— Возможно.
Они побеседовали еще с полчаса. Сержант задавал вопросы, а Орлов отвечал, но так, что Крюгеру приходилось дополнять его ответы своими сведениями. В результате к концу допроса сержант не узнал почти ничего нового, а вот капитан выяснил почти все, что хотел.
Он узнал о том, что в лесу нашли выпотрошенные бумажники и саквояжи. Но среди них не оказалось курьерского почтового кофра. Поскольку Крюгер не обмолвился и о какой-либо найденной корреспонденции, Орлов пришел к выводу, что бандитам не удалось взломать стальной чемодан, но и бросить его они не пожелали.
Он также узнал, что расследованием убийства занимается полиция, а рейнджеров никто не просил вмешиваться. Но раз уж они подключились к делу, то не отступятся, пока не изловят банду Джерико. Они будут гоняться за ним по всему Техасу до самой мексиканской границы, а если понадобится, то и границу перейдут. Они обязательно его поймают. Или пристрелят. Возможно, Джерико не имеет никакого отношения к делу, но он уже столько натворил, что теперь любое ограбление и любое убийство будут вешать на него. «Преступление так и останется нераскрытым, но зато рейнджеры завоюют громкую славу, — желчно добавил Крюгер. — И не только славу. За голову Джерико объявлены премиальные — двенадцать тысяч долларов. При этом счастливчик, который убьет бандита, станет законным обладателем всего его имущества, лошадей, оружия, а также наличных денег».
А еще капитан Орлов узнал, что некий незнакомец, отказавшийся себя назвать, был и в самом деле схвачен ночью на развалинах особняка. Оказал сопротивление, сломал руку полисмену. И теперь препровожден в Кончитос, где помещен под строжайший надзор в крепостную тюрьму.
* * *
Старая крепость была построена еще при испанцах. Потом ею владели мексиканцы, сбросившие колониальное иго. Уже при них исчез крепостной ров, а из четырех башенных ворот открываться могли только южные. Когда же крепость вместе со всем Техасом вышла из-под власти мексиканцев, тогда перестали открываться и южные ворота, и новым хозяевам пришлось пробивать пролом в стене, чтобы устроить там вход в крепость.
Причиной всех этих перемен был наступающий на крепость песок. Песчаные дюны, незаметно для глаза, но безостановочно перетекая по пустыне, засыпали крепостной ров и подступили вплотную к стенам крепости. И если бы теперь кому-то вздумалось штурмовать эту твердыню, построенную по всем канонам испанской фортификации, то он легко обошелся бы без осадных башен и выдвижных лестниц. В некоторых местах до верхнего края стены легко можно было достать, приподнявшись на цыпочки — так высоко поднимались здесь наносы песка.
К счастью для малочисленного гарнизона, времена штурмов и осад остались в далеком прошлом, и сейчас крепость служила перевалочной базой для патрулей. Кроме того, в ней иногда содержали тех, кого подозревали в причастности к бандам. Чаще всего после опознания таких субъектов переправляли в суд по месту совершения преступлений. И крайне редко отпускали на свободу — если находились свидетели, удостоверяющие законопослушность задержанного.
Крепостная тюрьма имела всего лишь одно, но очень важное преимущество перед всеми остальными тюрьмами Техаса. Из нее никто никогда не убегал, потому что бежать было некуда. До ближайшего жилья отсюда было миль семьдесят в одну сторону, миль сто в другую, но пройти эти мили было не так-то просто. Одна-единственная дорога, которая начиналась у ворот тюрьмы и проходила сквозь городок, через пару миль превращалась в еле заметную тропу, круто подымающуюся в горы. С юга и с севера к тюрьме подступали белые пески пустыни. Если двинуться на запад по руслу пересыхающей речки, то через десяток миль можно попасть в объятия гостеприимных апачей. Любой, кто слышал об апачах хотя бы краем уха, предпочел бы сгнить в тюремной камере, но не знакомиться с ними.
Капитан Орлов приехал в Кончитос на почтовом дилижансе, который долго петлял по дороге через горы. Изучив обстановку, он решил, что вернется сюда со стороны пустыни.
Дядюшка Шварцвальд свел его с владельцем конюшни, и капитан смог подобрать себе подходящую лошадь. Он обрадовался, заметив среди гнедых и каурых темно-серую, в белых звездочках, кобылу. То была настоящая аппалуза. Лошади этой породы, выведенной индейцами, были невысокими, легкими, но необычайно работоспособными и умели пробираться между кактусами, не задевая их и не наступая на колючки, валяющиеся на земле. Все прочие животные относятся к кактусам с гораздо большим почтением и обходят стороной владения этих хозяев пустыни.
Впрочем, пространство между Сан-Антонио и Кончитосом было вовсе не таким уж пустынным, как принято было думать. Все дело в том, что мир становился все теснее и меньше. И то, что вчера казалось недостижимым, завтра будет в одном шаге от тебя. По крайней мере, в этом был уверен старина Шварцвальд, который отправил капитана в нужном направлении.
Выехав задолго до рассвета, к обеду капитан остановился у палаточного лагеря посреди пустыни. Грузовые фургоны, поставленные кольцом вокруг дюжины брезентовых палаток, свидетельствовали, что здесь еще опасались индейцев. Но землекопы, сидевшие под длинным навесом с дымящимися мисками в руках, были безоружны. Орлов заметил вдалеке не больше троих всадников с ружьями. Было очевидно, что здесь никто не мешает прокладывать очередную железнодорожную ветку. Возможно, индейцы просто не знали об этой стройке, как не знал о ней почти никто в Сан-Антонио. Пройдет каких-то два-три года — и на новой линии будут курсировать пассажирские поезда. Тогда, конечно, и тюремщики будут более бдительными. Но это благословенное время еще не наступило, и капитан поспешил воспользоваться предоставленными возможностями.
Он привязал аппалузу в тени длинного навеса, под которым стояли, обмахиваясь хвостами, четыре оседланные лошади.
— Ты из города, братец? — подошел к нему краснолицый крепкий старик в соломенной шляпе и дырявом комбинезоне на голое тело.
— Да, — кивнул Орлов. — Мне бы с Фогелем повидаться.
— С Фогелем, говоришь? А ты сам-то откуда?
— Из города, — терпеливо повторил капитан.
— Так тебе Фогель нужен…. А кто тебя к нему послал?
Уловив в его речи неистребимый акцент, капитан Орлов сдвинул шляпу на затылок и с дружелюбной улыбкой заговорил по-немецки:
— Один его дружок. Чемпион Гамбурга, Киля и Бремена.
Старик прищурился, и его тонкие бесцветные губы растянулись в улыбке, подставляя солнцу и ветрам целую дюжину желтых кривых зубов.
— Эге, да ты, значит, от Толстого Йогана прибыл? Ну тогда знай, что если хочешь увидеть Фогеля, то возьми вон там, за печкой, железную щетку да протри себе оба глаза. А если хочешь передать Фогелю привет, то положи свою бутылку прямо в мой карман, потому что меня уже шестьдесят лет зовут Карлом Фогелем, а других Фогелей до самого Далласа ты не найдешь.