CREDO, QUIA ABSURDUM EST
Посв. В Степанеку
Не знает, что в будущем броситСудьба ему, что его ждет,Какие возможности носитВ себе – человеческий род.
Мы слышали все предсказаньяПрошедших кровавых эпох:Мечты это или гаданья,Иль мелкие плутни жрецов.
Ни хитрым вещаньям, ни страстнымСбываться, увы, не дано:Устами безумных несчастнымПророчится счастье давно…
И пусть в роковые деяньяОни превращают мечты –Не сбудутся в жизни желанья,Нежданные будут плоды.
Да, опытом люди богаты,Но лишь по низам пробегутТревоги глухие раскатыИ мести зарницы блеснут,
Давно наболевшею злобойИз нор зарычит нищетаИ над городскою трущобойВзовьется, как знамя, мечта,
Граждане сольются в потоки,Зашепчется чернь по угламИ гордые черни пророкиПроклятья пошлют богачам –
Мы, те, что в сомненьях уснули,Набата услышавши вой,Возьмем себе ружья и пулиИ кинемся в черный прибой.
Мы будем, смеясь над веками,Над смехом веков, под огнемВ бою упиваться словамиИ истиной их назовем.
И будем мы гибнуть, и шпагиПред смертью друзьям отдавать,И хрипом последним к отвагеС камней мостовой призывать.
И в счастии новом и жуткомИсчезнем, как выстрелов дым,Но, как при лобзаньи, рассудкомБезумия не оскверним.
«Хлесткий ветер совсем раздразнил океан…»
Хлесткий ветер совсем раздразнил океан;Он зловеще темнел, он сердито рычал,К самой ночи взбесился, завыл ураган,Вал за валом по морю погнал.
Как фаланга в шеломах из пены, волнаШла на штурм, говоря, к берегам,И, ныряя из тучи, внезапно лунаРассыпалась по пенным верхам.
Все не спят в деревушке, в домах рыбаков,Не заставить заснуть детвору:Не приметят сегодня, поди, маяковРыбаки, что ушли поутру.
И рыбачка оставила ткацкий станок,На скале она ждет без конца…Ветер с худеньких плеч хочет сдернуть платок,Только слезы срывает с лица.
И бежит, колыхаяся, пенистый рядС торжествующим ревом к ногам;Вот удар исступленный, и брызги летят,Слезы моря навстречу слезам.
Но бесстрашно вперед шел на смену емуНовый злобный и бешеный вал,Нес зеленую, плотную к камням волнуИ с размаху ее расшибал.
И остатки волны, и крутясь, и шипя,Подымая у берега муть,Уходили, опять приходили, кипя,Бить угрюмо молчавшую грудь.
Эй, рыбачка, не плачь, вверь судьбу твою мне,Я на память платок твой возьму,Твой любезный ушел на дырявой ладье,Я на яхте поспею к нему.
Любо по ветру посвисты мне раскидать,На растравленных шкотах пойду,Будет мачта скрипеть, будет парус трещать,Буду дико кричать в темноту.
«Прекрасно вдруг, средь множества уродцев…»
Прекрасно вдруг, средь множества уродцев.Найти лицо, которое серьезно.Склоняюсь я пред блеском полководцевГромивших мир рассудочно и грозно,
И пред творцом великого закона –Гаммураби, Солоном и Периклом,И пред умом седого Соломона,Уставшим быть под вековечным циклом.
Прекрасен бой – фаланга македонян,Пэан, гоплит иль римлянин триарий,Прекрасен вождь, когда идет в огонь он –Наполеон, Атилла, Цезарь, Марий…
Прекрасен ум, не знающий боязни,Могучий мозг Ньютона, Гераклита,Но ярче мысль, когда она на казни,Герой страшней, когда уж всё разбито…
О, воля здесь терзает исполина,Рыдая, мстя, а мысль остра, как жало…Мечта, рисуй!.. Вот пытка Гватмодзина,Бессильный взгляд больного Ганнибала.
Рисуй! Париж и будто гул буруна,Гигант Дантон, грозящий небосводу,И палачу последний рев трибуна:«Но покажи мою главу народу!»
Рисуй!.. Костер… Старуха, зажигая,Кладет дрова, и голос добрый, умныйЕй говорит: «о, простота святая»…Нет, мысль его была уже безумной.
1871-ый ГОД
Глухая улица и зарево пожара.И где-то частая ружейная пальба…За баррикадою четыре коммунара.Уже бесцельная, последняя борьба.
Две бочки, омнибус, разрыта мостовая…А, слышно: далеко, но это к ним идут.Рабочий процедил, винтовку заряжая:«Конец. Но дети с них свое еще возьмут».
С улыбкой журналист сказал ему:«Sapristi! Отчетливо своих не помню я детей.Мы в политическом сейчас заплатим вистеСвоею шкурою и скукою своей.
Но, chute, зуавы там…» Впились в приклады пальцы.Угрюмо про себя всех буржуа браня,Апаш прицелился… «Э, жирные версальцы,Надпиленный свинец припрятан у меня…»
«Мы, четверо, умрем. Но будет жив наш пятый!» –Сказала девушка с задумчивым лицом.Перестреляли их, всех четверых, солдаты,А знамя, «пятого», порвали сапогом.
НИМФЫ
Как вакханки, безумны и дики,Изумрудные волны летят,И смеются их быстрые лики,И на солнце их взгляды блестят…
То не волны, то нимфы играют,То не пеной белеется вал,Это девичьи руки сверкаютДлинным всплеском у выступа скал.
И когда до скалы хороводыЭтих нимф долетают чредой,То кидаются грудью на сводыИ бросаются в море спиной.
И, лучистые брызги раскинув,Вдруг ныряют и в тьме глубиныВыгоняют глазастых дельфиновКувыркаться на скатах волны.
Меж камней, и шумя и толкаясь,Пробираются нимфы толпойИ летят на просторе, бросаясьВ зазевавшихся чаек волной…
Им отрадно в таинственных гротахПо подводным проходам бродить,Чтобы в гулко-звенящих пустотахСладкий страх темнотою будить.
Нимфы любят греметь и швырятьсяЛегкокрылой рыбачьей ладьейИ на дне к рыбаку приласкатьсяСеребристой своей чешуей…
Нимфы любят готовить из илаЛоже страсти для жителей гор,Но любовь их – коварство и сила,И желанья их – миг и простор.
К ВЕРШИНАМ
Посв. Е. К. Щ.
Мне хочется дойти. И путь мой – путь упорныхДо синих, девственных и мертвенных снегов,До пика гор, до острозубцев черных,Дойду один и без проводников.
Впивался в камни я по пропастям бездоннымИ спал на глетчерах, на ненадежном льду,В снегу следы челом окровавленнымЯ оставлял. Но всё же я иду.
И я дойду до них, вершин обледенелых.С когтями мой сапог и крепок мой ремень;Я не боюсь, я верю в силу смелыхИ с торжеством встречаю новый день.
Лишь в пурпурных снегах восход объемлет новыйВ объятия меня, блестит мой дикий взор,Я рог беру, и хохот мой громовыйЗвенит в горах, и вторят духи гор.
Но если снова вниз спущусь я в те долины,Где жалки все дела и царствует тоска –Я не скажу, что я достиг вершины,Я не возьму лаврового венка.
Влюбленный, и немой, и гордый, и усталый,Я не скажу и ей, но взгляд ей скажет мой –В моих глазах она увидит алыйБлеск горных льдов, окрашенных зарей.
А если в трещину на той вершине дальней,В глубокий глетчер я сквозь льдины упаду,То во дворец, искристый и хрустальный,Я во дворец загадок попаду.
Там льдинки тонкие, как балдахин, застыли,Там в лабиринте зал, прелестных, белых зал,Бежит сонм фей средь эльфов снежной пылиИ гномы им устраивают бал.
Полюбит приходить из сказочных излучинКо мне рой этих фей, но чаще всех одна…И я, в крови, безумен и измучен,Ей улыбнусь в объятьях льдов и сна.
МАРСЕЛЬЕЗА