— Где нам вас искать, если Магистрат…— Грамми предпочел не договаривать.
— Что ты, дома моего не знаешь? — хмыкнул полицмейстер и потянул себя за ус. — Впрочем… Наверное, в Вельшее, за стенами. Не думаю, чтобы это было трудно, сержант, отыскать меня. Главное, помните: задание вам даю я, Галашше, а не тот, кто усядется в это кресло.
— Конечно!
Теперь Леппе все же вскочил, и друзья поднялись вслед за ним. Галашше тоже встал, удовлетворенно вздохнул. Нет, «сироты» не должны подвести. Они не видели прежнего полицмейстера, для них Галашше — символ Управления, хозяин и благодетель, куда более важный человек, чем жадный старичок бургомистр.
— В самом крайнем случае, Нетоле, ты знаешь, к кому обратиться за помощью.
Сержант только блеснул глазами. Конечно, он знал: Чивоха Пуговка да Кроха Ляссен. Хуланы, убийцы, пропащие души. Леппе это могло бы заставить призадуматься, но не Эшуда.
— Тогда все, проваливайте, у меня куча дел.
— Еще один вопрос! — Шели поднял руку с пустым стаканом. — Позвольте взять с собой Вика. Вика Палассе.
— Это еще почему? — нахмурился полицмейстер.
— Лишний человек не помешает, а ему можно доверять. Он ведь один из нас, из приютских…
— Да, его стоит взять, — поддержал Эшуд.
Леппе так свирепо уставился на Нетоле, что Галашше, собиравшийся было отчитать «грачей» за разговорчивость, передумал. В конце концов главные надежды он возлагал именно на чернокожего.
— Хорошо. Но денег у вас от этого не прибавится. А теперь проваливайте наконец, увидимся, когда вернетесь.
6
Полицмейстер спустился в подвал, приказав через сержанта лейтенанту Рошке зайти в его кабинет ближе к полуночи. Бык Метессе, согласно отданным через посыльного распоряжениям, уже приковал пятерых грохенцев к железным кольцам в стене «певческой».
— Ну что, господа торгаши? Есть ли жалобы? — Полицмейстер прошел в угол, где стоял его личный табурет, еще один символ Управления. — Как кормили?
— Шутить изволите? — чуть дрожащим голосом отозвался высокий тощий грохенец. — Водичка мочой отдавала, да спать стоя в каменном мешке неудобно — колени болят. А так ничего, спасибо за гостеприимство.
— Я рад, что вам понравилось. Бык, подвешивай хуланов, пара вопросов к ним есть.
Пока Метессе заводил в подвал истерзанных воров и подвешивал их за руки к станку, грохенцы выжидающе смотрели на полицмейстера, но Галашше сидел молча, сложив руки на груди.
— Мы хотели бы послать весточку нашим друзьям, — наконец осмелился сказать один. — И получить ответ. Мы ведь имеем на это право, не так ли?
— Потом, — буркнул Галашше.
Подвешенные хуланы тут же начали визгливо жаловаться, оба были заспанные, обескураженные.
— Мы же все сказали, начальник! — выл Кваша. — За что?
— В суд нас положено! — поддержал Фича. — Мы разве против? Мы чтобы все по закону!
— И я хочу, чтобы все по закону, — кивнул Галашше. — Давайте, ребята, сознавайтесь быстренько в убийстве, сержант запишет, мы подтвердим — и пойдете досыпать.
Крики хуланов словно обрезало. Покачиваясь на блоках, они расширившимися от ужаса глазами смотрели на Галашше.
— Не губи, начальник, — выдавил наконец Кваша. — Не виноваты мы.
— Виноваты. Чатте, что мы имеем право к ним применить по подозрению в убийстве?
— Сухой кнут до двухсот, мокрый кнут до ста ударов, пальцеломку, — отбарабанил сержант, точивший перо за столиком. — Если, конечно, есть документированное показание.
— Есть такое показание, — спокойно соврал Галашше, в упор глядя на Чатте. — У меня в кабинете.
— Есть так есть, — кивнул сержант.
Чатте обязательно доложит Святым Отцам о странном поведении Галашше — никто не хочет брать грех на душу. Душа важнее тела, лучше умереть безгрешным, и отправиться на Небо, чем попасть под Небесный Суд или, того пуще, угодить в Ад. Это ясно и детям, вот только хуланы часто ведут себя удивительно непрактично: меняют вечное блаженство на земное богатство и вечные же подземные муки. Впрочем, и среди хуланов таких дурней немного.
Галашше доноса не боялся: Бык сейчас вынет из парочки признание и тогда никаких «документированных свидетельств» уже не понадобится. Только дурак может удивляться: неужто оговорили сами себя на виселицу? Уж лучше под кнутом умереть! Нет, не лучше, если кнут в руках у Быка Метессе. Виселица оттого и освящена Отцами, что убивает безболезненно.
«Только бы не начали опять говорить о Пуговке!» — спохватился Галашше и, как и в прошлый раз, удалил Чатте.
— Поскольку заявления пока нет, иди к себе. Я позову, если понадобишься.
— Как прикажете! — Чатте аккуратно сложил заточенные перья и покинул «певческую», едва ли не насвистывая: меньше знаешь — лучше спишь и на душе грехов не копится.
— Бык, ты готов?
— Готов.
Метессе был немного смущен. Хоть он и любил свою работу, а тоже помнил о душе.
— Правда есть свидетельство, господин Галашше?
— Что я, врать тебе стану? Есть. Более того, я знаю, что они убийцы. Или ты думаешь, я грешить собрался?
— Если душегубы — другое дело! — Метессе выбрал один из кнутов и для пробы хлестнул по ребрам ближнего хулана. — Эх, Кваша, не люблю я пальцеломок!
— Не виноват! — задергался хулан, как только смог говорить. — Не виноват я! Крал, обманывал, но не убивал!
— Начни лучше с Фичи, — посоветовал полицмейстер.
Второй хулан висел молча, прикрыв глаза, — Галашше сразу узнавал сломленного человека. Этот мысленно уже на виселице. «Постой, да ведь я хотел грохенцам представление устроить!» Галашше едва не хлопнул себя по лбу, но вспомнил, что будет для купчиков еще одна, весьма впечатляющая деталь.
Фича держался недолго — постонал немного под кнутом, будто пробуждаясь, да и начал говорить. Полицмейстер пересел за стол Чатте и аккуратно все записал: для подтверждения признаний достаточно и двух полицейских, его и Метессе. Кваша ругался, перебивал, пытался даже пнуть друга ногой, но Фича его будто не слышал.
— Ну что ты так себя ведешь? — Бык полоснул Квашу мокрым кнутом и, переждав визг, продолжил: — Теперь и я твердо знаю, что ты убийца. Нетто думаешь, живым отпущу, если не признаешься? Кваша, я и пальцеломкой могу сердце остановить.
— Каты позорные! — взвыл Кваша. — Ох, вернусь я к вам, ох вернусь! Демоном из Ада поднимусь, кишки ваши выжру! Будут вам атори сниться всю оставшуюся жизнь!
— Признание! — Галашше говорил, обращаясь не к хулану, а к Быку. Все складывалось наилучшим образом. — Давай быстрее, и рано домой отправишься.
— Вот оно что! — просиял Метессе. — Тогда я живо!
Сержант жил в Ветеранах, за Третьей стеной, и всегда был рад, если удавалось уйти со службы пораньше. Жена, двое детишек, родители, хозяйство. Галашше этого никогда не понимал: для него семья была скорее помехой, скучной, но необходимой для общественного положения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});