— Ты не здешняя, — уточнила Баллита.
— Да. Вы догадались по моему акценту?
— Не только.
Незнакомка осмотрелась.
— Как всё запущено. Неужели деревом никто не занимается?
— А кто им будет заниматься? — пожала плечами Баллита.
— Разве всё так плохо? Мне показалось, что я видела многих соплеменников среди горожан.
— Вот поэтому я и догадалась, что ты не здешняя… Ты ведь с запада, верно?
Рыжая кивнула.
— Я так и поняла. Возможно там старые традиции и остались, но здесь… Здесь их больше нет.
Собеседница решительно замотала головой.
— Они есть везде, где есть мы. А у вас даже дерево сохранилось. Это редкость.
— Ты зря сюда пришла. Здешние влаты уже забыли свои традиции, а дерево сохнет и рано или поздно экклесия его срубит.
— И вы это допустите?!
Баллита рассмеялась.
— Ты зря сюда пришла. Здесь больше ничего нет, кроме воспоминаний.
— Но…
— Извини. Мне надо идти. У меня срочное дело, с которым надо покончить до наступления темноты.
Она решительно зашагала в порт. Рыжая девица вывела её из равновесия. Срубят дерево… Ну и срубят. Что она, в конце концов, может сделать? Самое противное было то, что она так и не смогла для себя решить, как она поступит, если кто-то захочет его срубить…
Фиррена она застала на пристани. Он сидел на краю, свесив ноги к воде, и насвистывал какой-то мотивчик. Увидев её, он поднялся.
— Опаздываешь, дорогая. Я уже начал думать, что ты меня обманула. Подвела наивного паренька…
— Помолчи. Я не в духе…
— И что же так огорчило нашу красавицу?
— Инструменты с тобой?
— Обижаешь…
Баллита спрыгнула в баркас.
— Ставракий, поднимай якорь. Отплываем.
— Но, шеф…
— Пошевеливайтесь, нам нужно спешить.
Матрос покачал головой.
— Уже поздно. Мы не успеем пройти внешним фарватером до темноты. Без маяка там легко наскочить на рифы…
— Мы туда не пойдём. Нам только до самого маяка дойти нужно…
Фиррен насторожился.
— А зачем нам маяк? Никогда не слышал, чтобы там было что-то ценное.
— А кто говорил про ценное, — усмехнулась Баллита.
— Ну, ты говорила про инструменты, и я решил… — он замолчал.
— Правильно решил… но ценностей не будет.
— Только не вздумай мне сказать, что ты собираешься зажечь маяк, чтобы дать сигнал Уберто.
— Ты поразительно догадлив, мой низкорослый друг…
— А ты поразительно безрассудна, моя большеглазая лань. Ты хоть представляешь, что с нами сделают, если твой план не выгорит?
— Выгорит. Всё учтено. Мы подойдём туда как раз на закате. После этого туда вряд ли кто сможет добраться до утра. У нас будет целая ночь…
— Хм…
— Не хмыкай. В первую голову работа.
— Послушай. Этот Уберто тебе не сват, не брат и даже не родственник. Чего ты так о нём печёшься?
— Он был другом моего отца. Я даже встречала его, когда ещё была маленькой девочкой…
— О, как. Это кардинально меняет дело. Надеюсь, он достаточно щедр к друзьям дочерей его друзей?
— Помолчи…
Маяк стоял на небольшой скале почти точно в середине пролива. Лежавшие дальше несколько более крупных островков хорошо укрывали бухту Волрима от зимних штормов, но таили массу опасностей для неосторожного морехода. Ночью, в непогоду или туман, войти в бухту можно было только ориентируясь на свет маяка.
Башню для него построили ещё в эпоху, когда город был частью Теревинской державы, и с тех пор лишь подновляли. Обычный портовый известняк здесь не годился, и возводили маяк из хорошего, прочного белого камня.
— Посмотрим, нет ли часовых…
Оставив баркас в укрытии, Баллита и Фиррен подкрались к входным дверям, темневшим в нише между мощными контрфорсами.
— Похоже никого. Охраны не оставили. Только заперли, — доложил Фиррен, осмотревшись.
— Тогда давай…
— Э-эх, — вздохнул тот, доставая из кожаного планшета отмычки.
Основательно проржавевший засов открылся с душераздирающим скрежетом.
— Если в башне кто-то есть, он нас услышал… — проворчал Фиррен, — таким скрипом можно покойников разбудить.
— Типун тебе на язык… пошли.
Казалось, что лестница никогда не кончится.
— Почему они сделали его таким высоким, Бал?
— Чтобы его было лучше видно, Фиррен, и перестань ныть…
— Они совсем не думали про мои ноги…
— Ничего с твоими ногами не случится.
— Тебе легко говорить. Ты меня почти на голову выше и ноги у тебя куда длиннее… Кстати о твоих ногах. А чем мы будем заниматься, когда зажжём огонь?
— Плясать голыми на крыше…
— Заманчивая идея…
— Я пошутила. Когда мы закончим с маяком, нам первым делом надо будет как можно быстрее отсюда смыться. Улавливаешь мысль.
— Ещё как. Смываться — моё любимое занятие. Но всё-таки, у нас впереди целая ночь и вторым делом мы бы могли…
— Ты бы мог, например, заткнуться, не?
— Могу, конечно, но ты точно уверена, что не хочешь больше наслаждаться фонтаном моего искромётного красноречия?
— Если этот фонтан немедленно не иссякнет, то мне придётся самой помочь ему это сделать. И не жалуйся потом, что фингал на лице мешает тебе нормально работать…
— Умолкаю, умолкаю, умолкаю… но ты многое теряешь…
— Эту потерю я уж как-нибудь переживу…
Фиррен лишь обиженно фыркнул.
— Так. Вот мы и наверху. Открывай люк, Фиррен.
— Он не заперт…
— Отлично. Судя по всему дрова и масло на месте. Оставайся тут, а я заберусь в фонарь и зажгу огонь.
— Прекрасная идея. Береги себя. Там, должно быть, сильный ветер…
— Хочешь помочь?
— Нет. Я настолько лёгкий, что меня-то уж точно сдует с башни.
— Я так и подумала…
Баллита ухватилась за края проёма и подтянулась наверх. В ушах засвистел ветер. Фонарь маяка представлял собой не слишком большую площадку, обнесённую редкими железными балками, удерживавшими остроконечную крышу. В центре была сложена внушительная поленница дров, рядом виднелась лебёдка для подъёма новых партий топлива и несколько амфор для масла.
Ориентироваться в темноте было довольно сложно, а слететь с башни ей совершенно не хотелось. Двигаясь на четвереньках, Баллита подползла к дровам и пощупала. Влажноваты. Нужно масло. Она переползла к амфорам. Проклятье, все как назло пустые. Нужно поднимать снизу или попытаться разжечь дрова так. С амфорами возиться долго, попробуем обойтись без них.
Пальцы застыли на ночном ветру, и огниво так и норовило вылететь из рук. И почему она не маг. Волшебнику зажечь такую кучу дров — раз плюнуть…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});