Читать интересную книгу Игра в прятки - Клэр Сэмбрук

— Дело в том, дорогие мои, что Дэниэл, наш маленький Дэниэл не был дома почти столько же, сколько и вы. Нет, к сожалению, он не в лагере. Нет, родные мои. Он потерялся в тот день, когда они с Гарри ездили в Леголенд. Отстал от группы на стоянке.

Я скорчился за перилами лестницы, сжался в комок, мечтая исчезнуть или хотя бы уменьшиться. Сердце колотилось так, что запросто могло вырваться из груди наружу. Ладони у меня взмокли, я вытер их о шорты.

Только бы не увидели, только бы не заметили. Только бы они не подумали, что я виноват.

Мама упала на Джоан, зарыдала. Отис обнял отца, поддерживал его, словно ребенка. Пусть время повернется вспять. Пусть мама, и папа, и Отис, и Джоан вновь закружатся по залу под звуки музыки. Пусть на маме будет серебристое платье, а не старый халат. Пусть она счастливо смеется, а не дрожит вся от рыданий.

Отис все-таки меня заметил. Я отпрянул назад, спрятался в тени перил, но Отис оставил отца, подошел к лестнице, раскрыл руки. Глаза его говорили: «Скорей ко мне, я жду». Я сбежал по ступеням и повис у него на плечах, как всегда. А он, как всегда, обнял меня крепко-крепко. Со мной на руках он подошел к дивану, сел. Я обхватил его ногами. И мне стало спокойно-спокойно, словно и не было ничего. Должно быть, я заснул, и, пока я спал, Джоан сделала нам чай, только никто не пил его. Проснувшись, я почему-то заплакал, все всхлипывал и никак не мог остановиться, и рубашка у Отиса стала вся мокрая.

— Поплачь, поплачь, малыш, — бормотал Отис, — легче станет.

Сердце его билось ровно и сильно. Я прижался к нему, спрятался в его рубашке, и постепенно рыдания сами прекратились.

— Молодец, Гарри, умница, молодчина.

Мне было трудно двигаться, казалось, ноги утыканы иголками и булавками. Отис приподнял меня, поставил перед собой, дал носовой платок. Я высморкался, отдал платок ему. Отис нашел чистый уголок и тоже высморкался, а глаза вытер рукой. Глаза у него были красными и влажными.

Отис вздохнул. Из большой дорожной сумки он достал красиво упакованную коробку.

— Это тебе, дружище, — сказал он. И его голос пожарного был почти такой, как раньше.

Я не шелохнулся. Отис ждал и смотрел мне в глаза. Я хотел спросить его, но боялся. Боялся, что это повредит Дэниэлу. Помните, что случалось с феями в сказке про Питера Пэна, если дети в них не верили? Я даже мысленно не решался все это произнести.

Поэтому я только спросил:

— А для Дэниэла у тебя есть подарок?

— Конечно, есть, дружище, — спокойно ответил он.

— Тогда, может, я лучше подожду, пока Дэниэл вернется?

Отис опустил коробку на диван, отпил немного холодного чая и уставился в окно, будто бы пытаясь найти там, на улице, ответ. А я считал щетинки на его лице красивого шоколадного цвета. Насчитал двенадцать, остановился. Наверное, он не брился с самого Барбадоса. Кожа на носу шелушилась, и даже темно-красные розы, стоявшие на тумбочке за диваном, рядом с ним казались светлее. Я уж хотел было спросить, облезает ли кожа у негров, но вдруг вспомнил про свой страшный вопрос.

— Милый, тебе сестра звонит, — сказала Джоан, появляясь в проходе.

— Скажи ей, что я перезвоню, любовь моя, — ответил Отис.

Он поставил чашку на стол, протянул руку. Моя рука утонула в его ладони.

— Я думаю, что тебе стоит открыть подарок, дружище.

Он замолчал, задумался. Задумался так надолго, что я уж решил — заснул.

— Ты все-таки посмотри, что там внутри. Если Дэниэл вернется, мы накупим подарков для всех.

Теперь он сжимал обе мои руки. Мне хотелось съежиться так, чтобы уместиться в его ладонях.

— Видишь ли, Гарри… Дэниэла долго нет. Две недели — это слишком много для маленького мальчика. Возможно, он больше не вернется, Гарри.

Я попытался вырваться, но Отис крепко держал меня.

— Может быть, кто-то обидел Дэниэла. Причинил ему боль, сильную боль. Может быть…

Я зажал уши руками, зажмурился что есть силы и не слышал, как Отис произнес это. Я ненавидел его. Ненавидел несколько долгих минут.

Я не смотрел на него, но знал, что он следит за мной, ждет, пока пройдет моя ненависть.

Когда я смог наконец открыть глаза и взглянуть на Отиса, он пил чай. Держа чашку обеими руками, он протянул ее мне, я обхватил его руки, сделал глоток. Дрянь, а не чай. Я отпил и из своей чашки. То же самое. Мерзость.

— Ну, Гарри, открой свой подарок, — подтолкнул меня Отис.

Я взял коробку. Настроения не было, но все равно ужасно хотелось разорвать блестящую шуршащую бумагу и посмотреть, что там лежит внутри. Оказалось, футболка с мультяшным мальчишкой на груди. Рыжая шевелюра, сверху — белая в красный кружочек бандана, аппликация из ткани, не рисунок. Хулиган такой, одним словом.

Под мальчишкой — надпись разноцветными буквами: «Дикарь по натуре. Барбадос». Я быстренько скинул папину футболку и натянул свою, новую.

— Здорово! Всю жизнь мечтал.

Я сказал так не из вежливости и надеялся, что Отис спросит — почему. Тогда я рассказал бы ему о мальчишке, который не уследил за младшим братом и потерял его и все такое. Вот он, на футболке. Это не я. Я лучше. Я ни в чем не виноват. Я не совершал таких ошибок. Вот почему мне и нужна новая одежда. Чтобы не носить того, что носил тот, другой, который потерял брата. Чтобы забыть об этом. Навсегда.

Я взглянул на Отиса и вдруг заметил, какое усталое у него лицо, как провалились глаза, поэтому я сказал:

— Позвони сестре, а то она чего доброго обозлится.

Мы вымыли чашки и вышли из кухни, как настоящие мужчины, без всякого женского хныканья и прочего. Джоан ревела на диване, даже мычала, уткнувшись носом в гору скомканных бумажных платков. Раньше я бы со смеху помер. Она прижала меня к себе, коснулась щекой, мягкой, как подушка.

— Ничего, если я сегодня у вас переночую? Ты не против, Гарри?

— А как же Отис?

— У меня дежурство, — сказал тот.

— Ты ведь не бросишь нас снова, Отис? — Сам не понимаю, как у меня это вырвалось.

Отис и Джоан долго смотрели друг на друга, они часто так разговаривают без слов. Отис сел передо мной на корточки и сказал:

— Я тебя никогда не оставлю, Гарри. Я здесь, с вами, навсегда.

Я просто обожал Отиса. Иногда я даже забывал, что Джоан всегда была нашей тетей, а Отис появился лишь недавно.

Однажды мама уехала. Я не видел ее два дня и две ночи, а потом мне же еще пришлось ехать куда-то и часа два трястись в душной машине, чтобы ее увидеть. И представляете, что она мне сказала после всех моих трудов?

— Гарри, сынок! Иди сюда, познакомься со своим братиком. — Она держала на руках ребенка.

Но это еще что! Потом они с папой совсем уж нечестно поступили. Я всего лишь дотронулся до малыша. Она сама мне разрешила, когда положила его в кроватку. А голова у него была мягкая-мягкая. Я и сказал:

— Ой, смотри, у него там дырка.

— Гарри, не трогай! — завопила мама.

Папа оттащил меня, а сам стал скакать над ребенком.

— Все нормально, все нормально, — твердил он с таким видом, будто я чуть не убил этого самого братика.

В комнату заглянула женщина в белом халате, с песочными часами в руке, и сказала, что слышала шум.

— Как малыш? С ним все в порядке?

Мама с папой и эта врачиха хором заговорили на каком-то тарабарском шифрованном языке:

— Ах, ах, ручеек, ручеек.

Или родничок какой-то. При чем тут речки вообще?

Нормально? Собрались в кучу у кровати, а я здесь один стою.

Врачиха повернулась ко мне и просюсюкала громко и глупо:

— Малыш так похож на папочку, правда?

Враки! На папу я похож. А этот больше напоминал сморщенную картошку.

— Ах, ах, присыпочка нужна, у него такая нежная кожа!

Я заметил странную ручку на боку кровати. Интересно, зачем она?

— Ах, ах, грудное питание. Отрыжка у младенцев. Ах, ах, детский стул.

Я потянул ручку на себя. Кровать осела, совсем капельку.

— Гарри, НЕТ!

Мама стала прямо серая, схватилась за сердце. А этот… ребенок заплакал.

По коридору загрохотали шаги.

— Помогите! — раздался мужской голос. — Скорее врача! Моего малыша тошнит!

Женщина подмигнула маме и испарилась. Папа сердито прошептал:

— Как мне все это надоело.

Мама погладила его по щеке.

— Доминик, милый, все будет хорошо. Гарри, сыночек, там в ящичке сюрприз для тебя, маленький подарок.

— Не думаю, что… — начал папа.

Сюрприз для меня был в том, что в ящичке оказался совсем не солдатик, как я надеялся.

— Это пластилин, — объяснила мама.

А папа добавил:

— Это подарок от малыша.

Что я, дурак — в такие сказки верить!

Я сжал кулаки, стиснул веки и задержал дыхание. Я всегда так делаю, если начинаю злиться, а надо быть хорошим. Это я сам придумал.