второй ряд, за ним третий.
Германцы закрылись разноцветными круглыми щитами от летящей с неба смерти, но тонкие жала находили лазейки, и то тут, то там падал раненый или убитый. Вперед вышли воины, которые метнули ангоны. Они были тяжелее, чем дротики вендов, а потому нужно было подойти гораздо ближе. Зазубренные длинные наконечники пробивали врага почти насквозь, а извлечь их из ран было невозможно. Немногие копья франков нашли себе жертву, славяне резво отбегали назад и продолжали забрасывать франков тучей дротиков. Германцы перешли на бег, и в вендов полетели топоры. Воины переднего ряда вытащили мечи, подняли двуручные секиры, и бросились вперед, на выставленные копья славян. Закипела жаркая схватка, которая мало напоминала правильное сражение римских легионов. Дружина франков еще держала строй, прочие же воины рассыпались по полю, и пошли толпой, пытаясь задавить славян массой. На флангах сражение развалилось на отдельные схватки, где верх одерживали то одни, то другие. Легконогие венды продолжали изматывать франков, несущих доспех и щиты, своими дротиками, которые выбивали одного воина за другим.
Всадники аваров, стоявшие сзади, начали бить из луков по пехоте франков, но сами в прямой бой не вступали, предпочитая стрелять из-за спин вендов[42]. Славяне падали, усеивая полуголыми телами поля боя, и понемногу откатывались назад.
Сигиберт, окруженный десятком рослых воинов, бился в первом ряду. Копья врага скользили по щиту и доспеху, и король длинным мечом сёк налево и направо, прорубая просеку в строе врага. Еще немного, еще… Строй вендов откатывался назад, и тут из чащи леса им во фланг ударили отборные воины, сидевшие в засаде. Славяне дрогнули и побежали к всадникам, которые продолжали расстреливать наступающую пехоту франков, что была куда более многочисленная, чем их отряд.
Германцы восторженно заорали и бросились добивать врага, который пустился наутек. Легко раненых славян вязали, раненых тяжело добивали на месте. Конники, которые вообще не понесли потерь, развернулись и ушли, лениво постреливая по смельчакам, которые посмели их преследовать. Сигиберт поморщился. Этот поход принесет ему славу, но не принесет добычи. И что-то во всем этом было неправильным настолько, что никакого счастья от выигранного сражения он не чувствовал. Король чувствовал себя обманутым.
* * *
В то же самое время. Земли короля Хильперика. Суассон
— Мой лев, не делай этого, — Фредегонда ласково посмотрела в глаза Хильперику. — Это очень опрометчивый поступок. Нужно немного подождать, чтобы понять, кто победит в этой войне.
— Почему это? — удивился он. — По-моему, самое время напасть. Сигиберт ушел в далекий поход, а я захвачу его города. А если бог даст, то его в этом походе убьют, ведь гунны грозные противники. Нашим предкам от них изрядно доставалось в свое время.
— А если он победит? Тогда он придет сюда с армией, которая только что разбила врага. Да нам тут всем настанет конец. Ты подумал, что будет со мной, с твоей женой и детьми?
— Глупая баба! — раздраженный Хильперик встал с ложа и начал одеваться. — Я сделаю то, что задумал. Не может же ему вечно везти в войнах. Он же не дед Хлодвиг. Мы выходим на следующей неделе, воины уже собираются.
Король вышел, оставив Фредегонду в глубокой задумчивости. Да что же он за дурак? Ну, ничему жизнь не учит. Ведь только что братья его обобрали до нитки за подобную выходку. Как же ей перебороть его упрямство?
Пешему войску всего два дня пути от одной столицы франков до другой. В Реймсе жило не больше трех тысяч человек, а стражников не было и полсотни, и потому вид армии, обложившей город, привел горожан в ужас. Епископ Мапиний, потомок древнего сенаторского рода, вышел из ворот, где его ждал король Хильперик.
— Сын мой, — возмущенно сказал епископ, — ты творишь беззаконие. Это земля короля Сигиберта, а Реймс — священный город, в котором твой дед принял завет господа нашего Иисуса Христа.
— Это теперь мой город, — заявил Хильперик, спокойно глядя на епископа, мечущего молнии из глаз. — А если это мой город, то я хочу получить положенную дань.
— Это не твой город! — возмутился епископ. — Ты не можешь ничего от нас требовать.
— Ну, если это не мой город, то это город вражеский, да, святой отец? — ласково спросил король у епископа. — Тогда сюда зайдут мои воины и возьмут все по праву войны. Ты этого хочешь?
— Король не потерпит этого, — понуро сказал Мапиний, а после паузы продолжил. — Сколько ты хочешь?
— Ну, вот видишь, это же совсем другой разговор, — обрадовался Хильперик. — Иди ко мне в шатер, и там мы все обсудим. А пока распорядись, чтобы воинов сытно накормили. Если будете вести себя, как подобает подданным, мы уйдем завтра. У нас впереди Шалон, Верден и Мец.
Сотни костров покрыли поле вокруг города, у каждого из которых сидело пять-шесть человек. Наступил вечер, пьяные франки затянули песни, а испуганные жители смотрели со стен вниз. Дикие вопли, что воины считали пением, поселили ужас в сердцах горожан. Эти земли уже очень давно не знали войны и разорения. Трехметровые стены с деревянными башнями можно было обойти неспешным шагом за полчаса, и они не стали бы препятствием для двух тысяч воинов, что привел с собой король. Страшно подумать, что будет, если франки ворвутся в город. Ведь они до сих пор считают потомков римлян покоренным населением, а их женщин и имущество — законной добычей. Церковь Реймса была набита испуганными людьми, которые рассчитывали на защиту господа. Но в этот раз им повезло. Король Хильперик удовлетворился данью, и увел воинов от города. У него было еще много дел в землях, принадлежащих брату.
* * *
Месяцем позже
— Ты погостишь у меня, племянник, пока я не разберусь с твоим подлым папашей, — сказал Сигиберт стоявшему перед ним Теодеберту, сыну ненавистного брата Хильперика. Мальчишка лет двенадцати был в Суассоне, когда туда нагрянул король Франконии вместе со всей армией, с которой только что разбил гуннов. Теперь он стоял перед грозным дядей, бледный от страха. Он прекрасно знал, что ему сейчас грозило.
— Ты же знаешь, Тео, что твой отец захватил и ограбил мои города, пока я был в походе? — спокойно спросил король.
— Да, дядя, — опустил голову принц.
— И что ты думаешь об этом?
— Я думаю, что это поступок, недостойный брата и воина, — ответил тот, гладя на землю. — И я готов принести тебе извинения за своего отца, если ты, конечно, их примешь.
— Ты прав, мне твои извинения ни к чему, — кивнул Сигиберт. — Извиняться придется не тебе. Но ты мне нравишься,