На Ольге было длинное, в пол, облегающее зеленое платье с искрой. Высоко уложенные волнистые (от слова «волновать») волосы открывали безупречные ушки, украшенные длинными сережками с какими-то очень красивыми большими камнями зеленого цвета.
Ольга Андреевна кокетливо изогнула стан, положив обнаженную руку на талию.
– Как я вам? – и легко обернулась вокруг оси на высоченных каблуках, продемонстрировав открытую спину. – Специально платье по цвету подобрала, чтобы гармонировать с вашей бирюзой.
– Это отпад! – восхищенный Тагиров не мог подобрать слов, речь вдруг стала косноязычной. – Просто обалденно!
Ольга Андреевна вздохнула.
– Эх, не те офицеры пошли! Вы бы еще сказали «зыко», фу! Не то что во времена незабвенного Михаила Юрьевича Лермонтова. «Отпад», – передразнила, смешно морща носик. – И это вместо «Обворожительно! Божественно! Само совершенство!».
Марат растерянно хлопал глазами. Промямлил:
– Ну да, конечно. Я так и хотел сказать…
Зал разразился громкими аплодисментами, искренне радуясь окончанию занудного доклада.
– Ладно, у вас еще будет возможность исправиться и проявить воображение, МОИ лейтенант. Пошли – публика вожделеет нашего выхода. – И подтолкнула Марата на сцену, в свет софитов.
* * *
Первое отделение пролетело на одном дыхании. Тагиров так вдохновенно прочел «Балладу», что сорвал овации. После объявления антракта Ольга убежала в гримерную, шепнув: «Молодец» и чмокнув Марата в щеку.
Чувствуя легкое головокружение, лейтенант вышел покурить на улицу, в толпу обсуждавших концерт солдат и офицеров. Солнце уходило, окрасив заснеженную степь в нежно-розовое.
«А ведь это – наш первый поцелуй! – подумал Тагиров и усмехнулся: – Можно вообразить, что будет второй».
– Э, лейтенант, письмо тебе, – рядом стоял каптер из второй роты, узбек Фарухов, и протягивал серый солдатский конверт без марки. – Примачук давал.
– Не «тебе», а «вам», – привычно поправил Марат. Взял конверт, повертел: никаких надписей. – Точно мне?
– Вам тебе, да! Он сказал: «Лейтенант, который комсомол, давай». Когда дембель ходил, мне давал, я тебе вам давал. Свой щека три, красный там.
Тагиров понял, что на щеке остался след помады. Кивнул, сунул письмо во внутренний карман и побежал в зал, на ходу вытирая ладонью Ольгину метку, – готовиться ко второму отделению.
* * *
– Концерт окончен, дорогие товарищи! А сейчас просим всех пройти в вестибюль, где будут танцы. И, конечно, вас ждет гостеприимный буфет. Еще раз всех с праздником!
Зал загремел складными креслами, зашумел, двинулся к выходам. Ольга выключила микрофон и повернулась к Марату:
– Ну что же, поздравляю с дебютом! Все прошло отлично – я в вас не сомневалась, мой лейтенант! Пойдемте?
Тагиров кивнул, спустился со сцены, подал руку. Ольга, подобрав длинный подол, застучала каблучками по ступенькам.
– Что же, рыцарь, проводите даму в танцевальную залу! Надеюсь, вы не обещали первый тур вальса какой-нибудь легкомысленной девице и я могу на вас рассчитывать? – и засмеялась своим необыкновенным смехом.
– Ну что вы, Ольга Андреевна, никому я ничего не обещал, кроме вас!
– Хм. Странно. Мне казалось, что и мне вы ничего не обещали, ха-ха-ха! – Ольга явно развлекалась.
– А это у вас изумруды в сережках? – спросил Тагиров, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Да. Под цвет моих глаз. И ваших, кстати, тоже. Муж привез из Египта – в командировке там был.
У Марата резко испортилось настроение. Тем более что на выходе из зала их ждал полковник Сундуков. На удивление довольный.
– Ну че, комсомол, молодцом! Как ты прям! До печенок своим стихом. Продрало! Ну, и без запинок вел. Не опозорил честь рембазы. Еще бы хоть в половину так же хорошо службу исполнял – глядишь, драл бы я тебя чуток пореже, ха-ха-ха!
Ольга искоса глянула на пунцового лейтенанта и с укоризной покачала головой:
– Ну зачем так, Коля? Сегодня же праздник – мог бы и не вспоминать о вашей… м-м-м… специфике.
– Ладно, я на завтра процедуру отложу, так и быть, – Дундук подставил локоть. – Давай, жена, цепляйся. Пошли – там банкет для старшего командного состава. Коньяк армянский, икра черная.
Они уходили – огромный, тупой, красномордый пузырь и гибкая, как зеленая веточка, нимфа. Муж и жена.
Ольга обернулась, одними губами прошептала «Спасибо» и послала воздушный поцелуй.
Лейтенант улыбнулся в ответ и двинул на улицу – покурить.
* * *
Было совсем темно. Фонарь у входа очертил круг затоптанного, коричневого снега. От стены тихо окликнули:
– Марат! Покурим? А то я пустой.
Лейтенант пригляделся и узнал сутулую несуразную фигуру Серёжи Викулова. Тот вернулся после сопровождения «груза двести» совсем уже нелюдимым, ни с кем не общался и сутками пропадал в ремзоне, закопавшись в кишках электронных приборов с головой. Пришел конец горячим дискуссиям на военно-исторические темы – Сергей не предлагал, Тагиров не напрашивался.
Марат протянул пачку, чиркнул спичкой. Затянулись. Викулов явно не знал, как начать разговор, а Тагирову было и так хорошо – в тишине молчать и вспоминать легкий, как прикосновение цветка, поцелуй в щеку, слышное только ему «спасибо» одними губами…
Наконец Серёжа заговорил:
– Очень плохо почта работает. Только сегодня письмо пришло, а чего тут до Иркутска-то? Тьфу! А шло целых три недели! Я уж и не знал, чего подумать, – у нее же соревнования, мало ли что…
Викулов говорил горячо, торопясь выложить побольше, пока не перебили. И – что очень удивляло – счастливо улыбаясь при этом. Из бестолкового, будто сляпанного из разнокалиберных обломков рассказа Тагиров понял: еще год назад, будучи в командировке на ремонте в Иркутске, Серёга совершенно случайно познакомился с очень красивой и самой умной на свете девочкой Таней. Пруста читала, правда-правда! Да еще и спортсменка – играет в университетской волейбольной команде. И кто бы мог подумать, что эта выдающаяся девушка обратит внимание на такого… м-м-м… обычного человека, как Серёжа! (Хрен там! Ты, Серёга, совсем не обычный – такого не в каждой психбольнице найдешь!) Переписывались. И вот она (сама!) написала, что ждет новой встречи с нетерпением, пусть Серёжа приезжает в отпуск в Иркутск. А отпуск только в декабре. (На дворе июль палит – в отпуск едет замполит; на дворе декабрь холодный – в отпуск едет Ванька-взводный; самый грязный, позже всех, в отпуск едет зампотех.) А тут этот… случай неприятный. С Ханиным. И вот Викулов, ужасно мучаясь нравственной двусмысленностью, все же решился дать телеграмму Танечке. И на станции пересадки Иркутск в два часа ночи на платформе между шестым и седьмым путями состоялась долгожданная встреча двух влюбленных сердец. Пока бойцы перетаскивали гроб из одного поезда в другой, Серёжа держал ненаглядную за руки и тонул в бездонных глазах. Только пятнадцать минут длилась эта встреча, но перевернула всю жизнь. Или, вернее, сразу две жизни двух очень хороших людей…
Конец ознакомительного фрагмента.