— Да, мне хотелось бы самому так думать. Я все сделал, чтобы подвинуть процесс, а он, между тем, подает не больше надежд, чем здоровье чахоточного. Если я не покажу себя достойным сыном святого Марка в деле испанца, то только по неопытности в политических делах, но никоим образом не от недостатка усердия.
— Вам надо действовать осторожнее, чтобы заслужить расположение патрициев, дон Камилло, и новыми заслугами перед посланником доказать вашу преданность государству. Ваша любящая душа почувствует себя удовлетворенной, узнав, что служа своей стране, она служит и интересам человечества.
Дон Камилло не был убежден в верности последнего заявления, но учтиво поклонился сенатору.
— Приятно быть так убежденным, — ответил он. — Мой родственник из Кастилии способен покориться рассудку, откуда бы ни раздавался его голос. Хотя он отвечает на мои доводы намеками на упадок республики, но я вижу в нем достаточно уважения к государству, которое так долго устрашало Европу своим могуществом и энергией.
— Венеция — не то, что представлял из себя когда-то этот город островов, тем не менее, и теперь она далеко не лишена силы, — заметил внушительно сенатор.
— Это верно, синьор. Теперь могу я спросить ваше мнение относительно средств для утверждения прав, которых я так давно добиваюсь? Могу я рассчитывать на свидание с почтенными отцами города? Я думаю, что в таком случае мои права были бы вскоре восстановлены.
— Это невозможно! — ответил поспешно сенатор.
— Я заранее знал, что эта просьба будет отклонена, — ответил герцог. — Прощайте, благородный синьор.
Сенатор проводил своего гостя до передней. Вернувшись в кабинет, он закрыл дверь и начал в раздумье ходить по комнате. Вдруг дверь, скрытая под обоями, осторожно отворилась, и показалось лицо нового посетителя.
— Войди! — сказал сенатор, не выказывая удивления при этом появлении. — Время прошло; я тебя жду.
Развевающееся длинное платье, седая борода, резкие, правильные черты лица, быстрый и подозрительный взгляд с выражением проницательности и подобострастия, — все в этом человеке обличало торговца с Риальто.
— Войди, Осия, и облегчи себя от твоей словесной ноши. Есть что-нибудь новое насчет общественного благополучия?
— Все по-старому, и все спокойно, и я не рассчитывал на свидание с вами в этот вечер, ваше сиятельство. Но в то время, как я собирался ко сну, ко мне пришел посланный от Совета; он принес мне кольцо с приказанием разобрать герб и другие символы, которые находятся на камне, вставленном в кольце.
— Печать с тобой? — спросил сенатор, протягивая руку.
— Вот она. Это прекрасная, ценная бирюза, ваше сиятельство.
— Откуда взялось кольцо? И почему тебе его прислали?
— Его нашли, синьор, насколько я мог понять, в месте, похожем на то, откуда спасся Даниил…
— Ты хочешь сказать, из Львиной Пасти?
— Я думаю, что это самое хотел сказать агент Совета относительно этого кольца.
— Я вижу как-будто каску с забралом. Чей бы это мог быть герб? Не венецианцев ли?
— Камень, редкой красоты и должен принадлежать богатому человеку. Посмотрите на этот благородный блеск, синьор, какая ровность темно-голубого тона!
— Бирюза очень хороша. Но кому она принадлежит?
— Удивительно, когда подумаешь, сколько денег содержит в себе такая маленькая вещичка. Мне приходилось видеть, как платили огромные суммы за игрушки и менее изящные, чем эта.
— Ты, — кажется, никогда не забудешь свою лавочку и торговлю на Риальто? Я тебе приказываю назвать фамилию, которая носит этот герб.
— Благородный синьор, я повинуюсь. Герб этот принадлежит роду Монфорте, последнему сенатору из этой фамилии, умершему приблизительно пятнадцать лет тому назад.
— А это кольцо с печатью?
— Оно в числе других драгоценностей, должно быть, досталось его родственнику и преемнику (если Сенату будет угодно, чтобы был преемник этого старинного имени) — дону Камилло.
— Дай мне перстень, его надо рассмотреть как следует. Что ты мне еще скажешь?.. Да вот, я слышал, что наша благородная молодежь часто обращается к ростовщикам Риальто за деньгами, которые они им дают под проценты. Обрати внимание на то, о чем я тебе говорю, потому что может выйти очень серьезное дело, если недовольство Сената падет на кого-нибудь из вас! Тебе не приносили еще других драгоценностей неаполитанца, кроме этой?
— Очень много под залог, но ничего выдающегося.
— Посмотри вот, — продолжал синьор Градениго, вынимая из потайного ящика маленький листок бумаги, к которому был приклеен кусок воска. — Что ты можешь сказать о том, кто употребляет эту печать?
Ювелир взял бумагу и поднес ее к свету, чтобы разглядеть отпечаток на воске.
— Это выше моей мудрости! — сказал он. — Здесь ничего нет, кроме галантного девиза, который молодые люди часто употребляют, чтобы обольстить дам.
— Это — сердце, пронзенное стрелой; а вон надпись: «Думай о сердце, пронзенном любовью»…
— И больше ничего! Я не думаю, чтобы эти слова имели много значения, синьор.
— Может быть. Ты ни разу не продавал вещи с такой надписью?
— Да нам приходится их продавать каждый день. Я не знаю более распространенного девиза.
— Я бы не пожалел ста цехинов тому, кто откроет мне хозяина этой именно печати.
Осия хотел было уже вернуть печать, когда синьор Градениго объявил это. Услышав эти слова, торговец опять приблизил бумагу к лампе.
— Я продал сердолик посредственной ценности с этим девизом жене испанского посла, но, продавая, я не отметил камня. Потом один молодой человек из фамилии равеннского легата[25] купил у меня аметист с такой же надписью… А вот, кажется и значок, сделанный моей рукой на камне.
— Ты нашел примету? О каком значке ты говоришь?
— Ничего особенного, благородный синьор, кроме маленькой черточки в одной из букв.
— И ты продал эту печать…
Осия медлил ответом; он боялся лишиться обещанной награды, если выскажется слишком скоро.
— Ну, если это так необходимо знать вашей светлости, то я посмотрю в моих книгах. В таком важном деле Сенат не должен быть введен в заблуждение.
— Конечно, дело это важное, награда служит доказательством этому.
— Ваше сиятельство изволили говорить о ста цехинах… Но меня это мало интересует, когда дело касается блага государства…
— Я в самом деле обещаю сто цехинов.
— Изволите видеть, ваше сиятельство, я продал кольцо с печатью и с этим девизом женщине, служащей у первого дворянина из свиты папского нунция… Но это кольцо не может быть оттуда, потому что женщина по своему положению…