Читать интересную книгу Журнал «Вокруг Света» №06 за 1987 год - Вокруг Света

«Цель устройства Петровской Дачи,— читал я,— состоит в том, чтобы привести Дачу в такое состояние, при котором она смогла бы всегда служить образцом рациональных приложений науки лесоводства...»

На стенах кабинета висели портреты крупнейших ученых — основателей и руководителей Дачи. Собичевский, Графф, Турский, Нестеров, Эйтинген, Тимофеев... Они превратили московскую лесную лабораторию в центр отечественного лесоводства.

Нынешний ее хозяин сидит за огромным столом, сработанным из дуба. Профессор Николай Григорьевич Васильев напоминает скорее таежного охотника, чем кабинетного ученого. Уроженец Сибири, исходивший тайгу от Урала до Приморья, он приехал в Москву, чтобы принять уникальное наследство — 250 гектаров леса, завещанных столице в прошлом веке.

— Вы бывали в Елабуге? — неожиданно спрашивает Васильев. И, не дожидаясь ответа, продолжает: — Вокруг Елабуги росли некогда сосновые леса, воспетые художником Шишкиным. Помните «Корабельную рощу», «Утро в сосновом лесу»? Нынче эти леса не узнать... А все же знаменитая пермская сосна сохранилась. Только не под Елабугой, а в десятом квартале нашей Дачи. Пойдете в обход, обратите внимание на «сосны Турского» — весьма приметные деревья...

— Николай Григорьевич, прибыли таксаторы из Всесоюзного объединения Леспроект,— сообщает секретарь.

— Пусть заходят.

На стол ложится карта Дачи. Сейчас начнется обсуждение ее дальнейшего лесоустройства. Эта кропотливейшая работа начиная с 1863 года проводится каждые десять лет. Таксаторы определяют точный возраст деревьев, их диаметр и высоту, обдумывают, как сохранить здоровье леса.

— Сейчас это особенно важно,— замечает Васильев.— Никогда, за всю историю лесной опытной Дачи, положение ее не было столь напряженным.

...Я иду с Мотавкиным по лесной просеке и всем телом ощущаю, как в меня входят тишина и прохлада.

— Хотите взглянуть на Петровскую дубраву?

Мотавкин сворачивает на узкую тропинку, уходящую в сумрак тесно стоящих деревьев. Осторожно отводя руками высокие папоротники, выходим на поляну, вокруг которой стоят корявые дубы-великаны. Мощные стволы в три-четыре обхвата будто навсегда вросли в землю.

— Эти дубы, по преданию, сажал еще сам Петр,— говорит Мотавкин.— Им уже лет под триста.

Петровская дубрава — быть может, единственное в облике Дачи, что осталось неизмененным со дня ее основания. Вот характеристика этого леса, данная таксаторами в 1863 году. «В Петровской Даче произрастают сосна, береза, осина, дуб и ель, изредка встречается клен, козья ива, белая ольха, а также липа, растущая в виде подлеска...» По сути дела, эта характеристика подошла бы и сегодня для любого русско-европейского леса. Но для опытной лесной Дачи она явно устарела. Изреженный дубняк — излюбленное место прогулок светской московской публики, упомянутый в первой таксационной книге, давно исчез, и теперь там стоят плотные аллеи красных и пирамидальных дубов. Чахлый осинник сменила лиственница — русская, польская, сибирская. Клены редких видов встречаются на каждом шагу, а липа, бывшая некогда подлеском, захватила почти целый квартал. Что касается сосны, которой таксаторы сулили большое будущее («здешний суглинок для нее особенно удобен»), то она стала настоящей царицей московского заповедника: с десяток ее видов занимают «верхние этажи» всех тринадцати кварталов Дачи.

Мотавкин останавливается возле настоящей корабельной рощи — это «сосны Турского», так окрестили пермскую сосну, высаженную здесь в 1891 году тогдашним директором Дачи профессором Митрофаном Кузьмичом Турским. И я вспоминаю любопытную историю, которую мне рассказал Васильев...

Семена этой сосны, присланные из Пермской губернии, оказывается, были посажены не только в Москве, но и в Польше, и под Тифлисом. А спустя почти сто лет на Дачу внезапно приехали польские лесоводы. Гости были взволнованы, ошеломлены. Оказывается, польские лесоводы были уверены, что лесной опытной Дачи не существует: до них дошли сведения, что знаменитые лесные кварталы давно уже уступили место кварталам жилых домов. В это нетрудно было поверить: мыслимо ли сохранить естественный лес, попавший в орбиту бурлящего города? И вот, приехав на симпозиум в Главный ботанический сад АН СССР, где один из польских ученых делал сообщение о пермской сосне, «проживающей» под Варшавой, они узнают, что Дача существует и, более того, там растут сосны того же возраста!

У входа в соседний квартал вижу табличку: «Пробные площади». Здесь экспериментировал профессор Владимир Петрович Тимофеев, который и работал и жил прямо на Даче. Он умер семь лет назад, но опыты, начатые им, продолжаются.

— Обратите внимание,— поясняет лесник.— Деревья тут растут парами: лиственница с елью, сосна с липой, тополь с березой... При умелом сочетании пород деревья, как братья и сестры, помогают друг другу расти...

Он умолкает, заметив пень, покрытый свежими опятами. Но по грибам прошлась чья-то торопливая рука.

— Вот, не успели появиться — уже обобрали,— хмурится Мотавкин. — Никак не доходит до сознания: в заповеднике ничегошеньки трогать нельзя. Как-то встретил тут грибника, так он мне говорит: «Жалко тебе, что ли, грибов? Пропадут — никому не достанутся». Но в природе ничего не пропадает. А грибы, заметьте, еще и корни деревьев укрепляют.

— Много людей сюда ходит?

— Лет десять назад вообще отбоя не было. Ходили, как по собственному дому, пикнички устраивали. Теперь тут дежурит милицейский пост. Пришлось и ограду сделать, чтобы обозначить границы заповедника. Такую красоту каждый москвич должен беречь как зеницу ока, гордиться ею. Иначе ни ограда, ни милиция не помогут. Вот, смотрите...

В лесу зияла широченная тропа, набитая тысячами прошедших ног.

— Топчут лес. В этом одна из причин сухостоя. Земля прессуется, корням деревьев нечем дышать, они рвутся наружу, оголяются — тут дерево и вовсе пропало.

Он вынимает из-за пояса маленький острый топорик и обрубает сучья у поверженной пихты. Потом складывает их в кучу, приговаривая:

— Даже мы, лесники, ходим только по просекам, а в самую гущу заходим лишь по делу: замаркировать больное дерево, вырубить сухостой, вывезти ветровал. Бывают ведь и критические ситуации: весной 1984 года над Дачей пронесся настоящий ураган, только на моем участке ветер повалил 250 деревьев...

Вскоре выходим к маленькому озерцу, заросшему осокой. Над тихой водой клонятся ивы, из зеленой ряски выглядывают головки кувшинок. В прибрежных кустах перекликаются певчие дрозды. Это Оленье озеро. Название его пришло из легенды, согласно которой царь Алексей Михайлович (Тишайший) убил в этом месте оленя. Олени, волки, даже медведи водились здесь вплоть до середины прошлого века, но в конце концов не выдержали соседства с растущим городом. А вот птицы остались, размножившись необычайно.

Известный орнитолог, кандидат биологических наук Евгений Равкин, ведущий на Даче наблюдения, подсчитал, что тут гнездится около 75 видов птиц, а по количеству их больше, чем в любом подмосковном лесу. Большая и малая синицы, дрозды — певчие и рябинники, пеночки, зарянки, славки-Черноголовки... Все эти труженицы и певуньи да еще перелетные птицы, которые используют Дачу как место отдыха во время весеннего лета с юга на север, приносят огромную пользу лесу. Но и тут сказывается негативное влияние города: лесные птицы то и дело подвергаются налетам серых городских ворон. Решено поставить на Даче специальные ловушки для отлова этих хищных птиц.

На изгибе Жабинки, полувысохшей речушки, струящейся через всю Дачу к Тимирязевским прудам, встречаем инженера-гидролога Галину Денисовну Пилецкую. Устав от ходьбы, она отдыхает у родника.

— Сегодня снова обследовала Синичку,— сообщает Пилецкая.— И скажу прямо, потрясена: устье реки обрезано железной дорогой, верховье застроено жильем. Удивляюсь, как она еще дышит. А вода уже заражена городскими стоками...

Галина Денисовна достает из полевой сумки гидрологическую карту Дачи.

— Обратите внимание: за последние полвека из-за дорожных и городских работ уровень территории Дачи сильно понизился по сравнению с уровнем города. В результате сюда устремились городские стоки. Если так будет продолжаться и дальше, заповеднику угрожает серьезнейшая опасность.

— А что можно предпринять? — интересуюсь я.

— Во-первых, срочно начать строительство специального водостока. Во-вторых, полностью обновить старый дренаж. Это даст лесу свежее дыхание, поднимет уровень грунтовых вод, остановит развитие болот. Но даже эти элементарные проекты осуществить не так-то просто. Сколько приходится биться нашему заведующему лабораторией лесоводства Александру Михайловичу Бородину! Сплошь и рядом находятся люди, которые на полном серьезе считают, что лесная опытная Дача мешает интенсивному развитию города. С таким же успехом можно утверждать, будто реки, гибнущие от ядовитых промышленных сбросов, мешают работе заводов и фабрик...