А что будет дома, когда он вернется и дыхнет, об этом лучше не думать. Это будет уже не жизнь, а кровавая драма или фильм ужасов.
Ребро
Их гораздо больше, чем мы думаем, — начальников, которые убеждены, что, если подбросить мастерам на пропой по десятке или пятерке, энтузиазм коллектива сразу подскочит вверх по крайней мере градусов на сорок. Видимо, такой доброхот был и на этой стройке. С утра было замечено, как прораб кого-то отзывал на лестничную клетку, что-то шептал, потом кто-то куда-то бегал, затем собирались тесными компаниями в пустых комнатах и оттуда слышались звонкие слова: «И сделаем! Не впервой! Да чихали мы на все комиссии» и т. д. Потом сразу началась такая суета, как будто комиссия уже стоит за забором стройки. Бригадиру надо было поправить балконную стойку, она покривилась на самом видном месте, на третьем этаже. Он влез туда с молодым дюжим парнем — новичком на стройке, поддел железяку ломом и скомандовал:
— Бей по ребру!
Парень только усмехнулся. А бригадир, красный от натуги, снова зарычал:
— Бей по ребру?
Парень сделал шаг назад и спросил:
— Ты что, с ума сошел?
— Бей по ребру… — закричал бригадир и добавил такие слова, от которых любой бы