скучно – но не так скучно, как коротать дежурства в больнице, с нетерпением ожидая хриплого боя часов. Да и свободного времени хватало: Фройхен охотился на моржей и белых медведей, освоился на гренландской природе. Он хотел научиться пользоваться обстоятельствами, а не сдаваться им на милость: с такой целью он отправился в экспедицию. Времени у него хватало и на то, чтобы развлекать себя чтением, и на то, чтобы учиться у товарищей по команде калааллисуту – инуитскому диалекту, на котором говорили в Гренландии.
Пришло лето, и моряки все чаще обращали свои взгляды к горизонту, ожидая увидеть своих товарищей. Тем пора было уже возвращаться: яркое солнце скоро сделает условия на льду некомфортными. К концу июня вернулись все, кроме команды Мюлиус-Эриксена. Прождав впустую ещё несколько дней, экипаж «Дании» начал беспокоиться. Фройхен больше всего переживал за Брёнлунна, с которым особенно сдружился: они были почти ровесники, у них был похожий озорной нрав и лукавое чувство юмора. Фройхен многому у него научился и уважал своего друга за ловкое обращение с собаками, непоколебимую уверенность и открытую душу.
Й.П. Кох с командой последними видели Мюлиус-Эриксена и его людей: это было в конце мая. Их группы встретились у входа во фьорд, который Мюлиус-Эриксен окрестил Дания-фьорд, и договорились, что надо бы вернуться до лета, пока льды не начали таять под полярным солнцем. Мюлиус-Эриксен сознавал риски, но счёл, что у него ещё хватит времени посетить утёс Морского Флота – самую восточную точку на карте Пири. Если не пойти туда сейчас, другого шанса могло не представиться.
Кох пожелал Мюлиус-Эриксену удачи и вместе с командой отправился на «Данию». Дорога оказалась невероятно трудной: у побережья всё время попадалась открытая вода, торосы и узкие, непроходимые места. Огибать гору Маллемук пришлось по узкой полоске ледника, который круто спускался к воде: это было всё равно что балансировать на коньке гладкой стеклянной крыши. 24 июня, когда Кох и его люди наконец дотащились до «Дании», никто уже не сомневался, что вслед за ними никто уже не пройдёт по такой опасной дороге. Мюлиус-Эриксен с командой застряли на Северной Земле. Им придётся жить там, питаясь подножным кормом, до самой осени, пока не ударят морозы и путь не станет безопаснее.
Тем временем на Северной Земле трещал лёд, и журчание талой воды внушало неспокойные чувства, словно мрачная симфония. Расставшись с товарищами, Мюлиус-Эриксен, Брёнлунн и Хаген несколько дней путешествовали вдоль фьорда, прежде чем осознали, что опять сбились с курса. Но несмотря на потерянное драгоценное время, они решили дойти до утёса. Это было рискованно. В итоге они всё-таки добрались куда хотели – но дорогой ценой.
Пытались было разбить лагерь на лето, но земля быстро разочаровала их. Дичи здесь почти не водилось, а от острых камней подошвы кожаных сапог висели лохмотьями. Брёнлунн записал в дневнике: «Ни еды, ни запасной обуви, а до корабля сотни километров… Будущее не сулит нам ничего хорошего».
* * *
В отсутствие Мюлиус-Эриксена главным на «Дании» был Кох. С наступлением сентября лёд становился всё твёрже, и Кох отрядил поисковую экспедицию во главе со своим помощником Густавом Тострупом. Фройхен очень хотел отправиться с ним: это был шанс не только оставить монотонные метеорологические наблюдения, но и спасти его друга Брёнлунна. К сожалению, в поисковую партию его не взяли. Ему назначили другое задание.
Задание состояло вот в чём. В 60 километрах от корабля Вегенер хотел построить метеорологическую станцию. Расстояние это было слишком велико, чтобы преодолевать его ежедневно, поэтому учёный назначил Фройхену там бессменный пост на зиму. Это был очевидный знак доверия: Вегенер демонстрировал, что доволен своим надёжным и умелым помощником. И всё равно задание это было незавидное. Жить одному на метеорологической станции всю зиму значило оказаться в изоляции, вдали от человеческого тепла в холодную пору, когда температура нередко падала ниже шестидесяти градусов. Да ещё придётся отбиваться от диких зверей, которых пригонит к станции голод. Много лет спустя Фройхен отзовётся о решении своего начальника со скепсисом, которого ему не хватало тогда: «С высоты прожитых лет я понимаю, как рискованно это было. Я бы никогда не оставил неопытного юнца одного на долгие зимние месяцы в темноте и почти в полной изоляции».
Фройхен и несколько помощников перетащили на станцию с корабля дрова и провизию. Станцию построили далеко на западном берегу, где заканчивалась узкая полоса прибрежных скал и начинался огромный ледник, покрывающий всю Гренландию белой шапкой. Этот ледяной щит достался острову в наследство от ледникового периода, он занимает около 95 % территории Гренландии, площадью примерно 1 833 900 квадратных километров: по размерам сравнимо с Аляской. С севера на юг ледяной щит протянулся на такое расстояние, как между Мэйном и Кубой, и имеет среднюю ширину в 900 километров. Бескрайний ледяной купол, испещрённый щербинами и расселинами, ослепляет белым сиянием. Вегенер, как и иные метеорологи его времени, горел желанием выяснить, как уникальный климат и рельеф ледника влияют на мировую погоду. Фройхен должен был год прожить по соседству с ледяным щитом и собирать данные приборов, расставленных вокруг станции.
Фройхену предстояло ютиться в хижине три на четыре метра: места едва хватит на двоих, да и то они будут жить друг у друга на головах. Вегенер организовал смены: к Фройхену будут приходить, приносить ему провизию и жить с ним по неделе. Для того чтобы снимать показания с приборов, напарники не требовались, но Вегенер понимал, что длительное одиночество может дурно сказаться на душевном здоровье, поэтому не хотел оставлять Фройхена одного. Но даже учитывая, что у Фройхена будут соседи, задание обещало быть нелёгким: тем более что непредвиденные обстоятельства отнимут у Фройхена и это небольшое утешение.
Когда закончилось строительство хижины, Фройхен воспользовался остатком дневного света, чтобы запомнить каждую расселину, каждый уступ и выступ вокруг своего жилища, чтобы позже ориентироваться в зимнем мраке. Ему предстояло каждый день проверять оборудование, выстроенное вдоль дороги к вершине горы, которая поднималась над землёй почти на километр. По пути встречалось несколько мест, где приходилось карабкаться по отвесной скале. Фройхен изучал дорогу вдоль и поперёк, а между тем небо темнело, насыщалось розовыми и пурпурными красками, словно в воздухе застыла дымка после фейерверка.
Вскоре Фройхен уже знал дорогу назубок: сложные задания надо сразу брать штурмом! Но с зимней тьмой пришли невзгоды. Команде оказалось не по нутру посменно жить в крохотной хижине среди опасных скал, и они начали потихоньку отказываться ходить к Фройхену. (Хоть в экспедиции и существовала иерархия, в ней не соблюдалось